"Во все времена принцессы брали в мужья красивых смазливых пастухов".
"Спасибо, отец, без твоей подсказки я бы не догадалась".
"Ты так думаешь"?
"Уже".
"Что уже?"
"Уже не думаю".
"Так ты исполнишь мою волю и желание пастуха?
Когда сыграем свадьбу?"
"Я буду первая из принцесс, которая не возьмет в мужья пастуха.
Не бывать этой свадьбе".
"Ничего у тебя не получится, потому что у тебя нет сердца".
"Сердце на месте", - Эллисон приложила ладонь под левую грудь.
"Ты не сможешь устоять против моего приказа.
Приказываю - возьми в мужья пастуха Генриха!"
"Сам его бери себе в мужья".
"Если бы я мог, - король промолчал несколько минут, затем печально добавил: - Столько в тебе строптивости, что я не хочу оставлять тебе жить".
"Ничего, проживу и без твоих приказов и запретов.
В тебе лжи больше, чем у меня наглости".
"Хоть бы ты заплакала ради приличия".
"Сам плачь".
"И буду плакать и рыдать, что у меня непослушная дочь принцесса".
"Рыдай, король. Пастух тебя утешит!"
Перебранка между принцессой и ее отцом королем продолжалась долго.
Результатом ее стали слезы короля.
Он так хотел, чтобы его дочь принцесса Эллисон и пастух Генрих поженились.
На лугу Генрих тоже рыдал.
Он никак не мог понять, почему Эллисон пошла против древних легенд.
Король рыдал, пастух рыдал, лишь принцесса смеялась.
Через месяц пастух Генрих нарыдал целое озеро.
И король нарыдал свое озеро.
Озера соединились и образовали маленькое море.
Море залило луга, овцы утонули, трава для прокорма животных исчезла.
Принцеса Эллисон, мягкая и душевная по своей натуре, не выдержала.
"Вы не люди, вы - звери! - Эллисон забралась на стену замка. - Тиран король отец заставляет меня выйти замуж за нищего пастуха.
Нищий пастух настойчиво добивается моей красивой руки.
Мое мнение, что я не хочу выходить замуж за нищего пастуха, никого не волнует.
Лучше я утоплюсь в ваших слезах!" - Принцеса Эллисон спрыгнула со стены в море слез пастуха и короля.
Одни говорили, что принцесса утонула и нашла покой в море чужих слез.
Другие уверяли, что Эллисон сделала вид, что утонула, а сама нарочно уплыла из королевства, чтобы ни отец король, ни пастух Генрих ее больше не доставали! - Тетя Сольвейг замолчала и поцеловала меня в лоб.
- Тетя Сольвейг, причем здесь я?
Я не пойму, зачем ты мне рассказала о пастухах и принцессах.
- Как не поймёшь, Арабелла? - Сольвейг отшатнулась с непониманием во взгляде. - Мы же говорили о ногах.
Без ног ни пастухи, ни принцессы, ни даже король не смогли бы совершить то, о чем говорится.
Ноги - всему голова.
- Поэтому вы танцуете ногами, а не головой, тетя Сольвейг, - я догадалась.
- Я же просила не называть меня тетей, я для тебя мать.
- Почему же мать? - Я не сдавалась. - Даже ваш рассказ о ногах принцесс и пастухов не доказал мне, что вы моя мама.
- Я и Зейнон забеременели в один день и в один час, - Сольвейг присела на колени своей напарницы по танцам.
Судя по всему, рассказ обещал быть долгий.
Мне никто колени не подставил, поэтому я осталась стоять.
Подняла гордо подбородок, делала вид, что мне совсем не обидно, что я без чужих коленей, и что я не устала - могу стоять хоть год. - Я - от Джейкоба, а Зейнон - от Томаса. - Сольвейг сделала долгую пазу, ожидала, что ее будут расспрашивать в подробностях о том, как она беременела постепенно, но я молчала, зевала от скуки.
- От дяди Томаса? - я спросила из приличия.
- Да, от того Томаса, который ходил к Зейнон и покупал тебе тортики, - Сольвейг улыбнулась. - Я до сих пор не могу поверить, что есть мужчины, которые дарят девочкам сладости.
- Ты похожа на меня, - юная танцовщица обняла Сольвейг за плечи.
- Я совершала в жизни ошибки, потому что не верила в подлость, - тетя Сольвейг обняла свою напарницу по танцу - молодую балерину - и крепко поцеловала ее в губы. - Когда я и Зейнон рожали, то я задумалась.