Менадинец не ответил. Он медленно продвигался вперед, поправляя сползающую на глаза корону. Да это был лабиринт. Не особо изобретательный, но злоупотребляющий сальными шутками про тупики, зловоние, пугающие шорохи и атмосферу безнадежности.

«Будь ты проклят Виг», «Я вернусь», «Смерть не может найти нас», «Ты заплатишь, Дориан Виг», «Умри Виг, умри», «Я хочу жить», «Прости меня, Кэс».

Надписей были многие тысячи. Судя по почерку их написал один и тот же человек.

Они тлели на полу и стенах, как угли, покрывая их почти сплошным мерцающим налетом. Они шептали слова написанные несчастным затворником. Я приложил к символам ладонь и слегка отпрянул, увидев, что надпись просвечивает сквозь мою плоть как через бумагу. Зачарованный неразборчивым шелестом, который скребся в мое сознание, я прильнул ухом к одной из надписей, и она заговорила громче и яростнее, ибо давно уже не могла найти своего слушателя. «Прости меня Кэс…».

– Прости меня Кэс, – сказал я.

– Ну что ты, – ответила она рассеянно.

Она сидела у игривого ручья, на теплом валуне, болтая ножками. Ее левая туфелька сползла с ноги, и держалась сейчас только на большом пальце. Кажется Кэс ждала, когда же она все-таки свалится.

– Нет, ты должна сказать, что не сердишься на меня, – потребовал я, присаживаясь рядом с ней, спиной к спине. – Это очень важно, я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя.

– Я так не думаю, – она шевельнулась. Раздался всплеск. Я посмотрел через ее плечо: туфля, кувыркаясь и ныряя носом, уносилась вниз по течению.

– Это всего на один нерест, – сказал я, повернувшись к ней и обхватив за округлившийся животик.

– К тому времени он уже будет ползать вовсю, – печально произнесла Кэс.

– Тогда нам и понадобятся деньги и положение, которые я приобрету, пройдя этот ритуал, – я поцеловал ее в шею. – Всего один нерест в этой башне и все вернется на круги своя. Со мной ничего не случится, там будет еще девяносто девять таких же маггов как я. Все будет хорошо. Ты веришь мне?

– У меня такое чувство, что мы расстаемся навсегда, – горько прошептала девушка.

– Это ложное чувство, – возразил я мягко. – Я вернусь.

И тут случилось нечто противное богу. Голова Кэс вдруг с отчетливым хрустом повернулась вокруг своей оси и на меня уставились забитые желтой известью глазницы.

– Тогда захвати мне на обратном пути кремовых эклеров! – взвизгнула безгубая пасть.

Я заорал, столкнул чудовище в ручей, а сам бросился опрометью через лесной кустарник, рыдая и хохоча одновременно.

Когда я проморгался и различил свет факела, Рем уже вовсю тряс меня, ухватив за ворот.

– Достаточно, – я клацнул зубами.

– Точно? – спросил Рем. – Может пощечину?

– Нет, я держу себя в руках. Что я делал?

– Ты пытался меня облапать и поцеловать, – сдержано поведал Рем. – А потом обхватил коленки руками и начал ныть в голос.

– Тут везде воспоминания маггов, – сказал я, потирая виски. – Я видел кое-что…

– Интересное?

– Не особенно. От нее пахло луком. О, кости Первого, почему бы просто не наслать на нас орду нежити? Между прочим, внизу я насчитал девяносто восемь скелетов, а в легенде их было что-то около двадцати. Интересно, где еще один не считая Вохраса?

Скре-а-апсз-з-з-с-с, – сказала темнота совсем близко.

– Знаешь, что бывает, когда задаешь такие вопросы? – спросил Рем напряженным шепотом.

Скре-а-апсз-з-з-с-с, – уже за дверным косяком.

Я вскочил, и мы с сухолюдом заняли глухую оборону за какими-то обломками, гниющими на полу. Я присел на одно колено и натянул лук, стрела хищно стрекотала в моих руках.

– Внимание.

– Ага…

Скреап-с.

Оно появилось в проеме.

Обычно я начинаю издалека, что вызывает у некоторых сухолюдов желание пнуть мне под коленку или дать по печени. Поэтому здесь я скажу прямо: это был глобус мира. Каркас его был выполнен из толстых надежных брусьев. На него были набиты пластины искусно выкованных Зрачкового континента и многочисленных Капиллярных островов с мельчайшей резьбой топографических обозначений. Я уже видел такой глобус в Гротеске, в Акте Террагонии и всегда неприятно удивлялся тому, как люди умудряются совершать столь великие географические открытия и одновременно верить в то, что единственное настоящее знание – это Инкунабула Первого.

