- А-а-а! Не домой, а дом! Ой! Тихо. Надо тихо, а то бабушка заругается. Будем разговаривать по-твоему.

      Костик спустился на два этажа ниже, и Каринка, сидя на полу среди разбросанных буквенных кубиков, озабоченно морщила лоб. Ее губы походили на расправленные крылышки божьей коровки, когда она собирается улететь. Только без точек. Каринка привычно дернула Костика за клетчатый фланелевый рукав и указала на кубики. Два последних были отброшены в сторону. Д-о-м. Пальчики с обкусанными ногтями старательно двигались. Белобрысые хвостики прыгали по плечам. Из воздуха складывались слова. Про азбуку, Антонину Григорьевну, раскладушку, кровать и шкафчик. Желтую капельку застывшего клея. И белую кошку с голубыми глазами.

***

      Много ли нужно тому, кто не умеет ни говорить, ни слышать? Руки, глаза и настоящие часы. Когда-то они остановились, и Костик, сковырнув ногтем блестящую крышку, заглянул в душу времени. О том, что у всего живого бывает д-у-ш-а, он узнал от Каринкиной бабушки, когда возвращались с кладбища. Куда потом делся папа, Костик так и не понял. Наверное, как и мама, улетел со своей душой на небо. Часы на небо не улетали, на кладбище их тоже носить не полагалось, а зарывать в землю было жалко. Поэтому Костик бережно доставил умершее время на вокзал, где над высоким окошком рядом с кассами было написано неподвижным: "р-е-м-о-н-т ч-а-с-о-в".

      И теперь ходил туда почти каждый день. Но ничего больше не носил. И в окошко не заглядывал. Костик открывал дверь собственным ключом, кивал дяде Лене, садился за ширму и начинал работать. Вернее, продолжал начатое. То, до чего у занятого человеческими душами бога никогда не доходили руки. Костик оживлял время.

      В воскресенье мастерская бывала закрыта, поэтому Костик ездил в гости к Зойке. Когда-то они учились в одном классе, а потом Зойка его нашла. Вот так, просто, выпросила у Антонины Григорьевны адрес и приехала. Хотела даже остаться насовсем, но Костик не позволил. С Зойкой приходилось слишком много разговаривать, и она всегда требовала, чтобы Костик, как учили, сопровождал все сказанное в-с-л-у-х. От этого болела голова и страшно чесалось горло. Так что лучше было встречаться с Зойкой по воскресеньям. К тому же, по воскресеньям приходила к бабушке Каринка.

      Вспоминая о Каринке, Костик испытывал желание переехать к Зойке и не возвращаться. Но, во-первых, тогда пришлось бы каждый день пилить на работу на электричке, а во-вторых, Зойка жила с родителями и младшей сестрой. Хотя у нее была своя комната и отдельный вход, Костика никогда не оставляло ощущение, что вокруг кто-то есть.

      Хорошо бы куда-нибудь уехать, далеко-далеко. Но, во-первых, кто же будет приходить по будням к Каринкиной бабушке, а во-вторых, таким, как Костик, лучше всего держаться д-о-м-а. И друзей. Таких же, разумеется. Костик раскладывал все по деталям, чтобы было понятнее. Если, к примеру, положить не туда крошечную шестеренку - кусочек души времени - оно никогда не оживет. Так и у людей. Все должно быть понятно. Иначе трудно и страшно. И кажется, что д-о-м исчезает, а голова сама по себе бесконечно запрокидывается назад, в мертвую голубовато-белую пустоту.

      Последние годы Костик сталкивался с Каринкой все реже и реже. Во дворе или на лестнице. Несколько раз видел ее в магазине, но успевал слинять до того, как она его замечала. Когда же деваться было некуда, Костик медленно и нехотя отвечал на многочисленные вопросы, завороженно следя за ее быстрыми аккуратными руками, за вспыхивающими искрами на перламутровых ногтях, за похожими на нежные ягоды малины губами. Давно не стало белобрысых крысиных хвостиков - мягко ложились на воротник медовые волны. У Костика перехватывало дыхание, и отчего-то хотелось плакать. Он мялся, путался пальцами в буквах и, наконец, замолкал, угрюмо глядя в землю. Иногда становилось страшно. Последний раз он просто закрыл глаза посреди разговора. И вдруг оказался окутанным душистым и теплым. Каринка чмокнула его в рот, глянула печальными глазами и убежала по ступенькам вверх. Костик замычал и больно ударился затылком о грязную лестничную стену.

***

      Каринкина бабушка почти не вставала. Большую часть времени она лежала, строго глядя перед собой. Костик наведывался к ней каждый вечер и даже притащил снизу и поставил в бабушкиной кухне свою давнюю раскладушку - на всякий случай. Каринка не появлялась давно, съездить за ней старуха не просила, поэтому Костик ходил в магазин, готовил еду, выливал в туалет утку и сидел рядом с кроватью.

      Через несколько дней она вдруг нашарила его руку и отчетливо сказала:

      - Замуж она выходит. Пашку Иванова помнишь, дальнобойщика? Вот, за него.

      Костик тупо уставился на сухие бабушкины губы. Пашку Иванова он, конечно, помнил. Раньше Пашка швырялся песком и камнями, а теперь выезжал из гаража на большой серебристой машине. И жил совсем рядом. Когда морщинки вокруг бабушкиных губ разгладились, а нос заострился и стал похож на тонкую восковую свечку, Костик осторожно положил на одеяло холодную руку с синеющими ногтями и отправился в соседний двор.

      Свадьба была, когда Костик уже жил у Зойки. Глядя на ее округлившийся живот, он выстраивал у себя в голове новый д-о-м, упорно раскладывая все по деталям. Когда родится ребенок, нужно жениться и освобождать комнату с отдельным входом. Оказалось, что она не Зойкина, а записана на ее младшую сестру. Оказалось, что у Зойки не было д-о-м-а. Оказалось, что он опять станет Каринкиным соседом. И снова будет видеть из окон построенные на костях белой кошки кооперативные гаражи.

***

      Нужно было готовиться к переезду, и в воскресенье Костик приехал в свою старую квартиру. Целый день выметал паутину, отмывал полы да раковины и только к вечеру спохватился о грязных стеклах. Стоя на подоконнике, Костик надраивал распахнутое окно куском смятой газеты, когда внимание его привлекло что-то большое и белое, вылетевшее из нижних этажей. Плюшевый мишка. Каринка подарила Костику медведя на двенадцатый день рождения, а в прошлом году он принес его обратно в бабушкину квартиру. Потом, видимо, что-то грохнуло. Потому что дрогнули стекла, и у Костика засвербило между носом и горлом, как всегда бывало, когда неподалеку раздавался слишком громкий звук. Которого он не слышал. Тут Костик понял, что за сегодняшний вечер чешется в горле у него далеко не в первый раз. Наверное, это далеко не первый слишком громкий звук. Так он решил, спрыгивая с подоконника. Во-первых. Во-вторых, если из окна вылетает Каринкин медведь, значит, кто-то его выбрасывает, и этот кто-то - Пашка Иванов.