Рем немедленно отменил всякую иерархию между нами и подавил бунт. А когда я, молодой, самовлюбленный и яростный ворвался в кабинет Председателя, тот дал мне оздоровительную пощечину, и очень доступно объяснил мне всю ничтожность карьерных представлений моих. Ни с того ни сего мне был поставлен ультиматум на таких жестких условиях, что я, поджавши сбитый хвост, вернулся к Рему и протянул ему руку.

Ну и не зря, как предвидел мудрый Вельд. Его, Рема, сила, моя выучка, его хитрость, моя выучка, его несгибаемость и моя выучка: все это сделало наш тандем неожиданно рентабельным. Нет, я признаюсь: много было наломано дров, испорчено бессчетное количество планов, искалечено немало охранников, но Рем хватал каждую брошенную мной мысль налету. Я понимал Председателя. Менадинцы самой природой были созданы для воровства.

Была у Рема Тан’Тарена еще и почти мистическая сила. Он был идеальным анархистом. Говоря иначе, он редко подчинялся законам, иногда даже природным. Да что там природным, иногда этот сероволосый негодяй и ренегат игнорировал даже законы логики! Как объяснить то, что Рем мог винной бутылкой разбить стальной шлем на голове стражника?

Это было выше моего понимания.

Так или иначе, мы с Ремом давно уже спасали друг другу жизнь за кружку пива в этом трактире. Иногда сухолюд требовал окорок. Но он мог пожирать их в неограниченных количествах, что подталкивало меня на ответную любезность. Когда жизнь ему спасал я, то требовал немного-немало одного маленького рассказика Рема о его прошлом. И как же пыжился, как мучился этот метровый коренастый человечек, когда выдавливал из себя отдельные образы своей жизни. Образы были, как ни странно, совершенно безобидные, но чрезвычайно для меня интересные, потому что я ни разу не был на Менаде и не особенно надеялся посетить…

Я еще раз огляделся.

Толчея постепенно исчезала, растворяясь в сумраке зала и тумане всевозможных испарений. Вот уже утомленные девочки-официантки взялись за метлы и тряпки, вылез откуда-то Каффов ручной мот Бормотун и вразвалочку пошел на кухню орать и тереться о ноги хозяев.

Хорошо и необыкновенно уютно было в это время в трактире. Поскрипывали еще теплые половицы, приглушенно сплетничали и мило хохотали служанки, трещал засыпающий огонь в большом камине из неотесанных самородков велгодского мрамора. Оргия цеплялась еще за раскачивающиеся люстры, опрокинутые стулья, пузырящиеся лужи на полу.

Я сидел, глядя на высыхающее дно моей единственной за сегодня кружки, и старался не шевелиться.

В центре безобразного массива сдвинутых вместе стульев и столов, еще держалось некое оживление. Это доигрывали тройную карточную партию Гек, Вальтер и Мэр. Вокруг толпилось с десяток любопытных, уже опасающихся давать советы, и только отирающих преющие шеи.

Выиграл Гек. Он залез на стол и принялся на нем жонглировать утварью, постоянно требуя, чтобы ему подбросили чего-нибудь еще. Вальтер запустил в него своим проигранным золоченым кушаком и посмотрел на меня. Я сочувственно улыбнулся. Вальтер жестами предложил мне подкараулить Гека в подворотне и выпотрошить его. Я вежливо и с сожалением отказался. Вальтер понимающе покивал и, забрав уничтоженного Мэра с собой, ушел. Тогда к нам подошел Гек.

– Здорово, – сказал он.

– Не сомневаюсь, – кивнул я. – Много сорвал?

Гек, осклабившись, предъявил кушак, который он завязал в узел на манер мешочка. В мешочке гремело и перекатывалось.

– Не понимаю, – сказал он, искренне не понимая. – Что с вами двумя сегодня происходит? Зачем ты отдал мне ордер? Вы что, на пенсию уходите?

– Отличная выпивка сегодня была, правда Гек? – выразительно сказал я.

– Ну да… – Гек понимающе посмотрел на окоченевший окорок и неподвижного Рема. – Я все понял. Вы, ребята, хотите убить Председателя и узурпировать власть. Пойду, сдам вас за второй такой же кушак. Хотя нет. Второго такого не найдешь. Ладно, если передумаете убивать нашего старика, просто найдите меня. А меня вы найдете легко. Идите на свет, шум и веселье… – бормотал он уходя.

Зеваки последовали за ним как алчная стайка рыбок-паразитов. Все было ясно. И когда сгорбленная спина последнего свидетеля великого Гекова триумфа скрылась в дверях, это произошло.

Я вздрогнул и выронил кружку. Она почему-то бесшумно ахнула об пол, и покатилась, описывая круг.

Рем хохотал.

Он хохотал так, что содрогался столик и раскачивался висящий над нами канделябр, он хохотал так, что Бормотун, паникуя, схватил недоеденное цыплячье крылышко в зубы, и пятнистым ядром вылетел на улицу. Рем хохотал так, что служаночки зажали приоткрытые от удивления рты ладошками.

И когда последний звонкий выдох вырвался из твердой груди, Рем набросился на остывший окорок. Морщась, поминутно подкладывая себе в тарелку слипшиеся закуски, он сосал вино прямо из горлышка, отрыгиваясь и отдуваясь в кратких промежутках между глотками.

– Каффа! – крикнул он, плюясь жилами и костями. – Каффа! Тащи все, что осталось на кухне!

– Рем… – сказал я негромко.

– Престон, – он посмотрел на меня сияющими глазами. – Ты знаешь, как я ценю твои шутки, Престон. Я посмеялся. А теперь заткнись и дай мне пожрать! Признаюсь, ты меня подловил на этот раз, – он с сожалением потряс пустой бутылкой и поставил ее под стол. – Я чуть было не купился. Но, Престон, мне так иногда трудно уследить за твоей мимикой и жестами. Невозможно понять шутишь ты или нет. Ладно… Змей с тобой, – он с наслаждением откинулся на спинку кресла и воинственно рыгнул. – Эх, ты молодец. Я тоже отдам свой ордер, и рвану на Песчаное Солнце. Ты знаешь, я слышал, что там еще не изобрели нижнего белья, но уже есть свое ученье о любви. Вот это я называю местом, которое боженька приберег для себя. Поедем вместе или ты решил отдохнуть со своим сраным вкусом и со своим сраным достоинством? Наденешь вечерний костюм…

– Рем, – сказал я.

– …сделаешь укладку волос…

– Рем.

– …возьмешь трость…

– Рем.

– …наймешь кортеж…

– Рем!

– …а потом просто как обычно нажрешься на этом светском рауте и утром проснешься со свиньей под боком и неприятным ощущением греха в штанах…

– Рем!!! – я отобрал у него вторую бутылку. – Я не шутил. Я. Не. Шутил.

– Ну конечно, – покивал сухолюд, возвращая себе бутыль. – А я сегодня постираю флаг Авторитета на котором сплю. Слушай Престон, в чем змеева проблема?! Хохма второй раз – не хохма. Я понимаю, ты хотел произвести на меня впечатление. Я понимаю, как важна тебе, сопляку, моя похвала и одобрение, но я уже сказал все, что мог. Эй! Ты лучше отдай мне бутылку!

– А то что? – воскликнул я, хватая бутылку второй рукой. – Пнешь мне под коленку? Рем, я смею тебя заверить, что это не шутка!

– Если это не шутка, то тебе лучше прямо сейчас бежать и запереть себя в подполе! – С этими словами он запрыгнул на стол и ногой уперся мне в грудь. У меня перехватило дыхание, и пробилась слеза, но бутылку я не выпустил. – Не думал, Престон, что ты свихнешься от зависти к моему таланту!

– Полистайте словарь, сударь! – предложил я, выкручивая бутылку. – Слово талант означает некую полезную способность, а не красный атлас на заднице!

Это был удар ниже пояса, и я отдавал себе в этом отчет, но мне уже нечего было терять. Если что-то и могло задеть Рема, так это чечетка на его постыдной тяге к пижонским вещичкам, в то время как на его родине истинно мужским одеянием считался покрытый жиром наряд из звериной шкуры.

Я играл ва-банк.

Рем затрещал от негодования и, не в силах разжать челюсти, яростно замычал мне в лицо. Назревало страшное.

– Ваша еда, господин Тан’Тарен, – вежливо сказал Каффа. – Позвольте мне поставить ее на стол.

Еда для Рема была священна, и он на время прекратил эскалацию конфликта. Он медленно слез на свое место, и благосклонно принял дары Каффы. Потом избрал самый большой кусок мяса и с размаху вонзил в него кинжал, глядя, при этом, на мою шею. Через секунду рот его критически наполнился, и я, более не опасаясь, заговорил с трактирщиком.