Фадеев мрачно ссутулился, положил подбородок на кулак.

– Сколько у нас времени? – спросил, наконец.

– Если он всех своих спецов поставит на ноги, засадит за расшифровку, то дня четыре. Еще примерно неделя для доработки отсутствующих фрагментов и адаптацию с альтернативной прогой.

– Десять дней, так получается?

Паша кивнул, посмотрел пристально.

– Глеб, только пожалуйста, больше без сливов, держите базу. Я не успею разработать еще одну схему.

Фадеев мрачно кивнул.

Дверь за спиной тихо прошелестела.

– Ой, а я думала, вы уже все, – в проеме появилась Варвара, любопытно уставилась на мрачного Панченко. Тот с мрачным интересом оглядел ее, кивнул.

– Девушка с тобой, Глеб?

Девушка решительно вошла, пересекла переговорную. Протянула программисту узкую ладонь:

– Варвара Андрейчик, студентка.

Панченко хмыкнул, покосился на погрустневшего Фадеева, протянул руку, вставая:

– Павел. Очень заинтригован.

– И напрасно, ничего интригующего пообещать не могу. – Она взглянула на Глеба: – Мы домой едем или как? – Панченко многозначительно округлил глаза, заставил девушку покраснеть. – Не в том смысле. Не к нему… Мы в разных местах живем… Он просто домой обещал отвезти… – начала оправдываться она, продолжая густо заливаться краской.

Фадеев усмехнулся, встал:

– Это будущая падчерица Григ-Грига. Действительно, ничего интересного, – поймал еще более заинтересованный взгляд программиста. Успокаивающе похлопал его по плечу. – Остынь. Пойдемте, Варвара Степановна. Кое-что показать вам хочу.

Он направился к выходу, пропустил девушку вперед, обернулся к Павлу:

– Паш. Не будет у нас этих десяти дней. Максимум пять… И то…

С лица программиста будто стерли задумчиво-лукавое выражение, Панченко нахмурился:

– Ты думаешь?

Фадеев кивнул.

– Уверен. Я и на свои данные ориентируюсь. Пять дней – это предел. Заряжайся работать. Собирай парней, по всем отделам, пошурши по всем филиалам толковых ребят, дроби задание по крупицам, чтобы объем каждого задания – на один рабочий день: пришел, выполнил, сдал и поехал домой. На второй этаж, в лабораторию. На входе все гаджеты сдавать… Ну, это как обычно. Я охрану поставлю, мужики проконтролируют.

Он посмотрел на Варвару:

– Пойдем! – пересек приемную, дернул ту самую «потайную» дверь в кухоньку и стремительно, перешагивая через две-три ступени, взбежал вверх. Девушка едва успевала за ним, дышала тяжело, а который раз пообещав себе всерьез заняться спортом. Со следующего понедельника…

Глеб, будто услышав ее мысли, опять усмехнулся, придержал дверь.

– Проходите, Варвара, – кивнул на диванчик, на столике перед которым еще дымилась большая чашка с приготовленным Татьяной Федоровной чаем. Подсел напротив. – Я вас позвал не для того, конечно, чтобы вы просто помаячили перед сотрудниками Толмачева в шортах, мне хотелось бы довести наш разговор до логического завершения. Чтобы никаких разногласий и недопонимания больше не возникало.

Он дождался, пока Варвара сядет. Прошел к шкафу, открыл ключом нижнее отделение. Девушка, вытянув шею, успела увидеть одинаковые черные папки. Он безошибочно достал одну.

Раскрыв ее, прошел к столику Варвары, положил перед ней.

– Что это? – девушка с опаской взглянула на верхний лист, реестр.

Фадеев сделал приглашающий жест:

– Полистайте, – он достал с полки большую кружку, плеснул в нее жидкость из чайника. – Там все понятно без слов. Кое-что я прокомментирую по ходу.

Он сел напротив, уперся локтями в колени. Сделал несколько жадных глотков с сожалением посмотрев на пирожное: опять вспомнил, что с утра ничего не ел. Желудок предательски заурчал, принимая очередную порцию чая. Фадеев, вздохнув, проглотил десерт в надежде обмануть зверский аппетит.

