Здесь надо сделать морду топором и сказать по возможности самым равнодушным голосом:

-- Какая, на хер, жена? В данный момент времени я совершенно свободен.

Врать можно о чем угодно и в каких угодно количествах. Чем вранье масштабней, тем сильней эффект. Перед профессиональным вруном еще не устояла ни одна женщина. Фокус заключается в том, чтобы маленькие подробности большого вранья выглядели правдоподобными.

Но тш-ш. Это конфиденциальная информация, Скуратов. Я надеюсь, ты меня понимаешь?

Конечно, неприятно, когда два таких респектабельных джентльмена, как мы с Максимовским, остаются без ночлега. Всякое случалось в жизни, но до такого еще не доходило, чтобы не было крыши над головой. И даже в подъезде не переночуешь, теперь все двери, будь они неладны, запираются на магнитные замки. Попытка втроем устроиться на ночь в автомобиле ни к чему хорошему не привела. Несмотря на ее внушительные размеры снаружи, внутри машина совсем не годилась для спальни. Всем было тесно, все затекли, и через полчаса начался бунт.

-- Кому как, а мне неудобно, -- сказал я.

-- А я хочу в туалет, -- поддержала меня Катя.

-- Если бы у меня в машине стоял еще и туалет, ей бы цены не было. Или я должен принести тебе горшок?

-- Спасибо, не надо.

-- Тогда в чем дело? Выходи на улицу, снимай штаны и садись рядом с колесом.

-- Мне нельзя на улице, там холодно.

-- Тогда давай прямо здесь.

Я понял, что Максимовский колеблется. Надо было его только немного подтолкнуть.

-- Сколько проку от того, что мы здесь сидим? Давайте поднимемся наверх, -- предложил я. -- Вы с Мариной помиритесь, да ты и сам, я вижу, не против, а мы с Катей хоть выспимся по-человечески.

Вперед запустили Катю. Не вызывая подозрений, она просочилась в подъезд следом за загулявшей парочкой и скоро, усыпив бдительность консьержки коробкой прошлогодних конфет, мы уже звонили в дверь Марины.

-- Я так и знала, Максимовский, -- через бронированную дверь голос Марины звучал приглушенно и довольно противно, -- что вы от меня не отстанете.

-- Соскучилась?

-- Еще как.

-- Тогда пусти в дом.

-- Разбежалась. Вы же обещали больше не пить.

-- Если я чего обещал, то обязательно исполню. Открывай. В конце концов, я здесь прописан.

-- Друга своего опять с собой притащил?

Она меня точно хочет.

-- Которого?

-- Ну, Игоря, Боже ты мой.

-- А куда ему деваться? Мы ведь с ним как два утюга пара, куда он, туда и я. Открывай уже, не паскудничай.

Марина приоткрыла дверь, и Максимовский сразу же сунул в нее голову.

-- Ку-ку. А вот и мы.

Марина отступила и накинула на себя какую-то соблазнительную тряпочку.

-- Я жду от вас подвига, Максимовский. Зовите меня замуж. Пора уж.

-- Прямо сейчас?

-- Прямо сейчас.

-- При посторонних?

-- Это кто тут посторонний? Это он-то посторонний? -- опять речь зашла обо мне и, кажется, Марина на что-то намекает. -- Он мне совсем не посторонний. Мы только не спим еще вместе и в туалет не ходим.

-- Можно мне в туалет? --Катя вышла на свет.

-- А это что за кукольный театр?

-- Это его дочь, -- просветлел Максимовский. -- Превосходный экземпляр, правда?

Марина долго не могла вымолвить ни слова.

-- Дочь? Сколько тебе лет?

-- Четырнадцать. -- Рядом с многоопытной, видавшей виды Мариной Катя немного растерялась.

Марина что-то посчитала в уме.

-- Не знала, что у тебя есть дочь.

Дверь в их спальню плотно не закрыта. Сквозь щель я слышу возню и переговоры.

-- Мне завтра надо составить список подарков и покупок на Новый год, -шепчет Марина.

-- Большой, как мой Везувий? -- шепчет в ответ Максимовский.

-- В два раза меньше. После "Праги" мы ездили к Геращенко на дачу, надо было забрать мамину шубу и фотографии. Помнишь, мы снимались в хранилище Центробанка?

-- Не-а.

-- У дяди Вити без очков такая смешная рожа!

-- У дяди Вити? У какого дяди Вити?

-- У Геращенко! -- злится Марина. -- Хватит. Давай спать, я устала с дороги.

-- Длинной, как мой Везувий?

-- Разумеется.

