Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В доказательство своей безусловной правоты вторым выстрелом Максимовский, почти не целясь отстрелил худосочному половину уха.

-- Скажите, -- пролепетал худосочный, обращаясь непосредственно ко мне, -- правду ли говорит ваш друг...

Максимовский:

-- Когда утверждает...

Худосочный:

-- Когда утверждает...

Максимовский:

-- что имеет первый разряд по стрельбе из огнестрельного оружия?

Худосочный:

-- что имеет первый разряд по стрельбе из огнестрельного оружия?

Я (в сторону):

-- Ни хуя себе поворот!

-- Да, провалиться мне на этом месте! -- ответил я. -- А еще его взгляд оказывает на женщин омолаживающее воздействие, и на этом можно неплохо зарабатывать...

-- Не сейчас, -- остановил меня Максимовский. -- Хочешь, я тебе расскажу про свою первую жену?

-- Умираю от любопытства, -- процедил худосочный, разглядывая окровавленную руку.

-- Вот как было дело. Я познакомился с ней прямо на дороге. И даже не выходя из автомобиля. Мы поравнялись на светофоре, и она так стремительно вручила мне свой телефон, что я сразу приуныл. Что при подобных обстоятельствах первым делом приходит на ум такому знатному и храброму кабальеро, как я?.. Не слышу!

-- Что?

-- Что девушка одинока и несчастна. Второе, что она нимфоманка. Третье -- идиотка. Потом выясняется, что ей срочно нужны деньги. Предпочтительно, чтобы сразу пять мешков. Осенний гардероб уже составлен, а дополнить его следует часиками "Картье" с желтыми бриллиантами. Последний крик моды. Поэтому не упускаются никакие шансы. Это были ее слова. Я ей не поверил. Понимаешь, братан, мне безумно хотелось, чтобы эта эмансипистка втрескалась в меня по самые бакенбарды. В такого, какой я есть. Чтобы, обливаясь слезами, она ползала у моих ног и умоляла о любви. А я бы стоял, такой нарядный, и гневно говорил: "Ну, уж нет, барышня. Пардон. Максимум, что я могу для вас сделать, -- это позволить вам меня, как это по-русски лучше сказать, отбарабанить. А потом я, разумеется, уйду, вытерев о вас свои красивые ноги". Нет, мне совсем не нужно было видеть ее унижение. Я достаточно видел и так. Я видел, что она одинока и несчастлива, хотя никому в этом не собиралась признаваться. Вполне респектабельная маска. Такая успешная суфражетка. Знает, чего хочет. Знает, как это получить. Знает, как манипулировать мужчинами. Естественно, сильными и успешными мужчинами. Неудачников и художников не любит, поскольку и у тех, и у других скромно с денежным довольствием. Ими даже манипулировать не интересно. А, главное, незачем. Все самые отвратительные качества, которые я наблюдал в женщинах, в ней присутствовали и были выставлены на витрине. Чем эта алчная, напичканная литературным хламом сука меня отравила? Давно не испытывал ничего подобного. Бывает у тебя такое?

-- Не припоминаю.

-- Такая, знаешь, эмоциональная сумятица и произвол собственного мозга. Моя голова не служила мне больше. Я влюбился. Тоска навалилась на меня! Чудовищная тоска размером с Индийский океан. И тогда я сказал себе...

-- Можно мы пойдем? -- В голосе худосочного слышалось отчетливое уважение к стихийной риторике Максимовского и его ораторскому мастерству.

-- Что? Ну да. Конечно. Уебывайте отсюда! Чтобы я ваши морды больше никогда не видел! Я вас провожу.

-- У меня тоже две новости, -- сообщил я, когда Максимовский вернулся в спальню. -- Одна хорошая, а другая плохая.

-- Я знал, что ты это скажешь.

-- Начну с плохой: наши документы остались на руках у этого одноухого питекантропа.

-- А теперь я хочу услышать хорошую.

-- А хорошая новость заключается в том, что теперь мы вооружены до зубов и можем ограбить банк! Мать твою, где ты раздобыл такой вонючий пистолет?!

-- Не кричи. Это звучит неубедительно, но я нашел его в собственной машине.

-- Как он там оказался?!

-- Откуда я знаю?

-- Наверное, он всегда там лежал, просто раньше ты его не замечал!

-- Что ты орешь?!

-- Удержаться не могу!

-- Почему сегодня все на меня орут?!

-- Все, брат, -- сказал я примирительно, -- больше никто ни на кого не орет. Давай спокойно, без рывков все выясним. Кто тебе дал пистолет? Николай Филимонович?

