Ошеломлённо и медленно побрёл я к выходу на крыльцо, стараясь ступать на цыпочках, но всё равно слыша при каждом шаге "хрусть, хрусть…" толстого хитина. Вышел на крыльцо, вдохнул влажного пахучего воздуха и затих. Обыкновенная стоваттная лампочка над головой выхватывала из темноты стволы и силуэты огромных деревьев, между ними поднималась высоченная трава, а дальше явно начиналось болото и, по дуновению ветерка и запахам, угадывалась большая река. Шума было много: трещали цикады, над ухом зудели комары, цвиркали ещё какие-то многочисленные ночные жители, а потом серьёзно заворочалось что-то в болоте, завздыхало, зашлёпало и зачавкало. Минут через пять из-за реки возник рокот там-тамов, знакомый до этого только по кинофильмам и концертам. "Как будто нарочно для меня включились" – подумал я. Воздух был влажен, в меру душен, но значительно более прохладен, чем при заходе солнца. Я понял, нет, не понял, а ощутил всем своим существом, что я действительно в Африке! С этого момента я полюбил её навсегда.

Глава 4: На запад, на запад

От нескольких недель пребывания в столице остались нереальные ощущения. Память выхватывала только отдельные стоп-кадры.

Кадр первый. Мы всей компанией идём пешком рано утром в наше учреждение узнать новости. Такси к мотелю не ходит, и телефона нет, поэтому для нас бесполезно, что на центральной площади города торчит тумба с телефонным аппаратом и красной сигнальной лампочкой, рядом с которой выстраиваются в очередь свободные машины. Набрав номер этой телефонной точки, можно дать адрес вызова шоферу. Номер значится на рекламных плакатах, официальное название площади давно забылось и все именуют её просто "площадь такси".

Мы проходим сквозь рынок. На плохо сколоченных лотках навалены обсиженные мухами груды мяса, овощей, бананов, апельсинов и других экзотических фруктов, названия которых – "гуайява", "папайя", "корасоль" – нам ещё ни о чем не говорят, вкусовые привязанности появятся позже.

– Смотри, Витя, какой большой плод, почти с арбуз размером и весь в колючках вроде кактуса.

– Не на то глазеешь, вниз гляди! Тебя за штанину ухватил уже один ползун, видишь, как у него ноги вывернуты, а на руках пальцев-то совсем нет!

– Бр-р… ну и видик. И вонища жуткая, прямо помойка… идём скорее. Ой! Что это, смотри-ка, у тушки детские ручки! Неужели открыто на рынке продают?!

– С ума сошел! Этого не может быть!.. Да и мясо какое-то чёрное, совсем закопчённое. Наберись храбрости и спроси.

– Сам спроси. Володя! Как ты думаешь, это что?

– Чего запаниковали, ребята? Это же обезьяний ряд. Здесь такого добра полным-полно. Эй, приятель, что продаешь?

– Макака, хозяин. Купи быстро. Очень вкусно и дёшево-дёшево.

– Нет, спасибо, в другой раз. Пошли, мужики, скорее, а то не отвяжется, да мы уж и опаздываем.

Кадр второй. Я хочу купить шорты, лёгкую рубаху и босоножки. Сижу в лавке на кресле, куда меня буквально втащил зазывала, вырвав из рук конкурентов-соседей. Владелец стаскивает с меня насквозь пропотевшую сорочку и, вывалив на прилавок более десятка всевозможных рубашек с длинными и короткими рукавами, распаковывает целлофан и надевает на мой липкий торс хрустящие душистые одежды. Одновременно его помощник, стоя на коленях, снимает с меня ботинки и носки и надевает по очереди разные типы шлёпанцев, вьетнамок, мокасин и прочих обувных изделий. В результате выхожу из лавки обалдевшим, нагруженным кучей пакетов и пакетиков. Разбираться буду дома.

