Он рванулся было к одной машине, затем к другой, но, не в силах принять правильное решение, встал между ними, как вкопанный, и замер.

Наконец, из первой по счету машины на свет появился подполковник в распахнутой шинели, потянул носом воздух и озадачил капитана медленным вопросом:

-- Фамилия?

-- Дежурный капитан Кадочников! -- прорычал инспектор, метнувшись подполковнику под ноги, и взял под козырек.

-- Кадочников говоришь? -- уничижительная интонация подполковника сменилась неуставной нежностью. -- Родственник?

-- Никак нет, -- отрапортовал капитан, заикаясь от восторга, -однофамилец!

-- Однофамилец, говоришь? -- подполковник похлопал его по плечу. -Молодец, Кадочников. От слова кадочка? Молодец. Сегодня твой день, капитан. Дырку приготовил? Готовь дырку.

Щека капитана дернулась.

-- За что?!

-- За понимание исторического момента.

-- Я, я ничего не понимаю, я ничего не знаю, -- залепетал вконец растерявшийся капитан, -- меня здесь не было. Я. Обедал. Я. Я не я. Спросите у кого угодно. Это не я.

-- А кто? -- раздался тихий, но уверенный голос из-за спины подполковника.

Худабердыев-оглы шагнул влево, и перед глазами одеревеневшего от страха капитана, как мираж посреди пустыни, возник министр внутренних дел.

-- Что же вы молчите? -- Генерал стоял с непокрытой головой, заложив руки за спину.

Что с капитаном творилось дальше, описать словами невозможно. Он побелел как снег, разинул рот, да так и стоял, пока все не разъехались, с открытым ртом, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Кто знает, может быть, он и до сих пор там стоит.

Решайло (обращаясь к нам):

-- Вы меня знаете?

Максимовский:

-- Кто же вас не знает. Вы Березовский.

Решайло:

-- Очень остроумно. К счастью, я не Березовский, но все равно мне приятно. Чья это машина?

Максимовский:

-- Которая?

Решайло:

-- Которая белая.

Максимовский:

-- Моя.

Решайло:

-- Продайте ее мне.

Семен:

-- Эта машина не продается.

Максимовский (заглядывая Рушайле в глаза):

-- Ваше превосходительство, пройдемте сюда за пикет. Эта машина ничья и продается с самого утра.

Оба исчезают за желто-голубой постройкой.

Семен:

-- Я недоволен!

Худабердыев-оглы:

-- Стой, раз-два! Как фамилия?

Семен:

-- Семен Борисович Комиссаржевский-Печальный.

Худабердыев-оглы (наливаясь кровью):

-- Я серьезно спрашиваю!

Семен:

-- А я серьезно отвечаю: моя фамилия -- Комиссаржевский-Печальный. Вас что-то не устраивает?

Худабердыев-оглы:

-- Меня? Меня все не устраивает. А вас?

Семен:

-- Меня тоже.

Худабердыев-оглы:

-- Ну вот и все. Чего ты орешь? Стой спокойно, Семен Борисович, а не то башка отвалится. Надо же...

Через три минуты, поддерживая друг друга на скользком утоптанном снегу, из-за пикета появляются Максимовский с министром.

Решайло (протягивает Максимовскому визитку):

-- Вот мой прямой номер, я очень хочу, чтобы до наступления темноты все решилось, как мы с вами договорились. Повторяю, я очень этого хочу.

Максимовский:

-- Не извольте беспокоиться, господин воевода. Ваше желание -- закон.

Решайло:

-- Я не ставлю никаких условий, однако не советую злоупотреблять моим доверием.

Максимовский:

-- Мы народ темный, ваше сиятельство, но неужто мы не понимаем.

Решайло:

-- Честь имею.

Максимовский:

-- Кланяйтесь от меня супруге.

Решайло:

-- Непременно. И... Я не воевода.

Они бьют по рукам, отвешивают церемониальные поклоны, после чего генерал, ни на кого не глядя, направляется к своей машине.

-- Бывает же такое, -- никак не может успокоиться подполковник. -Комиссаржевский, да еще и печальный. Строго говоря, вас бы всех надо засадить лет на пять строгого режима, чтоб другим неповадно было. Ни хера себе: печальный Комиссаржевский. Кому скажешь, не поверят.

