— Прости, я разбудил тебя. Гонец доложил, что поднял тебя с постели. Но я решил, что ты должен узнать об этом первым, — сказал Хидэёси, усаживаясь рядом.

— О чем? — Иэясу старался, чтобы голос не звучал особенно взволновано, но совершенно спокойным выглядеть не собирался. И, увидев, что Хидэёси нарочно затягивает паузы, наконец не выдержал: — Хидэёси, прекрати! Что с моим сыном?

— Ты не представляешь, что он устроил! — Хидэёси состроил забавную гримасу.

Иэясу, не скрываясь, выдохнул с облегчением:

— Что?

— Вместо того чтобы спокойно лечь спать после вчерашнего приема, наш Хидэтада тайно выскользнул из замка и направился… угадай куда?

Иэясу схватился за голову обеими руками:

— Только не говори мне, что к любовнице. Впрочем, я надеюсь, что люди, которые следили за ним, не из болтливых, и нам удастся замять это дело?

— Нет, Иэясу, не к любовнице… все гораздо хуже…

— И… что, интересно, может быть хуже визита к любовнице накануне свадьбы? Только визит не к той любовнице, — Иэясу усмехнулся.

— То есть ты не знаешь… и даже не догадываешься?

— Хидэёси, откуда бы мне знать? Ты ведь не дал нам даже возможности увидеться. И не моя вина, что тебе о жизни моего сына известно куда лучше, чем мне.

— Тогда слушай! — Хидэёси приобнял Иэясу за плечи и почти зашептал ему в ухо. — Сегодня ночью Хидэтада тайно отправился не к любовнице, а к своему любовнику. И знаешь, кто это? Като Киёмаса! Да-да, их застали вместе в такой позе, что не может быть никаких сомнений, что наши мальчики состоят в любовной связи!

Иэясу отшатнулся и вытаращил глаза:

— Что?.. У моего сына любовная связь с кем?! Хидэёси, если это шутка, ты мог бы ее приберечь на вечер?!

— Увы, мой друг, эта «шутка» стоила Мицунари троих людей.

— Ах, вот оно что… А я-то смотрю, что Мицунари поблизости нет. Он сам-то как, не пострадал? — Иэясу заглянул Хидэёси в глаза, пытаясь вложить во взгляд как можно больше участия.

— Нет, он сейчас спит после тяжелой ночи, — Хидэёси хихикнул.

Иэясу наконец донес чашку до рта и сделал несколько глотков.

— Это объясняет, почему ты меня разбудил так рано.

— Эх… — Хидэёси закатил глаза, — бедняга Мицунари… он и в поместье своем почти не бывает… живет в замке и, не поверишь, сегодня я впервые видел его спящим.

— Да… — протянул Иэясу, — … везет тебе на верных и преданных людей. Однако ты меня ошарашил, но и успокоил. Такое дело свадьбе не помеха. Хотя из всех способов поставить себя глупое положение Хидэтада выбрал, пожалуй, наилучший.

— Ну, я же сказал, что хотел бы, чтобы ты узнал об этом первым.

Иэясу задумался, отставил чашку и внезапно упал в ноги Хидэёси, уткнувшись лицом ему в пятки.

— Я долго думал… умоляю тебя, не делай этого! — он схватил Хидэёси за руки и принялся трясти.

— Что?.. Иэясу, ты что? Что с тобой? — Хидэёси подхватил Иэясу подмышки и попытался усадить обратно, испугано заглядывая в глаза.

Иэясу упорно прятал взгляд и только продолжал хватать Хидэёси за руки и бормотать:

— Не надо, прошу, умоляю!..

— Да что? Что не делать?!

— Не отнимай у меня сына!

— Что? Иэясу! Да успокойся же ты!

— Нет! — Иэясу внезапно отодвинулся, едва подняв голову от земли. — Я… пока я ехал сюда… чего только я не подумал! Что мой мальчик убит, что он вляпался в какой-то дурацкий заговор, как твой недоумок Хидэцугу! Не шути так со мной больше!

— Иэясу, ну прости старого дурака… — Хидэёси всхлипнул, вытер нос рукавом и принялся впихивать в руки Иэясу чашку с чаем. — На вот, попей, хороший чай, тебе же понравился, понравился?

Иэясу послушно взял чашку и несколько раз шумно отхлебнул из нее, мотая головой.

— Вот, вот так лучше… — Хидэёси успокаивающе похлопал Иэясу по плечу. — Иэясу, друг мой, ты что, и вправду считаешь Хидэтаду глупцом?