-- Не помню.

-- Ну, конечно, Николай Филимонович, кто же еще?

-- Сказано тебе, в машине нашел. Николай Филимонович мог выронить. Доволен? Благодаря тебе истина торжествует. Чего ты плачешь?

-- Я не плачу, -- ответила Катя, хлюпая носом.

-- Нет, ты плачешь! Рассказывай, что тут было?

Катя рассказала, что все сидели тихо, вслушивались в сердцебиение Ивана Аркадиевича... Когда Иван Аркадиевич издал неприличный звук, Катя в сопровождении амбала сходила на кухню за провизией. И... кратковременная схватка с бригадой врачей. Где бригада? На кухне, привязанная к батарее.

-- Ты мне должен сто рублей, -- Максимовский протянул руку. -- Давай сюда.

-- С какой стати?

-- Мы утром поспорили, забыл?

Провал в памяти.

-- У меня задница онемела! -- закричал врач "скорой помощи", как только рот его расстался с кляпом. -- Вы за это ответите!..

-- Напугал ежа голой жопой. -- Максимовский спокойно разрезал ножом веревку, стянувшую вместе всю бригаду.

-- Что вы себе позволяете?! Кто вы такие?!

-- Добрые феи. И не надо нас благодарить.

-- А я и не собирался!

-- Вот и хорошо. Это истерика, доктор, она сейчас пройдет. Понюхайте вот это, берите свои вещи и ступайте по моим следам. -- Максимовский провел доктора по лабиринтам квартиры и остановился перед кроватью. -- Человека, который распластался перед вашими глазами, зовут Иван Аркадиевич Фридман. Он не приходил в себя с самого утра. Случай сам по себе уникальный, если учесть, что у него ровное дыхание и пульс замедлен в пределах нормы. Он спит. Его просто нужно разбудить. Я думаю, вы с этим справитесь.

-- А от чего он так подозрительно спит?

-- От кокаина.

-- Вряд ли.

-- Об этом я вам битый час толкую.

-- Я могу дать ему две таблетки парацетамола, -- врач, получивший свободу благодаря стараниям Максимовского, все еще приходил в себя после пережитого, -- больше у меня ничего нет.

Максимовский с пониманием посмотрел на своего коллегу:

-- А если хорошенько поискать?

-- Если поискать, возможно, я найду пару капель налорфина, но для такого слона -- это все равно что комариный укус.

-- Колите все, что есть, доктор. Я вам помогу!

Врач наполнил шприц какой-то жидкостью, нащупал на руке у Фридмана вену и движением, доведенным до автоматизма, сделал инъекцию. Никакого результата.

-- Совсем мертвый, -- доктор вздохнул. -- Зря стараемся. Его надо в больницу. И чем быстрее, тем лучше.

-- Коллега, вы ебете мне мозг.

Максимовский принес из кухни ведро холодной воды и на глазах у изумленной публики окатил Фридмана. Иван Аркадиевич замычал, глотнул воздуха, сел на кровати и неуверенно сказал:

-- Это переходит всякие границы!

-- Приветствую тебя, человек-амфибия, -- вскинул руку Максимовский.

Мокрый Фридман тупо оглядел все собрание, ни слова не говоря, подобрал с пола тюбетейку, нацепил ее на голову и снова завалился на боковую.

-- Не спать! -- Максимовский сдернул с него одеяло. -- И так все самое интересное проспал. До свидания, доктор. Вот возьмите. -- Он протянул врачу деньги. -- Думаю, что это скромное вознаграждение отчасти компенсирует ваше временное неудобство.

-- Засуньте их себе, знаете куда? -- с достоинством посоветовал врач, подхватил свой чемодан и удалился, гордо подняв голову.

"ПРАГА"

Картина четырнадцатая

Московское время приблизительно 18 часов 00 минут (125 ч. 550 м. 0 с.). Вестибюль ресторана "Прага". Настоящее вавилонское столпотворение, непонятно, по какому поводу. Стены вестибюля увешаны шарами и приветственными транспарантами. За точность формулировок не ручаюсь, но что-то вроде: "Да здравствует сексуальное неравновесие в природе!" и "Мужики -- не главное в этой жизни. Они такое же говно, как мы, а может быть, даже еще хуже. Надерем им задницу!". Мимо, шелестя вечерними туалетами и демонстративно целуясь, снуют решительные дамы. Вспыхивают бриллианты и зажигалки.

25
{"b":"68147","o":1}