Да, я изменила вам с погонщиком верблюдов. И не раз. Ну и что? Это была моя ошибка, я целиком ее признаю. Если бы вы только знали, что мне довелось пережить, когда я проснулась одна на этих голимых Сейшельских островах без копейки денег. Где была моя гордость? Куда вы стоптались? Куда я смотрела?

Последние три года я жила не в России. От второго мужа у меня остался домик в Праге и небольшой счет. Сейчас я состою в тайном браке с Романом Абрамовичем *. На булавки хватает.

* Я знаю одного Романа Абрамовича. Он торгует народной нефтью и по совместительству -- губернатор Чукотского автономного округа. Не знаю только, Абрамович -- это фамилия или отчество? Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду. Я же не утверждаю, что у премьер-министра сынок голубой. Потому что я этого не знаю.

Прощайте и будьте здоровы, мой милый пьяница.

P.S. Надеюсь, ты помучаешься, скотина"

Ошибаешься, красавица!*

Картина пятнадцатая

Московское время приблизительно 20 часов 00 минут (127 ч. 0 м. 0 с.). Дом на пересечении Сретенского бульвара и Милютинского переулка. Квартира Фридмана. Через входную дверь, снятую с петель, туда-сюда шныряют люди с озабоченными лицами.

-- Так, у меня еще трое, -- крикнул какой-то крендель в сером костюмчике, столкнувшись с нами в коридоре. -- Пивоваров, примите и занесите в протокол осмотра! Где Пивоваров?! Все сам, все сам. Дайте мне три пары наручников и свежий платок!

Максимовский его молча выслушал и громко возмутился:

-- Наручники для нас?! Ущипните меня. Мужик, ты кто, вообще, такой?

-- Так, мордой на пол, руки на затылок! -- скомандовал человек в сером костюме. -- В случае чего, стреляю без предупреждения! И откройте окна пошире! У них тут веселящий газ, что ли!

-- Товарищ капитан, мы нашли целое ведро конопли! -- крикнул кто-то невидимый со стороны столовой. -- Что с ним делать?

-- Раздайте детям! -- приказал товарищ капитан и застегнул наручники у меня на руках. -- Что за глупые вопросы! Занесите в протокол! Чему вас только учат в ваших академиях? Где Пивоваров?! Где криминалисты?! Куда все подевались?..

Картина шестнадцатая

Московское время приблизительно 22 часа 00 минут (четыреста часов китайского народного времени). Тюрьма. У таких мест, как это, обычно более благозвучные названия, что-то типа: "изолятор временного содержания", но суть от этого не меняется. Тюрьма, она и есть тюрьма.

Меня развезло в тепле. Мне стало жарко, мне сделалось душно. Хочется выйти в окно и упасть в сугроб. Но на окнах ржавая решетка. Где-то за окном на улице хлопают петарды, публика веселится.

Мне надоело играть в молчанку, я прокашлялся и потребовал:

-- Откройте форточку, у вас душно, дышать нечем.

-- Душно? Так скоро в камеру пойдем, там прохладно.

Майор, похожий на автослесаря, вынул из стола мятый листок бумаги, разгладил его своими могучими лапами и подвинул ко мне.

-- Хочешь Новый год дома встретить, пиши признание.

-- В чем признаваться?

-- Во всем. Пиши, что явился на квартиру, потому что забыл там орудие преступления.

-- Да вы бредите! -- я поднялся.

-- Сидеть! Далеко собрался?

Нет, нет, все это не со мной. Он видит, что я пьяный и давит. Пьянству -- бой. Сегодня последний день, завтра перехожу на марихуану. Что же случилось? Почему я здесь? Кстати, Максимовский и Катя тоже должны быть где-то рядом. Нас всех везли на одной машине. За что? У Фридмана нашли ведро травы. При чем здесь мы? Ни при чем. Я нахамил Маше Арбатовой в "Праге"! Не поднимать же столько шума из-за ерунды. Очевидно, все дело в Марине. Точно! Вот что значит логическое мышление! Марина пожаловалась папе, тот набрал какой-то хитрый номер и натравил на нас всю московскую милицию. Дело осложнялось тем, что у нас не было документов.

-- Объяснитесь, -- сказал я, -- меня здесь в чем-то подозревают? Я за всю свою жизнь мухи пальцем не обидел и признавать ничего не буду.

