Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Уже в мае Александр Исаевич работал над отдельными главами своего будущего "Августа четырнадцатого". В моем дневнике есть запись, что 21 мая, например, он написал о своем дяде Ромаше, брате матери.

Порой отвлекался на другие дела. Как-то расположившись на веранде, наговорил на магнитофон свою поэму "Прусские ночи", которую в то время очень тщательно скрывал почти ото всех.

Разумеется, мы по-прежнему регулярно слушаем Би-би-си. Между прочим, в передаче, посвященной книге Марченко "Мои показания", было сказано, что из этой книги, вышедшей "вслед за эпохальными произведениями Солженицына, разоблачающего произвол сталинских лагерей", следует, что и ныне в лагерях "все осталось так же, как при Сталине".

К концу мая потеплело. 1 июня - Троица. Муж особенно чтит ее после прошлогодней, такой для него знаменательной. Накосил травы, набросали ее в комнатах. А из лесу принесли березовые ветки украсила ими стены.

И в 69-м году Троица принесла с собой встревоженность. С чем это было связано - не помню, а в дневнике не уточняла из конспиративных соображений.

Я тоже включила в свою жизнь поездки в Москву. Останавливалась обычно у Вероники, где приходилось сталкиваться с самыми различными людьми. Хотя у меня есть ключи от ее квартиры, всегда сначала звоню. Однажды вечером, в ответ на мой звонок, послышался мужской голос: "Кто?" - "Свой", - ответила я. - "Назовите свое имя, отчество!" Назвала. Дверь открывается. Передо мной Владимир Гершуни, Володя Черный, как его здесь называли. Объясняет: он получил вызов в милицию, не идет - боится, что отправят в психбольницу. Дома жить нельзя. А значит, у Вероники: здесь всем есть всегда приют.

В другой раз, когда я была у Туркиных одна, неожиданно открылась дверь и вошел Илья Соломин, бывший однополчанин мужа, тогда сержант. Он ненадолго приехал в Москву из своей Одессы. Не успели обменяться новостями, как раздался колокольчатый звонок. Кто бы это еще? Оказался некий Толя из Владимира, а с ним еще и В. Б-ов, только что выпущенный из психбольницы. (О том, что он помещен в психбольницу - это новая манера: вместо ареста, - нам уже было известно раньше.) Теперь его признали здоровым! Пришлось оставить обоих ночевать. У Вероньки - самый настоящий ночлежный дом. Правда "избранное" общество. Едешь и не знаешь, с кем окажешься под одной крышей.

Что больше всего притягивает меня в Москву - так это возобновившееся (после трех лет перерыва) музицирование мое с Шурой Поповой. Как-то нас слушала Сусанна Лазаревна Теуш. Она была просто поражена Шуриным пением, растрогалась до слез.

Бываю у Теушей, у Аджемовых, у Дубовых-Сергеевых, да и у других друзей. Ундина Михайловна думает, как бы выполнить мое желание: разучить серьезную вещь для двух роялей. Кого сделать моим партнером? По возрасту я уже далеко ушла от ее нынешних учеников. Мой муж не понимает моего стремления. Ему кажется, что самое приятное - играть одной. А меня тянет к ансамблю. Потому и аккомпанировать Шуре для меня - такое удовольствие. Во всяком случае, пьеса выбрана: шопеновское рондо для двух роялей. Муж Ундины Михайловны - Лев Александ-рович - демонстрирует некоторые йоговские приемы, например паулинг, 20-минутный отдых. Ему мы обязаны тем, что моя тетя Нина сшила нам черные наглазники, которые понадобятся моему мужу даже в Лефортовской тюрьме!..

Кто-то обращает мое внимание на статью в "Советской России" от 29 мая 1969 года "Куда нацелены отравленные стрелы". X. Сабиров пишет: "Не секрет, что и в нашей стране появляются редкие экземпляры из числа творческой интеллигенции, сочинения которых по каналам идеологических контрабандистов попадают в империалистические страны".

Это, увы, о моем муже! Хотя пока еще и в неявной форме!

Посетила "Новый мир", где сначала принципиально договорилась, а потом и получила (с опозданием на семь лет!) отзывы Чуковского, Маршака и некоторых других на "Ивана Денисовича", написанные еще до публикации повести. Они должны войти в мои мемуары! Да и мужу будет любопытно их прочесть хотя бы теперь!

