– Интересно, спит ли Роже? Мы над ним такой тарарам подняли, мёртвый вскочит.

– Завтра узнаешь.

– Ну что, выключаем и залезаем опять?

– А что делать?

Мы залезли и погрузились в темноту. Через пару минут снова кто-то затоптался наверху, задышал, потом непонятно откуда раздалось шипение.

– Сволочь! – с чувством выразился Виктор. – В гробу я его видел, пусть ходит, дышит и шипит! Последний раз я в этом отеле!

В конце концов, мы заснули.

Глава 7: Осваиваемся

Всё-таки мы остались жить именно в отеле. Саликене предложил нам на выбор три дома в центре города, один из них двухэтажный, но выглядели они до того запущенными и грязными, что мы не почувствовали необходимого прилива энергии для новоселья. Кроме того, вокруг только камень, камень, камень…

Отель же при свете дня смотрелся совсем иначе: это был целый квартал зелени, ограниченный неправильным многоугольником сооружений; сначала само основное Г-образное здание гостиницы, монолитное на первом этаже, с разнообразными надстройками и обширными террасами на втором, затем глухая высоченная каменная стена, которая дважды поворачивала, следуя кривоколенному пыльному переулку, и замыкавший эту цепь ошеломляющих размеров совершенно пустой ангар, куда можно было бы загнать три или четыре ИЛ-18. Самба рассказал мне однажды по секрету, что до независимости месье Ламе принадлежала добрая половина города, и этот ангар был всегда полон машин, оборудования и товаров.

Внутренняя территория – даже совестно называть её двором – затенялась полностью стройными сейбами, раскидистыми манговыми деревьями и изящными пальмами. Переплеталось много кустарниковых растений и лиан, по которым постоянно порхало разнообразное разноцветье птиц, из которых я мог сразу узнать лишь зелёных попугаев и африканских ткачиков, первых – по характерному виду и крику, последних – за их сходство с нашими воробьями. Под манго стояло несколько столиков с удобными креслами вокруг них. Никакого шума, ни пыли с улиц не проникало сюда. Все наши внутренние террасы второго этажа были составной частью этого зелёного рая.

Назавтра после ужина Роже поднялся к нам на террасу, и мы втроем устроились в креслах, задрав ноги на парапет, с бутылками пива в руках.

– Какая у вас нагрузка? – спросил он.

– По восемнадцать часов в неделю, – ответил я.

– У меня двадцать… А расписание?

– Всё с утра и до полудня.

– Очень удобно, но, похоже, нет времени для покупок и готовки, пропадает послеобеденная сиеста и вечер.

Дело в том, что местное население спало или лежало в тени между половиной первого и половиной четвертого пополудни ежедневно и всегда. Жизнь в это время замирала полностью: очень жарко было. Перспектива возни на кухне в такой момент, а другого, свободного времени не предвиделось, вызывала чисто физическое отвращение.

– Ну, жильё нам колледж оплатит, – сказал Роже, – однако столоваться у Ламе и пользоваться услугами его команды для уборки и стирки вылетит в треть месячной зарплаты, а может и больше.

– Многовато, – заметил Виктор.

– Что же делать? – спросил я.

– Надо брать повара, – ответил Роже, – который бы и убирал тоже. Это обойдётся гораздо дешевле. Все наши так делают. Да и кухня у вас очень удобно расположена.

– Пожалуй, стоит попробовать, – согласились мы.

Кухня наша, действительно, была удобно расположена. Она представляла собой каменную будку, отдельно стоящую в углу на стыке двух террас, оборудованную мойкой, газовой плитой от баллона и кладовкой. А столовая была огромной изолированной комнатой с четырьмя дверями на обе стороны, выходящими на внутреннюю и наружную террасы, запахи из кухни туда не проникали.