Адъютант хлопает дверью, вся процессия в ту же минуту срывается с места и под завывание сирен уносится прочь, в направлении центра города.

-- Вот так, Семен, -- сообщил Максимовский, провожая вереницу машин глазами, -- я только что загнал твой "Ягуар" министру внутренних дел. Я знаю, что поступил плохо, но худа без добра не бывает. Генерал был настолько любезен, что подкинул немного деньжат. Теперь в нашем распоряжении двадцать тысяч долларов наличными, два с половиной часа времени и все шансы играть в финале.

-- Майя меня убьет. -- Семен тяжко вздохнул и поскреб темя ключницей. -- Напоит и навалится ночью с подушкой. Или приклеит меня к полу и заморит голодом...

-- И хуй бы с ней. Вали все на меня. Не об этом сейчас надо думать.

-- Зато будет что на старости лет вспомнить! -- прикинув так и этак, все-таки решил Семен.

-- Слова не мальчика, но мужа! Семен, ты только что получил взрослый разряд! Поздравляю!

Я отвел Максимовского в сторону и сказал:

-- Друг мой ситный, у тебя голова есть на плечах?

-- Что такое?

-- Ничего такого. Но! Поправь меня, если я ошибусь. Ты только что продал машину министру внутренних дел. И получил с него задаток. Чужую машину. Я напомню, что часом раньше ты продал ее одному старому мошеннику, у которого заклепки в голове, и тоже получил задаток. Мы делаем большие глупости, Максимовский, и плохо кончим.

-- Чувак, ты читаешь мысли на расстоянии?!

-- Тебе не кажется, что ты заигрался?

-- Телепат!

-- Это не смешно.

-- Не смешно. -- Максимовский был бледен и действительно не шутил. Я видел его таким всего два раза в жизни: первый, когда он похоронил отца, и второй, когда мы, за каким-то лешим, полезли на смотровую площадку в Останкино.

Картина тринадцатая

Московское время приблизительно 17 часов 00 минут (36 ч. 0 м. 0 с.). Апартаменты Фридмана. Присутствуют те же: Фридман в нирване, полуживая Катя, два робин гуда и Епифан под кроватью.

-- Удачно съездили? -- угрожающе спросил худосочный у Максимовского.

-- Удачно! -- ответил тот. -- Но у меня две новости.

-- Надеюсь, что новости хорошие.

-- Плохая только одна, а другая, разумеется, хорошая!

Худосочный встал.

-- Начало мне уже не нравится.

-- Вынужден с вами не согласиться, начало действительно немного банальное, но наберитесь терпения, вас ждет настоящий сюрприз.

-- Ближе к делу.

-- Да будет вам известно, -- я совершенно уверен, что Максимовский пошел кратчайшей дорогой, -- что в школе, а потом и в институте у меня был первый разряд по стрельбе. Я все первые места выигрывал. Если не верите, спросите у моего друга.

Если бы это было и не так, я бы обязательно соврал, но в данном случае в этом не было никакой необходимости. Не существует на свете такого вида спорта, по которому у Максимовского не было бы первого разряда. Он и бегал, он и прыгал, и стрелял, и плавал, и на чем только не ездил: и верхом на лошадях, и зимой на лыжах, и даже выпускал стенгазету, за которую ему постоянно полоскали мозги в комитете комсомола.

Худосочный подошел к Максимовскому:

-- Где мои деньги, чудак?

-- Я же сказал, спроси у моего друга!..

Дальнейшее происходило так стремительно, что многие детали остались просто незамеченными. Помню только, как Максимовский выхватил из-за спины пистолет, помню сам выстрел, как потом всю комнату заволокло едким дымом, и что-то до крови оцарапало мне лицо.

-- Руки! Оружие на пол и всем на выход! -- крикнул Максимовский, переводя грозное орудие с потолка в самый центр лица нашего маленького и удивленного кредитора. -- Отличная мишень! Ты слышал, что я сказал?!

-- Да. Вы сказали: "Отличная мишень", -- амбал на заднем фоне скукожился.

-- Я сказал, спроси у моего товарища, говорю ли я правду, когда утверждаю, что имею первый разряд по стрельбе из огнестрельного оружия!