…И сейчас он все еще учится. Только цена плохо усвоенного урока — смерть.
Хидэтада вновь выбросил руку вперед и вверх, на этот раз защищаясь от прямого удара в голову. Боккэн опять скользнул вдоль клинка и с такой силой врезался в цубу, что руки, сжимающие рукоять, онемели и Хидэтада едва не выпустил оружие.
«Это маневр. Это был маневр. Обман. Стратегия», — Хидэтада дернул головой, едва не пропустив удар в правое плечо. До чего же быстро двигается этот человек. И наносит удары так, чтобы меч противника лишь плашмя соприкасался с боккэном. И его цель — выбить оружие или повредить руки, голову, ноги… Хидэтада слегка улыбнулся, понимая, что тело можно не защищать: деревянный меч не сможет серьезно ему навредить.
И, сконцентрировавшись на защите головы, слишком поздно заметил прямой колющий удар в грудь. Отшатнулся назад и, потеряв равновесие, только и успел, что отбить удар вскользь.
Юкинага шагнул к сражающимся, занося меч. Но слегка нахмурился и опустил его. На лице ронина Тагари Цукэру усмешка превратилась в оскал, он рванулся вперед и… Хидэтада едва коснулся левой рукой земли, оттолкнулся от нее и, твердо встав на ноги, опять взялся за меч обеими руками. Скорость. Противник очень быстрый, слишком быстрый для обычного воина. Кто он такой? Впрочем, это сейчас значения не имело. Хидэтада стоял, уперев ноги в землю, словно врастая в нее корнями, и выставил клинок в базовую стойку, медленно поднимая вверх. И в последний момент, когда боккэн уже почти коснулся его колена, изменил угол удара и резко опустил руки вниз, рассекая деревянный меч на две части. И обратным ударом повел вверх.
Отрубленная кисть ронина шлепнулась на землю рядом с куском дерева. А он сам, наклонив голову, с досадным удивлением смотрел на глубокую рубленую рану на животе. И, постояв так несколько мгновений, медленно опустился на колени.
— А ты… неплох, маленький тануки… — он оперся целой рукой о землю и хрипло рассмеялся: — Не мой… сегодня ветер…
Хидэтада опустил меч, тяжело дыша. Юкинага подошел сзади и хлопнул его по плечу:
— Молодец. Я, конечно, хотел посмотреть на красивый бой, но ты правильно поступил, не став играть с таким сильным противником.
Начальник стражи словно очнулся от ступора. Он открыл рот, потом снова закрыл — подбородок его дрожал.
— Вы! — он ткнул рукой в охранников. — Этого! На крест! Пусть висит, пока не подохнет, проклятое отродье!
— Нет! — Хидэтада вскинул руку в запрещающем жесте. — Не трогать.
Он подошел к ронину, чей смех уже перешел в булькающий кашель, схватил за грязные спутанные волосы и задрал его голову вверх. И нанес один удар по горлу, затем сразу же второй, сзади, отсекая голову. Подождал, пока тело упадет, и аккуратно положил ее рядом. И повернулся к начальнику стражи:
— Пусть его погребут как подобает. Вот.
Он вытащил не глядя несколько монет и бросил их на землю. И, больше не оборачиваясь, зашагал к воротам тюрьмы.
Юкинага догнал его уже на дороге.
— Хоть меч вытри, — посоветовал он и хлопнул Хидэтаду по руке.
— Сейчас… — Хидэтада остановился и, подняв меч, стал рассматривать его, словно видел в первый раз.
— Вот, возьми, — Юкинага протянул ему тряпку, в которую были завернуты боккэны.
Хидэтада, не говоря ни слова, взял ее, тщательно протер клинок, повертев его во все стороны, чтобы не осталось ни следа крови, и также молча убрал меч в ножны.
— Да что с тобой? Тебе разве не понравилось?
— У него была палка. Просто палка… — Хидэтада старательно не смотрел на товарища.
— А я что тебе говорил? Но ты и правда молодец. Правильно решил все закончить одним мощным ударом. Никогда нельзя недооценивать врага. Чем быстрее ты убил — тем меньше шансов быть убитым самому.
— Я хочу побыть один. Подумать. Прошу извинить меня, Юкинага, — попросил Хидэтада, все-таки поворачиваясь к нему.
— Ну уж нет! — рассмеялся Юкинага. — Брось. Думаешь, я не понимаю? Меня в первый раз тоже трясло и вообще чуть не стошнило! Мы сейчас пойдем в одно очень хорошее место. Первое лекарство в таких случаях — сакэ. Второе — милая девушка, которая выполнит любые твои желания.