К моему великому неудовольствию открытым голосованием два против одного завхозом и казначеем выбрали меня. И начались двухнедельные мучения: каким-то образом весь город быстро узнал, что нам нужен повар, и оказалось, что население состоит, главным образом, из поваров. Ну, тех, кто без письменных рекомендаций, я отправлял быстро, сложнее пришлось разбираться в бумагах, часто составленных наспех и неряшливо. "Раньше здесь было много белых, теперь они почти все уехали, некоторые быстро-быстро, – объяснял мне Самба, который работал у нашего "осколка колониализма" главным поваром. – Они не хотели давать характеристики своим слугам, вот ребята потом сами диктовали писарям". Этих писарей я уже видел, они весь день тесной гурьбой сидели за самодельными переносными столиками перед главными воротами почтового двора и, почти не слушая выразительно излагавших свои мысли сидевших перед ними на корточках очередных неграмотных клиентов, быстро и неразборчиво строчили шариковыми авторучками на грязных листах дешевой и тонкой бумаги… Так что смотрел я только машинописные рекомендации.

Первым на испытательный срок взяли Омара. Три дня у меня с ним всё шло весело и одинаково; утром первого дня я спросил:

– Омар, ты можешь приготовить на обед овощной суп?

– Конечно, хозяин, давайте денег, я куплю овощей.

В обед он подал на стол какую-то бурду неопределенно-подозрительного цвета. Попробовали. Роже смаковал, мы с Виктором положили ложки.

– Омар!

– Да, хозяин.

– Что это такое?

– Овощной суп, хозяин.

– Какой это овощной суп? Пюре безвкусное.

– Там всё есть: картошка, морковь, капуста, фасоль, лук, всё-всё.

– Да где это всё-всё? Ни вкуса, ни запаха.

– Тут внутри, хозяин, я всё-всё протер.

– А кто тебя просил протирать?

– Никто не просил, я сам. Так всегда делают овощной суп.

Роже улыбался, Виктор хмурился…

На следующий день во время завтрака я сказал:

– Омар, мы хотим сегодня овощной суп, но не такой, как вчера. Ты сделай бульон, потом почисти и нарежь дольками овощи и свари их в этом бульоне. Всё понял?

– Конечно, хозяин! Давайте денег, я куплю овощей.

В обед он торжественно внёс в столовую большую кастрюлю. Сняли крышку – опять пюре-бурда.

– Омар!!

– Я здесь, хозяин.

– Это что такое?

– Овощной суп… как вы заказывали…

– Да ты что, не помнишь? Расскажи, как ты его делал.

– Ну, приготовил бульон, не стал варить овощи целиком, а почистил их и нарезал, как вы говорили…

– А потом?

– А потом сварил их…

– И?

– И протёр…

Роже хохотал, у Виктора на скулах набухли желваки: он очень любил овощной суп и за месяц нашей африканской жизни ни разу его не попробовал, потому что в столице мы ели в ресторане, где вообще никогда никакого первого блюда не подавалось.

Утром третьего дня я растолковывал Омару на кухне:

– Сделай нам овощной суп так: приготовь бульон, почисти овощи, нарежь их дольками и сложи отдельно; вари картошку и морковь вместе полчаса, капусту и фасоль отдельно двадцать минут; потом отцеди воду, сложи все сваренные овощи в бульон, добавь луку и травок и доведи до кипения. Понял?

– Всё понял, хозяин. Давайте денег, я куплю овощей.

Наступило время обеда.

– Ну, Роже, сегодня ты, наконец, попробуешь овощной суп по-русски, называется селянский.

– Тре бьен, я люблю пробовать новое.

Открываю крышку – опять бурда! Мне захотелось плакать.

– Я же тебе объяснил!..

– Всё делал, как вы сказали, хозяин. Все овощи сварил отдельно, потом отцедил и сложил в бульон, добавил луку и травок…

– Ну?

– Ну и протёр с бульоном…

Роже от смеха упал со стула, у него по щекам текли слёзы. У меня почти тоже, но от злости.

– Мерд! – сказал Виктор с отвращением, вставая из-за стола.

Хорошее французское слово "мерд", очень емкое.

Утром четвёртого дня я произвел несложные арифметические подсчеты и обнаружил, что за это время Омар обсчитал нас на стоимости продуктов процентов на тридцать. Пришлось срочно с ним расстаться.

Вторым был Мустафа. Он не приворовывал, а может быть просто не успел, потому что был таким грязнулей, что мы вытерпели только сутки, не понравилось нам жаркое из мух и тараканов. Третьего и четвертого я совсем не запомнил, до того они оказались невыразительными. Дополнительной проблемой для нас было избавиться от хождения на рынок за мясом, овощами и фруктами, ибо бакалейные товары мы покупали оптом в лавке у наших друзей-ливанцев.