Варвара покосилась на него, придвинула к себе папку. Перелистнула верхний файл. К горлу подступила тошнота. Две черно-белые фотографии. Изуродованное лицо, по которому не понятно, кому оно принадлежало: мужчине или женщине и сколько лет было несчастному. Светлые глаза смотрели удивленно перед собой. Будто не понимали за что. А, может, и в самом деле не понимали. От правой брови до подбородка – жуткий, рваный разрез, сквозь который видны белые лицевые кости и корни передних зубов.

Девушка шумно выдохнула и поднесла ладонь к губам, сдерживая рвотный спазм. Оттолкнула от себя папку.

– Вы больной, да? – бросила зло.

Глеб холодно взглянул на нее, подтолкнул папку снова к девушке.

– Нет-нет, Варвара, вы смотрите, – он говорил тихо, властно и зло. – Это Толя Тарасов, охранник Толмачева. Ему было двадцать восемь. Мы служили с ним. Прошли вместе через такое пекло, которое по ТВ не показывают, берегут нервы благородных дамочек. А сгорел на жадности Барановского. Его тело нашли на третьи сутки. Тело было еще теплым. Его пытали все эти трое суток, – он перелистнул следующую страницу, открыв девушке следующий жуткий кадр. Покореженный огнем автомобиль с почерневшим на переднем сиденье трупом. – А это тачка Толмачева, на которой он должен был ехать в аэропорт на бизнес-форум, где должен был подписать контракт с корейцами. В тот день я повез его на своей, а водитель отгонял машину в гараж.

Он перелистывал фотографии, копии отчетов, заключений экспертизы, постановлений следственного комитета. Варвара только успевала выхватывать даты, лица. подписи. В груди стало холодно. По липкой от пота спине стекал страх.

Так вот почему Светлана и Олег особо не спорили.

– Зачем вы мне все это показываете, – слова застревали в горле и выдавливались с трудом.

Глеб смотрел исподлобья, снова перешел на «ты»:

– Ты же слышала наш разговор с Пашей Панченко? – девушка неохотно кивнула. – Барановский организовал слив важной информации. Но ему ее не хватит, чтобы перекрыть кислород Толмачеву. Там только обрывки кода, причем, заблокированные спецключом. Времени до приема-передачи работ кот наплакал. И он знает, что, обнаружив слив, мы сейчас утроим усилия и сдадим работы раньше. Поэтому будет рвать и метать. С твоими выходками ты можешь пополнить мою коллекцию покалеченных трупов. Хочешь? Этот урод будет присылать твои фотки или тебя саму по частям, твоя мать – давать на Толмачева. Толмачев сделает всё… Тебя, правда, это вероятнее всего не спасет.

Варвара смотрела на его губы так, будто читала по ним. Глаза округлились и потемнели, пряча на глубине испуг. Он плескался болотной ряской, тяжело переливался черной смолой.

– Вы это все выдумываете, – прошептала, наконец. – Сейчас не девяностые. Мы – в столице. Кругом полиция, люди. Как такое может быть?

Фадеев пожал плечами:

– Поэтому я и показал тебе фото и материалы уголовных дел. Можешь, конечно, проверить на собственной шкуре. Можешь погуглить, – он помолчал, поставил кружку на стол, откинулся на спинку кресла, разглядывая девушку. Умный, пронзительный взгляд, решительно сжатые губы, упрямый подбородок. Редкое сочетание ума, характера и красоты. Под сердцем тревожно шевельнулось что-то давно забытое. Ржавый ключ, который напрочь отключает мозги. Глеб тряхнул головой, возвращая мысли к начатому разговору.

Она выпрямилась, будто на дыбе. Болотно-зеленые глаза потемнели, смотрели перед собой, но не видели ничего. Грудь поднималась тяжело, отрывисто. Глеб, помолчав, тихо уточнил:

– Ты меня слышишь?

Медленно, через силу, покачала головой. Фадеев удовлетворенно вздохнул.

– Тогда повторюсь, чтобы уж точно все отложилось как надо. Не высовываемся. От охраны не отбиваемся. Без особой необходимости с территории усадьбы не выезжаем, а если и выезжаем, то с Юрковым, на выделенном и проверенном автотранспорте. Сотовый берем с собой всегда: на нем, помимо контактных данных, установлены маячки, которые сообщат о твоем местонахождении, даже если батарея разряжена, выключена или демонтирована. Когда я звоню – отвечаем даже из ванны или постели с любовником… Ясно?