Юкинага крепко взял Хидэтаду за плечо и двинулся вперед по дороге, увлекая товарища за собой.
Хидэтада осторожно убрал руки девушки со своих плеч.
— Все, довольно, лучше станцуй мне еще… только налей сначала. — Он наклонился, беря в руки чашечку, и слегка покачнулся. Тонкие пальчики скользнули по его запястью, когда девушка брала чашечку. Он отдернул руку несколько поспешно и поймал ее недоуменный, слегка расстроенный взгляд. И виновато улыбнулся:
— Прости… Я не помню, как тебя зовут…
— Умэнохана, господин.
— Это… правда твое имя?
— Так меня зовут… — она опустила глаза.
Хидэтада коснулся ее длинного рукава:
— Не надо обижаться на меня. Ты красивая, ты очень красивая. И это имя подходит тебе. Не так часто можно увидеть цветок сливы в середине осени. Удачный сегодня день для меня.
— Благодарю, мой господин, — волосы девушки заструились по ее плечам, когда она коснулась лбом его коленей.
— Не надо… просто танцуй. Я хочу смотреть на нежные розовые лепестки и думать, что лето не кончилось, а только начинается.
Юкинага давно ушел, увлекая за собой совсем юную девочку. Она смеялась в такт его смеху и обнимала его волнами сиреневого шелка, и Хидэтада только с улыбкой посмотрел им вслед — даже если бы и хотел что-то сказать, то не смог бы: почти сорвал голос, когда они пели. Сейчас, за те часы плавной тишины, нарушаемой только легким шелестом подола кимоно Умэноханы по полу, он снова обрел и голос, и ясность сознания.
…А может, девушка просто устала для него танцевать?
— Если ты устала, то спой. Или просто посиди, а я посмотрю на тебя.
— Нет, что вы! Я вовсе не устала, мой господин!
Розово-лиловый вихрь взметнулся вверх. Хидэтада вытер рукавом зачем-то подступившие слезы и поднес чашечку к губам.
…Она была очень похожа на госпожу Ого… Может, именно поэтому Хидэтада не нашел в себе сил даже прикоснуться к ее гладкой коже?..
Город встретил его ранними сумерками. Двери домов уже были задвинуты, чтобы не выпускать тепло, и сквозь тонкую бумагу просвечивали оранжевые пятна очагов и светильников и призрачные тени, скользящие между ними. Спускаясь вниз, Хидэтада оказался со всех сторон окружен мерцающими теплыми квадратиками. Остановившись возле одного из домов, он заглянул за изгородь. Женщина несла ведро с водой, придерживая руками передник, в котором что-то лежало. Она остановилась возле входа, поставила ведро, поправила платок на голове и, приоткрыв дверь, ловко прошмыгнула внутрь. Служанка? Младшая дочь? Невестка? Хидэтада хмыкнул, прикрыв рукой рот. И подумал, что за каждым из этих оранжевых пятен скрывается чья-то жизнь. Он представил, как эта девушка, жена старшего сына, выкладывает из передника тщательно вымытые белые сосульки дайкона, а пожилая женщина с нахмуренными бровями перебирает их, соскабливая ногтем несуществующую грязь.
Интересно, угадал он или нет? Хидэтада, улыбаясь, пошел дальше и внезапно остановился. Огни вдруг закружились вокруг него: он словно погрузился с головой в землю и, проваливаясь все глубже, увидел над собой огни, сотни огней, складывающихся в причудливый узор.
«Улицы…», — догадался он. А вот это, самое яркое пятно в центре — Осакский замок. Совсем близко — протяни руку и коснешься сводчатой крыши или фонаря в саду. Он протянул руку, чтобы дотронуться до ярких квадратиков окон, и внезапно отдернул ее в ужасе — ему показалось, что он сейчас порвет тонкую бумагу и выпустит скрытое за ней пламя на свободу. И огонь охватит и крышу, и сад. И узор улиц в ответ тоже полыхнет волной пламени.
Он вскрикнул и очнулся, ощутив под лопатками холод осенней земли. Сел и огляделся по сторонам. Оранжевые квадратики все также уютно мерцали. И он подумал внезапно, что приложит все возможные силы, чтобы огонь нес в эти дома лишь покой и свет. И чтобы самой большой бедой в жизни девушки с ведром было то, что ее отчитает свекровь за плохо вымытый дайкон.