— Нет… Но он ребенок! Он еще совсем ребенок! И творит совсем детские глупости! — голос Иэясу вдруг стал тихим и спокойным, он поднял глаза и пристально посмотрел на Хидэёси. — Ты… ты знаешь, что я ради него сделал. Ради того, чтобы он, именно он стал моим наследником. И… и как я любил Аю. И я уже отдал тебе одного сына!

— Да, но толку от него… Эх-х, как жаль, что Асахи не родила тебе детей.

— Да… — согласился Иэясу, — но я все равно забочусь о твоей сестре и люблю ее. Прошу, Хидэёси. Ты ведь сам отец, пойми меня. Отдал бы ты кому-нибудь своего малыша? Даже зная, что ему и тебе так будет лучше? Даже ради блага страны? Скажи, отдал бы? Только ответь честно.

Хидэёси задумался и начал мелко кивать головой.

— Даа… — наконец проговорил он, — я очень хорошо тебя понимаю. Ты любишь своего сына… ты заботишься о нем… но… — Хидэёси внезапно вцепился в плечи Иэясу и притянул его к себе. — А о моем? Кто позаботится о моем малыше?

Иэясу перехватил его запястья:

— Обещаю, я обещаю позаботиться о нем, как о родном. Если вдруг…

— Тс-с… — Хидэёси вырвал у него свою руку и приложил ладонь к губам. — Вот буду помирать — будешь давать обещания. Мы с тобой об этом всем позже поговорим. А насчет того, что твой парень отчудил — у меня есть отличная идея. Никак не годится, чтобы наши с тобой детки скрывались, словно делают что-то недостойное, а? А то еще подумают люди что-нибудь не то. Согласен?

Иэясу только негромко вздохнул. Вот теперь можно было окончательно расслабиться. Он поднес к губам чашку с остатками чая и наконец-то ощутил его вкус.

Мицунари распахнул калитку и быстрым шагом пошел вперед по тропе. Людей он оставил снаружи, приказав им ждать его возвращения и ни в коем случае не входить даже на территорию сада. Внутри все клокотало от ярости, и Мицунари едва сдерживался, чтобы не перейти на бег.

Двери в доме были распахнуты настежь. Мицунари поднялся на крыльцо, прошел комнаты насквозь и не обнаружил в доме ни души. И только выйдя на веранду с другой стороны, ощутил запах жарящейся рыбы. Остановился, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и вышел во внутренний двор. Осмотрелся по сторонам. Странно, но сад не выглядел неухоженным. Мицунари не сомневался, что Киёмаса за время своего пребывания превратит его в джунгли, но не обнаружил даже следов начинающегося запустения. Тропинка, ведущая к ступеням, была тщательно выметена, а на самих ступенях не было ни травинки. Учитывая, что хозяйничали здесь Киёмаса со своей свитой, — такой порядок выглядел более чем странно. Даже фонтан, сделанный в виде небольшого водопада, продолжал струиться чистой водой.

Мицунари спустился по ступеням к озеру и почти сразу же обнаружил источник запаха. Открывшаяся ему картина все-таки вызвала привычную усмешку. На берегу, прямо возле мостков, был выложен камнями грубый очаг, вокруг которого торчали палки с насаженными на них рыбинами. Сам Киёмаса сидел на мостках, голый по пояс, в подвязанных выше колена хакама. Босыми ногами он болтал в воде.

— Киёмаса, — окликнул его Мицунари, — а тебе известно, что ты — дайме, с доходом более чем двести пятьдесят тысяч коку[26] в год?

— Известно, — Киёмаса повернул голову, — а что, ты привел с собой кого-то, перед кем надо выделываться?

Мицунари подошел ближе, старательно обходя очаг с брызгающейся рыбой.

— А перед кем ты выделывался на свадьбе госпожи Тяти и его светлости? Когда ел руками из общего блюда, а потом напился и блевал с крыльца прямо на ступени?

Киёмаса широко улыбнулся, развернулся, скрестив на белых досках мокрые ноги, и оперся на одну руку:

— Ты об этом пришел со мной поговорить?

— Нет. Киёмаса, какого… — Мицунари даже не нашел подходящего слова и запнулся, — ты устроил это представление?

— А что? — Киёмаса ухмыльнулся еще шире. — По-моему, зрители остались довольны. Кстати, твои тут своего товарища забыли. Я приказал отнести его к воротам, вы нашли?

— Кто тебе дал право калечить моих людей?! — Мицунари начал терять терпение, его лицо покраснело, и он сжал кулаки.