Кроме Москвы, изредка бываю в Рязани - нужно же навещать наших старушек! Когда приезжаю туда, то после наших маленьких дачных комнат чувствую себя будто в царских хоромах. И уж, конечно, разрешаю маме и тетям себя побаловать!

Вместе в Москву ездим редко. Зато ездим по Подмосковью. Однажды навестили Паниных. Дмитрий Михайлович совсем отказался от мясной пищи и вообще от многого. Делает себе какое-то месиво из сухого молока и еще чего-то, вместо хлеба - сухари. Делаем фотосъемки возле их хибарки, похожей на двухместный зэковский барак.

В середине июня совершили двухдневную поездку по Подмосковью, назвав ее поездкой по гениям. Прежде всего заехали на "Денисе" во Внуково, чтобы посмотреть внуковскую дачу, которую сосватала для нас Вероника. Александру Исаевичу, как и раньше мне, понравился большой балкон, открывающийся, с него вид, а просторная комната с камином показалась темноватой. Даже соблазн топить камин не спасает положения. Да и смущают общие с хозяевами удобства и кухня, хотя наверху есть и вторая, маленькая, без газа.

Из Внукова переезжаем в Переделкино. Корней Иванович принимает нас на балконе. Мы поспели как раз к обеду. У нас в Борзовке - своя зелень. Мы и здесь едим не только салат и редиску, но и огурцы с помидорами. Но... ничего своего! Совсем у нас разное с Чуковскими отношение к земле!

Разговор - больше всего вокруг "Нового мира". Там очень неблагополучно. Боятся, что Твардовский подаст заявление об уходе. Многих сейчас очень волнует вопрос: уйдет ли Твардов-ский? И если уйдет, то сам или уберут? Но посмеют ли? Корней Иванович считает Твардовского самым большим нашим поэтом, перенесшим традиции Пушкина и Некрасова на нашу современность!

Я показываю Корнею Ивановичу наши цветные диапозитивы, а потом фотографирую его вместе с Александром Исаевичем.

В Переделкине мы еще посещаем семью Ивановых. Перед верандой их дачи кусты мелких роз, а дальше - простор, весь заросший разноцветным люпинусом. Еще дальше - густой парк. Красиво! Мы пьем чай на веранде. Руководит беседой вдова писателя Всеволода Иванова, Тамара Владимировна. Много, до назойливости, говорит о муже ("при жизни мужа..." и проч.). Очень горда, что Александр Исаевич сидит в его кресле.

Дальше, по Подушкинскому шоссе, мы едем в Жуковку к Ростроповичу. Проезжая мимо дачи Шостаковича, увидели его с женой, прогуливавшихся по дороге. Остановились. Александр Исаевич и Дмитрий Дмитриевич перебросились незначительными фразами. У Дмитрия Дмитриевича болезнен-ный, несколько растерянный вид. Трясущиеся руки. Уверяет, что здоровье ничего, но вид его говорит другое.

Вот и дача Ростроповича. Входим в калитку. Прелестный лесной участок. Прямо перед нами - главная "вилла", несколько подпорченная большой трубой котельной. .Налево - отдельный флигель, в котором размещаются гараж на три машины и примыкающая к нему квартирка из двух комнат со всеми удобствами, которая еще доделывается.

Встретила нас очень симпатичная тетя Настя (вот уже 13 лет, как она служит у Ростроповича), потом тут же пришли девочки: Оля и Лена. Сам Ростропович отдыхает, Александр Исаевич попросил его не будить, мы пока погуляем по участку.

Обходим дом. За ним - великолепный лесопарк. Аллеи огорожены косо положенным кирпичом. Кое-где - скамейки. Посреди участка рабочий мастерит печь для шашлыка, другой рабочий носит в котельную ведра с цементом, третий - что-то делает во флигеле.

Знакомимся с огромной черной собакой, очень миролюбивой. Это ньюфаундленд, и зовут его Кузьма, Кузька. Привезен из Канады.

Мы уж собрались идти на станцию: точно измерить, сколько минут на это потребуется. Но только вышли за калитку, как услышали какую-то суматоху на крыльце дома. Следом раздался вопль: "Где он?" Вошли в калитку. Навстречу, размахивая руками и немного напоминая гориллу, несся Мстислав Леопольдович. Мужчины обнялись и расцеловались. Даже меня (мы всего раз мельком виделись у нас дома в Рязани) Ростропович заключил в объятия и расцеловал. И повел показывать нам дом, который мы восприняли как "дом чудес".

40
{"b":"68192","o":1}