-- Не в ваших интересах. В соседнем кабинете ваши подельники, Серафимович и Максимовский, дают признательные показания. Они уже встали на путь исправления и скоро пойдут домой. А вы -- нет. Потому что с вами, я чувствую, придется изрядно повозиться.

-- Я, конечно, сильно извиняюсь, но кто такой Серафимович?

-- Девица. Пьяная в сраку девица. Утверждает, что ваша незаконнорожденная дочь.

-- Надо же!

Стакан сухого вина в Катю почти насильно влил Максимовский, чтобы ликвидировать последствия стресса. Но нельзя же так нажираться с одного стакана.

-- Надо же! -- повторил я удивленно. -- Интересно.

-- Интересно? Интересно другое. Она также утверждает, что вы апостол.

-- Не может быть! А знаете, майор, у вас тут очень интересно.

-- Мы старались как могли. Я вас потом Шкавароткину покажу, он у нас большой кудесник по части организации досуга постояльцев. С ним в два раза интересней.

-- Буду вам крайне признателен, майор.

-- Будете. Будете.

На потолке прямо над моей головой, посреди огромного пятна плесени, словно гигантский паук в центре паутины, расположилась пятиконечная тусклая люстра, четыре светильника из пяти которой вышли из строя, вероятно, в результате чрезмерно интенсивной эксплуатации по ночам. Выкрашенные бурой краской стены поглощают свет, источаемый единственным уцелевшим плафоном. На стене отделанный мухами профиль Дзержинского. По соседству с ним -- почти новый Путин. В углу из-за тумбочки выглядывает плакатик: "Банду Ельцина под суд!". Чем они, в самом деле, красят стены? Может, кровью? Мрачное место. Мрачное и опасное.

-- А в чем они признаются?

-- Во всем. -- Майор щелкнул выключателем настольной лампы, долго целился пучком света в мое лицо, потом откинулся назад, скрестил руки на груди и сощурился, прямо как Путин. -- Хотелось бы и вас тоже послушать.

-- Боюсь вас разочаровать, но ничего интересного сообщить не могу. Могу правду изложить. Так сказать, описать бытие.

-- Правильно, опиши бытие и скорей во всем сознавайся. Мне домой пора.

Задолбал меня этот следопыт своим идиотизмом. Может, я что-то упускаю, не могу вспомнить? Нельзя так много пить.

-- Майор, задолбали вы меня своим идиотизмом. Даже если я чего-то и натворил, так это еще надо доказывать. Вы учтите.

-- Учту. Но и вы учтите, молодой человек, у нас есть апробированные, хорошо себя зарекомендовавшие методы.

-- Например?

-- Например, неопровержимые доказательства, скажем, надежные свидетели. Или по старинке, по-дедовски, так сказать.

-- Это как?

-- Палкой по балде, а потом трое суток не давать спать и жрать. Учтите это и сделайте правильные выводы. Чаю хотите?

-- Лучше водки.

Минуту майор размышлял.

-- Почему бы и нет? -- Он подошел к сейфу и извлек оттуда полбутылки водки. -- Признание будем делать?

-- Будем. Смотря что вы имеете в виду. Распятие?

-- Какое распятие? -- застрял майор на полдороги.

-- Тогда что, кокаин?

-- Какой кокаин? -- Лицо его вытянулось.

-- Тогда мы зря теряем время. Я вас совсем не понимаю. Чего вы хотите? Вы хотите, чтобы я признался в измене родине?

-- Не валяйте дурака. Речь идет о скоропостижной кончине Фридмана Ивана Аркадиевича. Сейчас он в морге, делается вскрытие, устанавливается причина смерти. Когда патологоанатомы закончат, все вы будете строго, но справедливо наказаны.

Да, все-таки укатали Сивку крутые горки. Был человек, и нет его. Представляю, какие жирные черти будут плясать на его могиле. Надеюсь, что он не мучался.

-- Я вам, майор, и так без всякого вскрытия скажу, что он умер от передоза.

-- Так, подробно, садись, пиши.

-- А мы давно перешли на "ты"?

-- Я с опасностью всегда на "ты".

Мне даже нравится этот мужлан. При всей его прямолинейной уверенности в том, что все вокруг мерзавцы и негодяи, он не лишен обаяния. Хотя авторитарен.

-- Успокойтесь майор, я не опасен.