Я приспустил тетиву.

– Может он тоже говорящий? – предположил Рем. – Катается здесь и точит зубы на мух, которые на него гадили. «Мухи! Как же я ненавижу этих тварей! Я не могу их прихлопнуть, а они этим пользуются!

– Кстати, где Олечуч? – я усмехнулся. – И Проглота неслышно.

Скре-а-апсз-з-з-с-с, – ответила темнота.

Я не успел выпалить очевидное и бесполезное: «о, Первый, это не шар!». Что-то сильно толкнуло его, и он не спеша покатился дальше по коридору, как по колее, обдирая бока о стены.

Оно во второй раз появилось в проеме.

На этот раз я не буду вас баловать и начну издалека. Когда-то в детстве я любил рисовать природу. Особенно мне удавались бескрайние лесные массивы, о, живая шкура нашего мира, непознанная и могучая… В общем леса в моем исполнении очень напоминали щетинистые шипы, которые росли на хребте этого существа. Внешне оно напоминало двухметрового гуманоида, с толстым обрубленным рогом, который каким-то образом заменял ему голову. Шкуры у этого существа не было, когда оно двигалось, слышно было как слабо тренькают натянутые лиловые мышцы, словно кто-то быстро-быстро перебирает струны. А мышцы у него были будьте-нате! Мой поясной ремень вряд ли сошелся бы на его бицепсе. И – гвоздь программы – безобразная металлическая дубина. Существо волокло ее за собой, ухватив рукоять когтями.

Наверное, что-то все-таки лопнуло у меня в мозгу от перенапряжения и залило все целые механизмы отработанной мыслительной кашей. От этого они застопорились, и я не заметил, как наступил на заплесневелые обломки какого-то ящика.

Чудовище вздрогнуло и повернулось к нам.

– Ведь могло же мимо пройти, – обескуражено пробормотал Рем. – Ведь могло же мимо пройти.

Чудовище явно решало некую задачу. Оно, то поворачивалось к нам, то снова возвращалось в направление укатившегося шара. Похоже ему очень не хотелось бросать свою любимую забаву, но чудовище обнаружило лазутчиков! На это нужно было быстро и точно среагировать, иначе эти проклятые авантюристы потеряют всякий страх! Вынесут все добро, а потом, быть может, даже приватизируют помещения и начнут водить экскурсии! Ну уж змея с два, пора подновить кровищу на дубине. О да! И чудовище боком полезло в наш коридор, потому что пройти прямо ему мешали плечи.

– Внимание, – сказал я.

На этом движение в моей голове остановилось окончательно. Маленький Трусливый Престон носился в полной темноте. Воинственно вскричав, я выпустил четыре стрелы подряд, но они лишь застревали меж грубыми волокнами и беспомощно извивались.

– Ведь могло же мимо пройти, – доносилось до меня откуда-то слева.

Позади нас была стена. Справа от нас – стена. Слева от нас, что бы вы думали, – тоже стена. В этот момент мой шлем забил золотыми крыльями и сорвался прочь. Не обратив на это внимания, я медленно пересчитал стены, я снова сказал:

– Внимание.

И, со страшным усилием воли, добавил.

– Насчет три.

– Что? – выдохнул Рем.

Тупик был относительно широким и длинным, затхлый глухой прямоугольник. Монстр шел к нам, вздымая мощными трехпалыми ступнями облачка праха.

– Бросаешь фосфорные орехи.

– У него же нет глаз!

– За то острый слух!

– О, кости…

Рем бросился на землю. Я швырнул в рогоголового сулицу, чтобы отвлечь и едва успел извернуться сам – дубина скользнула по плечу, разорвав его гранями.

– Три!

Я настолько ошалел от возбуждения и страха, что заметил травму немногим позже, а сейчас пытался проглотить пучок гвоздей, застрявший у меня в горле. И, обмирая, смотрел, как Рем выхватывает из поясной разгрузки два фосфорных ореха. Как он бьет их друг от друга, чтобы запустить детонацию. Как два этих маленьких засушенных снаряда летят в грудь монстра. Отчего-то все это происходило так томительно медленно, что я хотел крикнуть «быстрее Рем!», но вместо этого издал только призывное бычье мычание.