Ее мертвые губы зашевелились, будто бы ей захотелось что-то сказать. Только вот звуки почему-то не рождались. Наверное, дело было в связках. Точнее в их отсутствии.

И голова злилась, пыхтела, плевалась мертвецки вонючей слюной, но бес толку. И лишь когда я вновь заглянул в ее извечно живые глаза, то понял, в чем собственно дело. И ужаснулся. И ужас объял меня, да так, что захотелось убежать далеко и надолго.

Но вместо меня побежал другой, тот кого она любила больше жизни, но ненавидела после смерти.

– Постой! – крикнул я ему вслед, – Конец неизбежен.

Индус остановился и стал пятиться, будто боясь получить от меня удар в спину.

– Вернись, я все прощу!

Но видимо прощение не было в его планах. Наоборот, он метнулся от него как ошпаренный, сходу налетев на штырь в стене.

Толпа визжала в безумном экстазе, словно ребенок, которому дали полизать эскимо.

Я подошел к свежеиспеченному трупу. Кровь тихо капала на пол, образуя багровое пятно на ковре.

– Жаль, – прошептал я, – Хороший был ковер.

– Всегда одно и то же.

Миссис Хадсон, видимо, потянуло на философские выкладки.

– Тайна раскрыта. Чем же вы не довольны?

– А ты не знаешь? Подойди к столу.

Голова давно исчезла. Вместо нее на столе лежали маленькие кусочки бумаги, словно мне предстояло тянуть жребий.

– Возьми три.

Я взял, но почему-то вместо трех все десять.

– В чем дело? Я слишком жадный?

– Всегда одно и то же.

Первым ощущением было то, что кто-то тащит меня за ноги. Захотелось разглядеть этих негодяев, но в этот момент мне по башке вдарили створки лифта.

– Осторожнее, черт возьми!

Голос был знаком. Очень знаком.

– Давайте, давайте!!! Быстрее!

Когда меня оттащили еще немного, надо мной склонился Ассистент. Ну, конечно. Его голос был мне хорошо знаком.

– Фридрих, все будет в порядке. Вы помните меня? Я – ваш доктор. Геннадий Петрович. Мы позаботимся о вас.

Следующее, что я помню, это сигнал монитора, белая пелена перед глазами и чей-то диалог.

– Мы чуть его не потеряли.

– Вы так переживаете? Это странно. Предыдущие сорок семь подопытных вас не волновали.

– Ничего странного. Мы не уверены, что они мертвы.

– Тогда где же они?

– Не знаю.

– Вот именно. И мне плевать на горстку психов. Единственное, что меня волнует, так это то, откуда взялся этот гребаный лифт и куда делся ваш предшественник? Вам все ясно?

– Да.

– Тогда работайте.

Далее время тянулось невыносимо долго. Прошла неделя или две прежде, чем я смог встать на ноги. Ни Доктора, ни Ассистента я не видел за все это время ни разу. Лишь парочка медсестер и каких-то смурных врачей периодически появлялись и исчезали. Но я знал, что они всего лишь ждут своего часа. И, в конце концов, часы бытия барабанной дробью отбили этот самый миг счастья.

Тогда они пришли за мной. Меня привели в комнату, какие часто показывают в кино. Голые стены, в центре стол и два-три стула, а еще огромное одностороннее зеркало. Мне предстоял допрос, это было очевидно.

Лишь спустя полчаса в комнату вошел Геннадий Петрович. Видимо они хотели заставить меня понервничать, созреть для допроса.

– Как вы себя чувствуете?

– Значительно лучше.

Мы молча смотрели друг на друга в ожидании подвоха, но он все не появлялся негодник.

– Я понимаю, вы злитесь на меня…, – начал Ассистент.

– Злюсь? На что я должен злиться?

– Ну, этот небольшой эксперимент серьезно пошатнул ваше здоровье.

– Так ведь я всего лишь вещь, ваша собственность. И вы творите со мной, что вам только в голову взбредет. Захотите – отпилите полбашки, а то и вовсе отправите в сумеречную зону. Так что моя злость ничего не меняет.

– Вы не правы.

– Да ну? Неужто?

Наверное, в данной психушке врачи были изощренными фанатами всяко разных пронизанных скоросшивателем собраний сочинений. И вот Ассистент предложил ознакомиться с очередным из них.

– Год назад между пятым и четвертым этажами здания неожиданно появился лифт. Неожиданно потому, что лечебница никогда не имела лифтов. Возможно, он появился и раньше, но именно с этого момента стали пропадать охранники. Мой предшественник, доктор Гросбмайн, догадался, что источник неприятностей – таинственный лифт. Видимо охрана время от времени пыталась исследовать этот феномен, и с ней происходило что-то нехорошее. Судя по всему, это была последняя догадка Гросбмайна. Зайдя в лифт, он и сам исчез.

Среди документов, предложенных мне на рассмотрение, было множество фотоснимков, но уловить в них нечто достойное внимания мне не удалось.

– От меня вы чего хотите?

Геннадий Петрович резко оживился от моей встречной реплики. Стало ясно, что я избавил его от долгих и нудных попыток завуалировать истину далеких от благородства побуждений.

– Когда Гросбмайн исчез, Доктор решил больше не рисковать медперсоналом и опечатать лифт. Но мне удалось убедить его продолжать эксперимент на пациентах.

– Вы – больной.

– И кто это говорит? Шизанутый маньяк. Но опустим лирику. Главное в другом. Вы – единственный выживший. И я хочу знать, что там…

– Нет.

– Что?

– Я сказал «нет». Вы ничего от меня не узнаете.

В воздухе стало расти напряжение. Но я знал, что раз моя задница резко возросла в цене, Ассистент не посмеет распять меня на месте. У меня был козырь. Он хранился у меня в голове, а значит лоботомия мне не грозила.

– Вы еще пожалеете.

Это была угроза.

– Обязательно, – сказал я, провожая его взглядом до двери.

Впрочем, мое торжество продолжалось недолго. На смену прянику примчался кнут и, как назло, представлен он был моими нелюбимыми санитарами.

– Будешь вести себя по-человечески?!

Первый удар пришелся в солнечное сплетение. А потому, даже в случае моего согласия с предложенным директивой поведения, я вряд ли бы вымолвил хоть что-то.

Однако с пониманием и логикой у санитаров не срослось. И в результате я тотчас получил ещё с десяток тумаков.

– Говори!

– Фак!!!

– Не хочешь говорить?!

С трудом отдышавшись, я умудрился съязвить:

– Как ты догадался?

И тут же получил прямой удар в нос. Потом дубасили меня еще долго и нудно. И даже трудно сказать, что было невыносимей – рожи санитаров или их кулаки.

В конце на радость изумленной публике вновь появился Ассистент.

– Гена – ты лох, – прошептал я разбитыми губами.

– Рад, что ты еще не сдох, – ответил Ассистент и сделал санитарам знак рукой.

Сквозь кровянистый туман я видел на его лице ухмылку, такую же, как тогда, в момент моего отбытия в сумеречную зону. По злобе из меня вырвалось:

– Сука…

Когда санитары тащили мою тушу по коридорам, мне было уже на все насрать, даже на стервозное дежа вю, говорившее о том, что нужно как-то менять свою жизнь, переполненную потерей сознания. К счастью, меня не бросили в подвал к крысам, а аккуратно уложили на кровать.

– …я-орпаак-оыо…

– Что? – спросил санитар в ответ на издаваемые мной звуки.

Но я и сам не знал, что хотел сказать. Возможно, хотел, чтобы они убирались к черту. И, быть может, они меня поняли правильно, так как быстренько убрались восвояси.

Я же еще некоторое время наблюдал за тем, как Леночка сосет большую двустволку, а кто-то третий пердолит ее голую жопу. И я думал:

– Как я могу спасти кого-то, если не могу спасти себя самого???

Странные каменистые коридоры всегда уходят глубоко под землю. На этот раз я шел за ними. Глубоко-глубоко. Туда, где притаилась тьма. Я знал, что она ждет меня. А потому отчаянно хотелось крикнуть, завопить и заранее возвестить о себе, о своей боли, своих сомнениях и о чем-то еще, способном пронзить все существо своей безмерно смертельной нежностью.

– Стой, кто идет?!

– Свои…

Сторож, глядя на меня, недоверчиво прищурился. При тусклом свете факела его кривая гримаса выглядела устрашающе.