- Вот ещё! - заворчала пришедшая в себя Маринка. - Первой буду я, как штатный медик.

- Нет, начнем с меня, - влез Амирчик. - Я - мужчина, значит, мне и рисковать.

- Ещё нам дискриминации по половому признаку тут не хватало, - зашипела Маринка.

- Так, люди, заканчивайте прения, - вмешался Севочка. - Я уже выпил. Можно меня наблюдать. Пока никаких симптомов нет. Как буду умирать - скажу.

- Колокольчиков! - заорала Маринка. - Ты, гад, чего натворил?! Тоже нашелся самый здоровый! Ну, что нам с тобой делать, если что?!

Севочка пожал плечами и невозмутимо пристроился на покрывале, извлекая зачем-то перочинный нож.

- Вместо того, чтобы орать и привлекать к нам нежелательное внимание, давайте лучше займемся переработкой наших скоропортящихся продуктов.

- Ты есть, что ли хочешь? - удивилась Томочка. - Так до утра и не мылься. Нам надо продукты растягивать, а не срочно изводить.

- Да, Тамара, и кто тебя в хозяйственники только записал? - задал риторический вопрос Севочка. - Если мы сейчас не переработаем овощи, то они бездарно потеряют влагу, а мы потеряем дополнительную воду.

- И что ты предлагаешь? - пожала плечами Томочка. - Пожарить их или отварить? Или законсервировать?

- Ты напрасно иронизируешь, - хмыкнул Севочка, подтягивая к себе поближе ведро с помидорами. - Надо их порезать на половинки и выложить в наш водосборник. За сутки они потеряют влагу и высохнут. Таким образом, сбор воды увеличится, а овощи можно дольше хранить в сушеном виде. Когда найдем воду, то используем их на суп или рагу. Так что, за работу, дорогие соратники по попаданству!

Девочки поворчали ещё немного, но присоединились к Севочке, Амирчик умчался на разведку и охрану. Благо почти совсем стемнело и повеяло долгожданной прохладой. Оказывается в пустыне темнеет также быстро, как и в тропиках.

Кроме зеленых помидор мы порезали и баклажаны с цветной капустой, а болгарский перец, огурцы и красные помидоры решили съесть на завтрак. Если мы двинемся завтра вечером в дорогу, то перед ней стоит подкрепиться основательней. И овощной салат окажется совсем не лишним. Если в него порезать луковицу и остатки сыра, заправить все подсолнечным маслом и разложить на хлеб, то получатся вполне приличные бутерброды. Только хлеба маловато осталось. Как ни тоненько его резали, но один батон и половинка черного не самый большой запас на полтора десятка человек.

Вот бы ещё и сливочное масло как-то сохранить, а то в здешней жаре оно окончательно расплавилось и пришлось упаковать его в дополнительные кульки. Танюша предложила использовать подсоленную воду, но на неё посмотрели, как на врага народа. Масло, конечно, жалко, но тратить на него драгоценную влагу нельзя.

Пока перенесли в водосборник порезанные овощи, пока разместили их ‘правильно’ и наиболее целесообразно, здорово запачкались. Нет, я и раньше уже начала испытывать дискомфорт от уже сутки немытого организма. Но воды-то все равно нет. И как тут быть?

Выход предложила Танюша. Не самый оптимальный, но хоть какой-то. Томочка выделила из стратегических запасов одну упаковку влажных салфеток. Мы разделили их по-честному, оставив долю и на мальчишек, запретили мужчинам заходить в палатку, разделись и с огромным наслаждением размазали по себе пот, пыль и грязь, успокоив нервы хоть такой относительной ‘помывкой’. Эх, ещё бы и белье поменять!.. Вообще бы жизнь наладилась.

Пока я решала проблему с тем, как бы так заменить белье, чтобы оно хоть как-то сошло за чистое, Элька вдруг разревелась.

- Ты чего? - кинулись к ней девчонки.

- А-а-а-а, - подвывала Грушина, - я ж себе такое белье в Мадриде купила! И не одела толком ни разу! Маме только вчера похвасталась. Она говорит: ‘Одень сегодня в парк’. А мне жалко стало. Думала на выпускной оставить… Никогда больше не буду для себя жалеть вещи.

