– Я хочу, чтобы вы стали настоящим мужчиной.

Что ж, мужчиной так мужчиной…

После, поправляя прическу, она заявила:

– Я никогда не изменяю мужу, имейте это в виду.

Юрий неуклюже молчал, хмель совершенно выветрился. Когда они вернулись в столовую, ни подруги, ни гусара уже не было.

– Ваши гости, наверное, обиделись, – сказал Юрий.

– Как бы не так! Они в будуаре беседуют, – подчеркнула последнее слово Бутылкина.

Было ясно, что у дам друг от друга секретов нет.

С этого вечера Юрий лишился свободы и воли. Он часто обедал у Бутылкиных, посещал с Ниной Петровной театры, концерты, балы. Друзья и знакомые банкирши называли его «мальчиком» и «пажом», что ужасно задевало самолюбие гимназиста. Женщины злословили, но многие молодые люди завидовали ему. Банкир был по-прежнему любезен с ним. Догадывался ли он о шашнях жены, поощрял ли молчанием ее прихоть, оставалось загадкой. В семейных домах, куда Юрия приглашали раньше как перспективного жениха, он больше не появлялся. Точно так же он прекратил общение с товарищами по университету. Да и учебу почти забросил.

Ольга Александровна была в отчаянии, она даже хотела ехать объясняться к Нине Петровне.

– Это не женщина, а какая-то тигрица, – возмущалась она.

Даже Марика насмехалась:

– Эта баба Юрку скоро сожрет, останутся только пуговицы от мундира.

– Я нашел тебе выгодную любовницу, – «воспитывал» сына Николай Николаевич, – а ты, дурак, по-настоящему влюбился. Рассиропился, как Тангейзер в гроте Венеры. Учти, Тангейзер-то сумел освободиться от чар. Не забывай, «тетя Нина» годится тебе в матери. Ну ладно, завел любовницу, а учебу зачем бросать? Хочешь окончить университет стариком? За вечного студента даже дура замуж не пойдет.

Все эти упреки и насмешки не действовали на Юрия. Он продолжал отношения с мадам Бутылкиной и считал себя при этом самым счастливым человеком.

Однажды, придя домой на рассвете, он нашел на своем столе письмо от Натали Донцовой. Юрий давно уже перестал ей писать. Да и о чем? Распечатав конверт, он пробежал глазами записку: «Дорогой Юра! Пишу вам в последний раз. Чувствую, что вы в моих письмах больше не нуждаетесь, как и в моей дружбе. С большой нежностью вспоминаю чудесное время, когда мы понимали друг друга. Желаю вам счастья! Натали».

Вспомнилась милая девушка, греза его юности, пробуждавшая возвышенные чувства. Он ей бесконечно благодарен, но ведь прошло столько времени. Он уже не знал, любовь это была или обычное преодоление детства. Натали права: им нечего сказать друг другу.

Нина Петровна Бутылкина праздновала именины.

Было много гостей, квартира утопала в цветах и шампанском. В зале танцевали под рояль, а в кабинете хозяина шла напряженная игра в «железку». Около пяти часов утра дом облетела весть: банкир Бутылкин выиграл у купца Ползунова четырехэтажный дом на Тверской. Среди гостей начался ажиотаж, все поспешили в кабинет, чтобы поздравить хозяина. Бутылкин с видом победителя снисходительно принимал поздравления.

Напротив, опустив всклокоченную голову, сидел проигравшийся в пух и прах Ползунов. Его бледное лицо казалось маской, даже потухшая папироса в углу рта не шевелилась. Бутылкин великодушно обратился к Ползунову:

– Желаете продолжать игру? Может, хотите отыграться?

– Я знаю, что не отыграюсь, – хрипло ответил Ползунов. – Да у меня и нет больше ничего, кроме жены и детей.

– На жен и детей не играю, – развел руками Бутылкин и закурил папиросу. – Итак, игра окончена?