-- А я твой маленький пупсик?

И так далее, и тому подобное. До чего же противно подслушивать под дверью, когда два небезразличных тебе человека собираются трахаться. В такой ситуации гораздо интересней подглядывать, но и это кем-то учтено -- дверь открыта в другую сторону, так что ни черта не видно.

-- Куда ты суешь? -- шепчет Марина. -- Не туда.

Какой чудовищный разврат. Я вскочил, накинул халат и отправился искать Катю по комнатам.

Вот так всегда: любовь настигнет вас с неизбежностью смерти, и будьте уверены, она сделает это в самую неподходящую минуту. Она схватит вас за горло своими цепкими пальцами, словно беспомощную куклу, встряхнет как следует и притащит через невидимые коридоры прямо под одеяло пятнадцатилетней девочки...

Катю я, конечно, разыскал, и мы немножко похулиганили*. Прибегала Марина, хваталась за сердце, пила шампанское из горла, а на следующее утро проснулись мы все вчетвером в одной кровати. Причем мой неугомонный мустанг даже не шелохнулся, а поутру это верный признак того, что я сыт по горло, и ближайшие семь тире девять часов меня не соблазнит даже Афродита в костюме Евы.

* Похулиганить -- прыгать до потолка, рычать и биться в конвульсиях.

Что ни говори, а жизнь полна сюрпризов.

А дальше все пошло наперекосяк.

-- Ты прогуляйся, пока я нагрею машину, -- сказал Максимовский. -Только далеко не уходи.

-- Постараюсь, -- ответил я и искривился. По башке словно треснули колотушкой.

-- Можно мне с вами? -- Несмотря на все бдения и перипетии, Катя выглядела как огурец.

-- Нет, -- отрезал я и снова получил колотушкой по лбу.

С каждым днем для меня становится все очевидней, что жизнь моя -пустая трата времени. Я ем, сплю, работаю, не разгибая спины, и трахаюсь, от случая к случаю. А на выходе ноль. Мне нечего предъявить человечеству, кроме своих бесконечных претензий. И на кой хер, спрашивается, мне все это надо? Ведь я был мертв. Особенно последние десять лет жизни я был самым настоящим трупом. Укором самому себе и своим детским амбициям. Я никого не осчастливил, и очень сомнительно, что когда-нибудь смогу осчастливить. Даже эту глупую девочку, уже возомнившую себя, вероятно, моей невестой. Господи, надо же было ухайдакать полжизни, чтобы понять такую простую вещь.

Бог, наверное, очень меня любит, раз позволил дожить до сего дня. Все. Сейчас опохмеляюсь и больше ни-ни. Завтра собираю вещички и в монастырь. Куда-нибудь южней, подальше от этой холодной зимы. Да хотя бы и в землю обетованную.

Не успел я сделать и тридцати шагов, когда за моей спиной раздался адский грохот. Земля вырвалась из-под копыт, и я врезался мордой в асфальт. Я лежал, а сверху на голову сыпался мусор из штукатурки, осколков битого стекла и металла.

-- Нет, ебаный в рот, такая жизнь мне совсем не нравится! -- Я встал на колени. -- Ни хера себе фейерверк!

Всю свою сознательную жизнь я занят изнурительными поисками Бога. Но этот сукин сын от меня куда-то спрятался. Я искал его везде. В себе самом и за своими пределами. В любой доступной мне реальности. Я перелопатил горы литературы, я перепробовал практически все наркотики. Я пять раз был в Иерусалиме. Однажды меня чуть не изнасиловал шаман в Певеке. Я тратил на эти цели суммы, сопоставимые с бюджетами небольших городов. Но он как сквозь землю провалился. Возможно, он уже стар, боится конкуренции и поэтому прячется от меня? Быть может, я плохо искал? А может быть, его нет вовсе? А, может, я его уже нашел?

А, может, я и есть сам Господь Бог?!

Бог? Дьявол. Инь? Янь. Черное? Белое. Добро? Зло. Тепло? Холодно. Жарко тебе? Попей ледяного "Боржоми" с пузырьками. На улице зима? Рюмку водки с мороза. А не забудь закусить бутербродиком с икрой. А на пушистом полу у камина? А чашку горячего шоколада с лимончиком и дорогим коньяком? А грибной дождь? Ты нагибаешь голову, ныряешь в сарай, а там, среди чистоты и солнечных зайчиков, промокшая до нитки Софи Марсо? А если вода плещется внизу и щекочет пятки? А ты лежишь на теплых досках лодочного причала, прикрывая лицо ладонью, и жмуришься на облака...