Наконец появился Алассан, и тут наши хозяйственные заботы разом закончились. Он был очень чистоплотным, всегда опрятно одетым, улыбчивым веселым сорокапятилетним мужчиной, скрупулезной честности и родительской заботливости. Жил он с женой и пятью детьми в небольшом глинобитном домике на дальней окраине города. После успешного окончания испытательного срока первое, что он сделал – попросил аванс и купил велосипед. "Я хочу утром быстро добираться, чтобы у вас на столе за завтраком был всегда горячий кофе", – объяснил он серьёзно. Даже Виктор заулыбался.
Глава 8: Немного о месте действия
Наш городок, оказывается, затерялся в весьма важном стратегическом месте саванны – на стыке границ трёх государств и на пересечении трансафриканской железной дороги с большой рекой. Поэтому жизнь здесь кипела. Коренного населения насчитывалось около тридцати тысяч, европейцев и других белых обитателей к этому времени осталось не более двадцати пяти человек, так что все друг друга хорошо знали и образовали как бы землячество. Немудрено, что и африканское население было осведомлено о каждом нашем шаге.
В городе выделялись три стихийных центра деловой и общественной активности: два постоянных и один временный. Временный – это вокзал в момент стоянки "экспресса", раз в сутки в течение часа, поскольку станция считалась пограничной. Остальное время дня и ночи тут властвовало мёртвое царство. Первым постоянным центром следует назвать, конечно, городской рынок, который функционировал без выходных и праздников с шести утра почти до полуночи при свете керосиновых ламп после захода солнца. Там правило весёлое столпотворение, прерываемое всеобщим ленивым симпозиумом в тени во время послеобеденной сиесты. Продавцов было в несколько раз больше, чем покупателей, любимая поза торговца – лежание на боку, торговки – сидение на корточках. По неписанным законам за любую покупку нужно было торговаться. Обычно покупатель и продавец делали это весело и яростно, с выразительной жестикуляцией и демонстративным обращением к свидетелям, расходясь вроде бы окончательно по нескольку раз. У Виктора открылся замечательный талант – он своим флегматичным терпением мог что называется "дожать" самых несговорчивых. Особенно ловко ему удавался приём по сталкиванию конкурирующих торговцев. Вскоре на рынке его очень зауважали.
Вторым постоянно действующим общественным местом, особенно в дневное время, была река. Она была хороша: широкая, хотя и мелкая в районе города, с живописными берегами, торчащими повсюду из воды скалами, камнями и бурлящими протоками между ними, с необъятными песчаными отмелями и косами, с высовывающимися на поверхность верхушками кустов в местах тихих прибрежных заводей. Большие пассажирские и маленькие рыбачьи пироги сновали по ней непрерывно, лодочники на больших пирогах выделывали чудеса эквилибристики с шестами, втыкая их в дно и бегая по длинным бортовым доскам с проворством обезьян от носа к корме и обратно. Как-то один из парней все-таки зазевался, пирога ушла из-под него, и он повис на шесте, громко воя и постепенно сползая в воду. Его напарник и не думал тормозить лодку, а, сидя на корме, громово хохотал, показывая на несчастного пальцем, пока сам не опрокинулся от смеха в воду вместе с шестом, лежавшим у него поперек колен. Предоставленная самой себе, пирога медленно задрейфовала по течению. Пришлось пассажирам, в большинстве состоящим из дебелых матрон в навёрнутых вокруг телес разноцветных тканях, погружаться в воду и брести к берегу, благо до него было недалеко. Пока они добирались до суши, на этом месте уже собралась окружившая двух молодцов-мокрецов улюлюкающая, смеющаяся толпа человек в двести, предвкушающая скандал, который и не замедлил разразиться. Кричали одновременно все, хлопали себя ладонями по груди, коленям и бедрам, воздевали руки к небу, простирали их в стороны, апеллировали к наслаждающейся публике, но не серьёзно, а совершенно очевидно для собственного удовольствия и развлечения: в движениях действующих лиц не было заметно и признака злобы. Потом последовала торжественная церемония возвращения денег за несостоявшуюся переправу, потом все долго ловили пирогу, в общем, народное кино.
Только рыболовы в маленьких пирогах невозмутимо продолжали свое бесконечное кропотливое дело – бросали и вытаскивали сети. Тут не до шуток, за день так набросаешься, помереть можно. Сеть представляет собой круглый парашют, её надо раскрутить над головой и бросить так, чтобы она точно раскрылась на поверхности воды и пошла вглубь под действием симметрично привязанных к внешнему обводу грузов. Она не поддевает рыбу, а накрывает её, прижимая ко дну, при медленном вытаскивании сеть схлопывается. Всё это происходит на быстрине и сидящий на корме гребец с веслом должен удерживать пирогу на месте – адский труд, требующий виртуозной техники.
С утра и до захода солнца женщины и девушки со всего города стирали и сушили тут же на песке белье и одежды, вокруг купалась мелкота – их дети, братья и сестры. Почти все обнажены до пояса, а многие и совсем раздеты, лоснящаяся на солнце мокрая разных оттенков темная кожа, у молодых прекрасные стройные фигуры, на старых часто просто страшно смотреть, а старые – это уже после тридцати, к такому рубежу обычно местная женщина родила уже десять, двенадцать детей. На нас не обращалось вроде бы никакого внимания, когда мы без кино и фотоаппаратов, но потребовалась определённое время и дипломатия, чтобы они привыкли к съёмкам; дети же норовили влезть прямо в объектив.
Большим украшением реки и города был мост, связывающий северную окраину с основной, южной частью. Замечательный мост, примерно полукилометровая низкая дамба из камней, связанных цементом, покрытая сверху слоем бетона, с одним центральным тридцатиметровым пролетом, отстоящим не более метра от поверхности реки, сквозь который вода и прорывалась с бешеной скоростью. Мостом пользовались, естественно, во время восьмимесячной засухи, а в сезон дождей он исчезал под водой полностью со всеми отмелями и скалами, потому что река вздувалась метров на семь-восемь. Помнится, стояли как-то с Виктором, облокотясь на перила, когда вода ещё только начинала заливать насыпь, и поток так и норовил оторвать ноги. Мимо величественными океанскими лайнерами проплывали грузовики, торпедными катерами расфуфыривали водяные усы легковушки, акулами сновали мотоциклисты, как канатоходцы балансировали пешеходы. Африканки традиционно обнажаются сверху: голые колени показывать неприлично.
– Смотри, Витя, какие ножки идут и явно тебе подмигивают.
– Ножки, ляжки… Куда ты вечно башку вертишь, вон лучше направо погляди.
– Ну, это просто немыслимо!
А немыслимое представляло из себя велосипедиста, двумя руками вцепившегося в руль и везшего на голове три(!) двуспальных матраса.
Глава 9: Ришко и автомобиль
Начались занятия. Иностранный корпус преподавателей колледжа состоял из пяти человек: нас и трёх французов. Кроме Роже, в эту троицу входила Сюзанна – некрасивая двадцатичетырехлетняя девушка с длинным носом и огромными коричневыми ласковыми глазами на худощавом асимметричном лице, ставшая быстро всем нам добрым товарищем, и тихий пьяница Леру́ – пятидесятилетний мужчина, примечательный своим мясистым красным носом в склеротических прожилках и удивительной готовностью в любое время принять участие в загородных пикниках и вечерних посиделках, во время которых он резервировал себе приятную и спокойную обязанность – молча подливать в стаканы всем, начиная с себя.
Вечером первого дня нашей гостиничной жизни мы с Виктором сидели в креслах на террасе, любуясь предзакатными красками и одновременно глазея сквозь парапет вниз на снующий по улице люд. К воротам отеля подъехал автофургон, знаменитая французская консервная банка марки "Ситроен-две лошади", из которого ловко и быстро выбрался среднего роста европеец с коротко подстриженными волосами на крупной голове, гладковыбритым умного и делового вида лицом, крепкого сложения. Он был одет только в бежевые шорты и обут в шлёпанцы местного производства, тело его покрывал ровный коричневый загар. Сразу углядев наши головы наверху, он приветливо помахал нам рукой и четкой спортивной походкой проник в туннель. Мы едва успели выбраться из кресел, как его лёгкие шаги уже послышались на внутренней террасе.