Кадр третий. Мы идём по длинному бульвару, справа от меня Виктор, слева Гена с Мишелем. Сзади, взявшись под руки, учительницы, командированные сюда министерством просвещения, весело негромко смеются и поют "неистов и упрям, гори, огонь, гори…". Уже почти полночь, мы идём из посольства пешком, потому что ночь прохладная (градусов двадцать пять) и звёздная, бульвар пустынен, тёмен и тих, завтра воскресенье, спешить нам некуда. Впрочем, мы уже начинаем постигать, что в Африке не торопятся. Настроение чудесное, потому что посол устроил в честь нашего приезда небольшой коктейль-прием, рассказал нам много интересного во время непринуждённой беседы и такое внимание нам очень приятно. Делясь первыми впечатлениями о городе, людях и своими успехами в практическом применении иностранного языка, незаметно доходим до центральной площади такси, откуда и разъезжаемся по резиденциям; мы с Виктором все ещё в мотеле, который, как оказалось, действительно расположен на самом берегу великой африканской реки. От неё пока никакого другого впечатления, кроме километровой ширины и мутной воды, днём она самая обыкновенная, а ночью опять загадочная, полная какой-то тайной деятельности…

Позавчера нас с Виктором вызвали в офис и объявили, что мы должны срочно ехать через всю страну на западную границу, поскольку тамошний колледж очень в нас нуждается.

И вот узкоколейный экспресс перемещает нас на шестьсот километров от столицы, перемещает в течение суток, останавливаясь только пять или шесть раз в маленьких городках. Десять минут стоянки поезда – это праздник для всей округи. Приходят семьями в выходных нарядах, шумят, жестикулируют, танцуют и поют, ищут знакомых или родственников среди пассажиров, если их нет, то приветствуют всех подряд, желая счастливой дороги, отовариваются в вагоне-ресторане пивом и хлебом и, конечно, торгуют сами. Чем только не торгуют: фруктами и овощами, мясом сырым и приготовленным, живой и битой птицей, орехами, мочалками и калебасами – сосудами из тыкв, тканями, рыбой, ремесленными поделками и еще всякими пока неясными для нас вещами. Каждое вагонное окно в форменной осаде, шум неи-моверный. В наше окно въезжает громадная ветка ядрёных жёлтых бананов, из-под неё сверкают веселые глаза с огромными ресницами, лоснящееся как наваксенное лицо, улыбка в сорок зубов, торчащих горизонтально.

– Купи банан, хозяин! Почти даром!

– Сколько?

– Пятьсот монет, себе в убыток.

– Ну да, что я цен не знаю? Я же не миллионер! Больше пятидесяти не дам.

– Ты нигде не найдёшь таких бананов, хозяин. Дай двести, и все дела!

– Так и быть, дам сто, и то только потому, что мой друг любит бананы.

– Сто пятьдесят последняя цена!

– Сто двадцать пять, и конец. Согласен?

– Согласен, ладно. Неси деньги!

Так и говорят "неси деньги", а иногда еще интереснее "веди деньги". Тяжёлая ветка сползает к моим ногам.

– Вот, Витя, видал, как надо торговаться!

– Видал, видал, интересно знать, как ты их все съешь, на ветке сто штук, через полдня ты на них смотреть не сможешь.

Смысл сказанного постепенно доходит до моей разгоряченной головы, смотрю недоуменно на эту громадину на полу. "Ладно, – решаю бодро, – съедим за дорогу сколько сможем, остальное оставим здесь, наверное, не пропадёт".

Глава 5: Приехали

Поезд со скрипом затормозил – привокзальная площадь была мала, пыльна, многолюдна, в сплошных рытвинах и без такси. Никакого другого транспорта не предвиделось, и мы задумчиво стояли около чемоданов. До коротких сумерек оставалось совсем немного времени.

– Могу ли я чем-нибудь помочь вам, джентльмены?

Мы обернулись. Африканец оказался среднего роста, толстым и очень добродушным на вид, одетым в отличный костюм, пеструю рубашку с ярким галстуком и обутым в модные закрытые туфли.

– Мы приехали работать в местный колледж, но, похоже, что нас никто не ждёт.

– Не волнуйтесь, это же Африка! Телеграмма придёт дня через два. А вам нужно к директору Саликене́ – он мой друг, живет прямо на территории колледжа. Я вас подвезу, прошу, вот моя повозка!

Повозка, безусловно, не соответствовала дорогам – роскошный "ситроен" последнего выпуска, в который мы и забрались с большим удовольствием.

– Меня зовут Тавара́, я управляющий здешним отделением госбанка, приехал из столицы этим же поездом.

Последовали взаимные представления, после чего автомобиль плавно тронулся с места и, переваливаясь по колдобинам, почти расталкивая бампером толпу пешеходов, велосипедистов и мопедистов, выехал на песчаную с глубокими колеями аллею, ограниченную справа насыпью железной дороги, слева – рядом редко стоящих огромных прямоствольных сейб с высокой зонтичной кроной и ребристыми подпорками-утолщениями внизу ствола.