Принеси мне, твоей принцессе, в дар горшок с вечным медом".

  "Забирай горшок, принцесса, мне не жалко. - Пастух, на зло принцессе, приобнял липкой рукой фрейлину за талию. - Но за мой замечательный горшок заплати своим поцелуем и еще одной фрейлиной.

  Твои поцелуи - даром, а фрейлин в королевстве видимо-невидимо". - И на этот раз пастух получил то, что желал.

  Принцеса Асмадея с горшком убежала во дворец.

  На следующее утро она страдала от переедания: во рту засохло, голова от избытка меда болела, живот раздулся, как котел.

  В дурном настроении принцесса пришла на луг.

  Настроение ее еще больше упало, хотя ночью казалось, что - дальше некуда.

  Пастух Гойко сидел обнявшись с двумя ее фрейлинами и хохотал неудержимо.

  Он запрокинул голову, изо рта торчали белые зубы пастуха.

  На голове пастуха красуется женский платок.

  "Что же тебе весело, когда меня раздуло от меда?" - Принцеса прошипела.

  "Я смеюсь, потому что повязал платок счастья, - Гойко прокричал сквозь слезы безудержного веселья. - Я подарю тебе платок, или принесу его в дар, как хочешь - так и понимай.

  Но за него ты отдашь мне третью фрейлину, поцелуешь меня и возьмешь в мужья".

  "Что же тебе, подлец, двух фрейлин мало?"

  "Это уже не твое дело, принцесса, сколько у меня фрейлин", - Гойко ответил дерзко.

  На этот раз принцесса Асмадея не поцеловала пастуха и не отдала ему свою фрейлину.

  Она вернулась во дворец и злилась, тосковала.

  В тоске она кушала из горшка бесконечный мед, отчего еще более злилась.

  На десятый день принцесса поняла:

  "Дура я дура, набитая!

  Пастух счастлив, а я несчастлива!.

  Лучше сделаю его несчастным, а сама буду веселиться в платке счастья!"

  Принцеса Асмадея прибежала на луг, чтобы сделать пастуха Гойко своим мужем.

  Но его и след простыл.

  Только из-за леса доносился его раскатистый хохот, в который вплетались восторженные визги фрейлин и жалобное блеянье жертвенных овец.

  Так была посрамлена принцесса Асмадея.

  Разумеется, она через девять месяцев все же вышла замуж за пастуха Гойко, но девять месяцев ее молодой жизни пропали зря". - Генрих закончил рассказ и со значением посмотрел на Эллисон.

  "У пастуха были дудка, горшок и платок, - принцесса осматривала Генриха - не прячет ли он у себя в штанах горшок, дудку и платок. - Но ты ничем меня не заинтересуешь".

  "Ты так уверена?" - Генрих иронично скривил рот.

  "Уверена", - Асмадея со смесью брезгливости и отвращения смотрела на пастуха.

  "Как я сразу не сообразил", - не ирония, а сарказм исказил лицо пастуха.

  "Пребывай в задумчивости, пастух", - Эллисон щелкнула Генриха по носу.

  Она ушла с луга, а овцы еще долго смотрели ей в след.

  "Эллисон, залезай ко мне в карету на заднее сиденье, - на дороге принцессу догнала королевская карета.

  Отец король подал дочке руки, поднял ее.

  Через час он прервал затянувшееся молчание. - Я видел тебя с пастухом".

  "Не грусти, отец! Я не для него!"

  "Не забегай вперед, доченька"

  "Генрих все лишь пастух, а я - принцесса!"

  "Он не лишен обаяния".

  "Ты имеешь в виду его кудри?"

  "Волосы его выше всяческих похвал.

  Но кожа... кожа и лицо".

  "Ты не упомянул о его грации, отец", - Эллисон повторила ироничную улыбку пастуха.

  "Не смейся надо мной, доченька".

  "Я не смеюсь, я лишь кривлю губы".

  "Я горжусь тобой, Эллисон".

  "Еще бы! Я - лучшее, что ты сделал за всю свою жизнь!"

  "Возьми пастуха в мужья, Эллисон", - Король поднял затуманенные слезами очи.

  "И ты туда же, папа".

  "Он станет тебе мужем!"

  "Ты говоришь?"

  "Не я говорю, а история вещает моими устами.

  История и Судьба".

  "Сантим - цена этой истории, и дирхем - цена этой Судьбе, король".