- Глупая, - прижалась к ней Иришка, - мы же все себе там накупили всякого такого. Но это ж не повод так убиваться?.. Ой, Ансергевна, мы ж и вам комплект взяли. В подарок, - понурилась Ира. - Хотели на Новый Год подарить. Там такой пеньюар обалденный с короткой ночнушкой. Жутко сексуально выглядит. Персикового цвета с кружевами ручной работы и вышивкой гладью. Двести пятьдесят евро отвалили. Ой, только Грише не говорите, что я проболталась. А то он сначала денег давать не хотел, а когда сказали, что это для вас, то сразу согласился, но взял слово, что мы про цену говорить не будем, а то вы не возьмете. А я проговорилась…

- Чего уж там, - вздохнула Танюша. - Где тот подарок, а где мы? Если и вернемся, то это уже не будет иметь никакого значения. Правда, Ансергевна?

Я вздохнула. Вот что с ними делать? Кому скажи - покрутят пальцем у виска и объявят меня извращенкой. Где ж это видано, чтобы ученики своей классной руководительнице из-за границы пеньюар в подарок волокли. А мои тащат, и ещё выбирают подороже и посексуальнее. Как дальше жить?

- Правда, девочки, - кивнула я, притягивая к себе Эльку. Что-то меня напрягают такие резкие перепады в её настроении. То рыдает, то ругается… Раньше она не была такой дерганной. Неужели из-за этого переноса мы все скоро неврастениками станем? - Будет ещё и у нас праздник. И белье будет, и шопинги. Найдем воду, разберемся с текучкой и вплотную займемся проблемой возврата. Неужели мои гениальные ученики не найдут способ, чтобы эти чертовы врата заработали в обратную сторону? Из-за вас в московских вузах преподаватели чуть не передрались. А тут какой-то вшивый портал. Не плачь, Элька, мы прорвемся.

- Ой, Ансергевна, - подвинулась поближе Маринка, - а расскажите, как в Москве все прошло. А то по скайпу не очень понятно было. Все впопыхах, наскоком.

- Ага, расскажите, - подтянулись и остальные. Даже немного смущающаяся Шурочка тоже придвинулась мне под бок. И я развернула перед моими детьми широкую панораму столичного вояжа.

И в самом красочном месте, когда я перешла к описанию своего недавнего шопинга в московских бутиках, внутрь всунулась взъерошенная голова Севочки, и он жалобно спросил:

- Ансергевна, а чего вы про меня ничего не рассказали? Меня в ‘тимирязевку’ не берут?

Секундное замешательство в наших ‘оголенных’ рядах и окрестности потряс дружный девичий вопль, перемежаемый визгом:

- Колокольчиков! Зараза! Быстро убрался наружу! Нефиг подглядывать!

- Очень надо мне на вас смотреть, - обиделся Севочка, но голову предусмотрительно убрал. - Чего я там не видел? - пробурчал он уже снаружи.

Внутри палатки царила суета. Девчонки судорожно метушились, восстанавливая целостность туалетов. Как-то мы расслабились и забыли, что не одни.

- Т-а-а-а-а-к, - зловеще протянула Томочка, спешно натягивая свою футболку. - И где это ты нас видел? В душе подсматривал? Колись, гад!

Для пущего эффекта она даже наружу стала выбираться, но тут же была перехвачена полуголой Маринкой, которая никак не могла найти в темноте свои шорты.

- Куда ты? Тут же люди ещё не оделись!

- Да ладно тебе, - отмахнулась от неё Томочка. - В такой темноте ничего не видно. Особенно, если снаружи смотреть.

- И чего ж тогда вы так вопили? - скептически поинтересовалась я. Конечно, это только у меня хватило ума сначала одеться, а потом языком трепать.

- Для порядка, - хмыкнула Иришка, - чтоб не расслаблялись. Мало ли…

- Ух, девки! Ну и голосистые вы уродились, - возмутился Амирчик, прибежавший на шум. - Я уж думал, что на вас дикие звери напали, или местные аборигены знакомиться пришли.

- Не, - отозвался откуда-то издалека Севочка. - Это я им примерещился.

- Так, Дюбуа! - тут же завопила Маринка. - Ты не вздумай к нам лезть, а то я потом Гришке все расскажу. В подробностях.

- Да не собираюсь я к вам, успокойся. Вы бы лучше помнили, что не на родной планете находитесь, и режим ‘молчания’ никто не отменял. Так что Грише и я вас заложить могу. Быстро наружу! Будем из вас охрану формировать.

Снаружи оказалось восхитительно прохладно. Правда, через полчаса эта прохлада стала немного напрягать, а ещё через час мы стали откровенно мерзнуть и запросились внутрь палатки, греться.