– Окончена.

– Вы не отрицаете, что проиграли мне дом?

– Нет.

– Свидетели игры, – обратился Бутылкин к сидящим за столом игрокам, – запомните это заявление. – Моя жена, – обратился он к Ползунову, – уже сообщила по телефону вашей супруге, что вы заночуете у нас. Сейчас пять часов утра, вам нужно отдохнуть. Днем у нотариуса мы официально оформим дело. Согласны?

– Да.

Ползунов встал и, пошатываясь, как пьяный, вышел из комнаты.

Бутылкин начал подробно рассказывать гостям о ходе игры. Ему внимали с подобострастным восхищением. Неожиданно раздался выстрел. На какой-то момент все приросли к своим местам, затем бросились по коридору к уборной. Дверь была заперта изнутри. Лакей взломал ее. На бело-голубом кафеле лежал мертвый Ползунов с простреленной головой. Рядом в луже крови валялся его револьвер.

Пользуясь общим замешательством, Юрий бросился в переднюю, быстро оделся и выскочил на улицу. Он почти бежал, захлебываясь утренним воздухом и слезами. «Покончено с пажами, кутежами, купцами, их женами! Какая же я скотина! Боже, какая скотина! Господи, прости меня…»

На Театральной площади, отдышавшись, он свистнул извозчика.

Марика повзрослела как-то враз. Никто не заметил, когда и каким образом милая озорница превратилась в гордую красавицу. Наивную непосредственность сменила надменная самоуверенность, словно она уже имела какие-то тайные знания и жизненный опыт. На самом деле не было ни того, ни другого. Унаследовав от матери красоту, а от отца ироническое отношение к жизни, она выросла умной, волевой и весьма язвительной девицей. Чувствительность Марика презирала, сама никогда не плакала на людях и высмеивала это в других. Она не разрешала себе женских слабостей, а когда сердилась, то повышала голос и отпускала колкости. Впрочем, она была еще в том возрасте, когда девичий гнев умиляет и кажется забавным. Науками она не интересовалась, но по инерции училась хорошо, уделяя наибольшее внимание иностранным языкам, дабы считать себя культурным человеком. Русскую литературу Марика в грош не ставила, считая ее «занудным поиском души в кишках». Тургеневских женщин считала «психичками», один Базаров, по ее мнению, чего-то стоил. Читала она в основном французские романы и вообще преклонялась перед Западом. «Вот где умеют жить!» – вздыхала юная галломанка.

Себя Марика относила к так называемой «золотой молодежи» и дружила только с девушками из состоятельных семей. Она любила танцевать на балах и флиртовать. Ей нравились кавалеры с хорошими манерами, умеющие делать остроумные комплименты. Их внутренний мир Марику не интересовал – ей достаточно было своего.

В один из зимних вечеров в гостиной Назаровых праздновали шестнадцатилетие Марики. Собралась молодежь. Гости попросили ее спеть, и она села к роялю.

Глядя на сестру, Юрий вспомнил, как всего пять лет назад, в Благодатном, Марика с двумя подружками упросили его покатать их на лодке. В легких летних платьицах и соломенных шляпках они старались держать себя как настоящие барышни. Когда ему надоело ублажать обнаглевших пигалиц, он стал раскачивать лодку на середине реки, чтобы они испугались и запросились на берег. Девчонки и впрямь захныкали, а обидевшаяся на брата Марика прыгнула в воду. Юрий сиганул следом, так как не был уверен, что она хорошо плавает. Такая вот она, «Марика с комарика», как он дразнил ее в детстве.

Под собственный аккомпанемент низким, как у матери, голосом она исполнила модный романс Вертинского:

Когда прозвучал последний аккорд, раздались аплодисменты.

– Сколько таинственной муки и шарма в этом романсе! – воскликнула одна из девушек. – Спой еще, Марика!

Марика снова запела: