Я выключил планшет. Честно говоря, сомневался, что Альберта опознает жертву. И оказался прав.

– Не знаю, – ответив, я сел на корточки. – Никаких следов насильственной смерти. Труп отправили на Землю. Там медэксперты разберутся.

– Ну, что тут у вас? – знакомый голос врача заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел подполковника Рино. Средних лет, высокий, в белом халате поверх военной формы. С ним подошли два солдата с носилками.

– Как говорил: у девушки случился обморок, – сказал я, кивнув на Таскани. – А ещё носовое кровотечение.

– Хорошо, сам разберусь, – произнёс Рино. – А вы, лейтенант, можете заниматься собственными делами.

– Я в порядке, – заявила Альберта. – У меня иногда случаются такие…

– Дорогая, успокойтесь, – мягко, но с профессиональной настойчивостью сказал подполковник. И я понял: девушка в хороших руках. На ковчеге ведь работают лучшие специалисты.

– Ну, я пошёл, – улыбнулся я на прощание Альберте.

– Всего наилучшего, лейтенант, – произнесла Таскани. – Я наговорила вам лишнего. Забудьте. Мало ли что придёт в голову слабой больной женщине.

– Выздоравливайте, – искренне пожелал я.

Солдаты под руководством доктора начали укладывать пациентку на носилки. И я со спокойной совестью зашагал на ужин.

16 марта

Когда я назвал имя следующей девушки, лицо Патриции вытянулось от удивления. Но Пепе быстро взяла себя в руки. Чёткими движениями подруга художницы оправила жилет и юбку и, повесив жакет на сумочку, бодро зашагала к двери.

– Что обо мне наговорила Альберта? – спросила Патриция, когда мы вышли из арестантской. Я заметил, что рядом с Пепе чувствовал себя под напряжением, словно у высоковольтного кабеля.

– Ничего, что могло бы подмочить вашу репутацию, – отшутился я.

– А где сейчас Альберта? – поинтересовалась девушка. И в её голосе звучала искренняя забота о подруге.

– Вынужден сообщить – Таскани в медпункте.

Патриция сжала кисти рук, и те побелели.

– Альберта разволновалась, и потеряла сознание, – продолжил я. – И сейчас находится под присмотром врача.

– Куда вы меня ведёте? – напряжённо спросила Пепе. И я едва сдержал улыбку. У каждой девушки возникал один и тот же вопрос, словно они действительно видели в моём лице не полицейского, а маньяка. Интересно, сколько же, по мнению красавиц, я должен иметь сексуальной энергии, чтобы вот так вызывать одну за другой, и по очереди заниматься с ними разными фокусами? Хм. Вообще-то, подобное мнение со стороны женского пола настоящий комплимент. Значит, они видели во мне сильного мужчину. И я ощутил себя Казановой.

– Вы должны показать, где вас арестовали, – ответил я на вопрос девушки.

– А разве Альберта не говорила? – удивилась Пепе.

«Хм. Вообще-то, нет».

– У меня есть свидетельства задержавших вас солдат и показания Таскани. Но, чтобы составить полную картину, я должен сравнить информацию.

– Значит, тут произошло нечто посерьёзнее, чем нарушение девушками правил музея?

«Ну вот, ещё одна ясновидящая. Сегодня я в окружении невинных всезнающих ангелочков».

– Скажите, Патриция, а разве не подозрительно выглядит: шесть девушек, независимо друг от друга, решили отстать от экскурсионных групп. Причём, в одном и том же корпусе. И что мне думать? Я не верю в чудеса и совпадения. Возникает закономерная мысль: а не террористы ли вы, по частям пронёсшие в музей бомбу? Ну, что? Звучит убедительно?

– Конечно, если смотреть с такой стороны… – задумчиво протянула девушка, поправляя очки. – Выглядит подозрительно. В самом деле, в одно и то же время…

– В Атлантиде много зданий, но вы собрались в шестом корпусе, хотя и в разных комнатах, – продолжал я раскручивать мысль. – Такое ощущение, что вам назначили место встречи. Расскажите, почему вы решили прилететь сюда? Что вас подвигло? Одно ли любопытство? Зачем девушке – агенту по продаже недвижимости – музей, куда стоимость билета составляет пол миллиона рублей? Наверное, ваш полугодовой заработок. Да ещё нужно лететь по космосу, подвергая себя риску и перегрузкам. Неужели вами двигала романтика?

– Нет, – Патриция задумчиво теребила ручку сумочки. – Хотя, согласитесь, космический перелёт – необычное приключение. А я люблю познавать новое.

– И какова настоящая причина?

– Тут не объяснишь парой фраз, – ответила Патриция. – Но, может, вы и правы.

– О чём вы? – насторожился я. Вообще-то теракт приплёл к слову, и не ожидал, что сработает. Или Пепе имела в виду другое?

– Альберта, наверняка, рассказывала о себе, – начала девушка. – О путешествиях во сне. И о написанной за одну ночь картине.

– Да.

– Таскани, как и многие одарённые люди, имеет странности. У неё порой случаются чудные видения. И я иногда удостаиваюсь чести узнать о них. Альберта словно попадает в какой-то удивительный мир, о чём затем рассказывает в мельчайших подробностях. Скажите, вы способны детально описать увиденного во сне человека, или здание?

Я лишь пожал плечами.

– А Альберта может. Конечно, художник умеет подмечать мелочи, кажущиеся несущественными. К примеру я, как и большинство людей, мыслю стереотипами. Но Таскани многое запоминает, и на холсте оживляет целые миры.

– Тут нужно хорошее воображение и память.

– Согласна. А ещё и талант. Кстати, одна из причин, из-за чего Альберта живёт на яхте – посторонние мешают ей погружаться в особый внутренний мир, способствующий творчеству. И, конечно, она стыдится носовых кровотечений. Я лучше отдала бы деньги, чтобы меня излечили. Но подруга не желает лишаться, как она любит повторять, «неповторимой индивидуальности».

Миновав перекинутый через Гихон мостик, где беседовал с Ядвигой, мы подошли ко второму, куда меня привела Альберта. И тут Патриция остановилась. Конечно, вид отсюда восхитительный. Но Пепе не разглядывала пейзажи. А, открыв сумочку, извлекла кипу снимков.

– Вот, первая работа Альберты, написанная за одну ночь, – девушка протянула мне фотографию размером пятнадцать на двадцать сантиметров.

Патриция выбрала подходящий момент. Именно отсюда художница показала Атлантиду. И я смог оценить талант и мастерство Таскани. А картину действительно можно принять за снимок. Дворцы там, где надо. И тот же оригинальный узор перил мостика. Как и у следующего, расположенного через пятьдесят метров.

– Потрясающе, не правда ли? – спросила Патриция.

– Создаётся впечатление – нарисовано с натуры. Различие лишь в том, что художник изобразила не застывший во времени музей, каким мы видим его сейчас, а настоящий живой город. Тут удивительные деревья. Стены зданий увивает нечто вроде плюща с мелкими цветами. В окнах ажурные переплёты рам с витражами. Подобного нет в нашей реальности, но выглядит здорово.

Как и описывала, Таскани изобразила себя на переднем плане. Лёгкое полупрозрачное сари просвечивало контуры очаровательного женского тела. И я не мог оторвать взгляд от столь эротичной Альберты.

Но женщина на картине отнюдь не в игривом настроении. Её печальные глаза смотрели озабочено, и даже угадывались нотки затаённого страха. Лицо нахмуренное и слегка осунувшееся. Невольно задаёшься вопросом: что же заставило красавицу переживать?

На мосту, чуть правее женщины, трое мужчин в белых широких одеждах и в чалмах, украшенных изогнутыми рогами. Лица скрывали причудливые бороды, словно завитые на тонкие бигуди. И один показался мне знакомым. Присмотревшись, я уловил отдалённое сходство с капитаном Бренером. Он-то здесь откуда?

– Альберта хотела утопить картину в море, поскольку к ней стали приходить видения, – рассказывала между тем Патриция. – Но я упросила её не губить холст. Если откровенно, я силой вырвала у неё из рук, когда тот завис над водой.

«Хм. А Альберта рассказала иную версию».

– Даже на фото видно – картина шедевр, – продолжала девушка. – Поверьте, лейтенант, в натуре полотно смотрится гораздо внушительнее. Я сразу поняла: за него можно получить хорошие деньги, и взялась реализовывать идею. И оказалась права. За картину на аукционе заплатили двадцать миллионов рублей.