Я в спальне родителей. И здесь очень холодно.

Поднося руки к лицу, я услышал вдали стук в переднюю дверь. Эхо жизни прокатилось по замку, словно сердце, что опять начинает биться.

Я с трудом поднялся на ноги. Неужели Томас ушел ночью, передумав оставаться? Но на полпути вниз по разбитой лестнице я услышал голос паренька:

– Вы хотите видеть лорда Эодана?

Я остановился. У покосившейся передней двери на одной ноге стоял Томас и разговаривал с человеком, задержавшимся на пороге. Свет был слишком ярким, чтобы я смог рассмотреть посетителя целиком, но в этот момент у меня перехватило дыхание.

– Он спит. Приходите позже.

Томас начал закрывать дверь, что было нелегко, поскольку она соскочила с петель.

– Томас, я здесь, – сказал я, с трудом узнавая свой голос.

Я спустился до конца лестницы, стараясь не наступать на расколотые камни.

Мальчик неохотно раскрыл дверь, так, что она стукнула о стену.

На солнце стоял пожилой мужчина: седые волосы заплетены в косу, лицо изборождено глубокими морщинами, одежда изорвана. Как только он встретил мой взгляд, в его глазах вспыхнуло изумление.

– Шеймус Морган, – сказал я.

Я знал, кто это. Когда-то он нянчил меня, ребенком, преклонял колени, чтобы принести мне присягу верности. Отец рассказывал о нем бессчетное число раз, среди танов это был человек, которому доверяли больше других.

– Мой лорд Эодан. – Он опустился передо мной на колени, прямо в траву.

– Нет-нет.

Я взял Шеймуса за руку, поднимая на ноги, забыв про формальности, обнял и ощутил, как его тело сотрясается от рыданий.

– Добро пожаловать домой, Шеймус, – с улыбкой произнес я.

Он взял себя в руки, подался назад и, держа меня за предплечья, осматривал с каким-то изумлением, будто не верил, что я стою перед ним.

– Не могу… не могу поверить, – хрипло проговорил он, вцепляясь в меня крепче.

– Хотите войти?

Я боялся, что мне нечего ему предложить: в замке нет ни еды, ни питья.

Не успел Шеймус ответить, как во дворе раздался крик. Я поднял голову – у нагруженной припасами телеги стояла худая женщина, тоже пожилая, с вьющимися седыми волосами, которые облаком окутывали ее плечи. Она прижимала ко рту уголок лоскутного фартука, словно тоже пыталась сдержать рыдания при виде меня.

– Мой лорд, – произнес Шеймус, становясь рядом со мной и показывая на женщину, – это моя жена Эйлин.

– Боже, только посмотрите! Как вы выросли! – выпалила Эйлин, вытирая глаза фартуком.

Она протянула ко мне руки, и я бросился к ней, чтобы обнять. Ростом она едва доставала мне до плеч, но все же взяла меня за предплечья и мягко встряхнула. Я только рассмеялся.

Эйлин отстранилась от меня, чтобы всмотреться в лицо, изучая мои черты.

– Ну да, – фыркнула она, – у вас телосложение Кейна. Но только посмотри, Шеймус! У него цвет глаз Лили!

– Да, дорогая. Он же ее сын, – ответил тан.

Эйлин шлепнула его по руке:

– Ага, я знаю. И я никогда не видела такого красивого парня.

У меня вспыхнуло лицо от всей этой суматохи. Я был благодарен Шеймусу, который направил разговор в более практичное русло.

– Мы приехали первыми, мой лорд?

Я кивнул, и шея отозвалась болью.

– Да. Я бросил клич моим людям возвращаться так быстро, как они смогут. Но, боюсь, замок в гораздо худшем состоянии, чем я предполагал. У меня нет пищи, нет одеял, нет воды. Мне нечего дать.

– Мы и не ждали от вас ничего. – Эйлин показала на телегу. – Это дар от лорда Берка. Мы служили ему в темные годы. Хвала ему, он был добр к нам, вашим людям.

Я подошел к телеге, стараясь скрыть клубок чувств. Там были: одеяла, пряжа, чистая одежда, чугунная посуда, бочонки эля и сидра, круги сыра, корзины яблок, вяленое мясо, кроме того, ве́дра, чтобы носить воду из колодца, бумага и чернила для письма.

– Я в долгу перед лордом Берком, – произнес я.

– Нет, мой лорд, – Шеймус положил руку мне на плечо, – это только начало платы лорда Берка за то, что он молчал, когда следовало говорить.

Я уставился на тана, не зная, что сказать.

– Идемте! Занесем вещи и начнем приводить замок в порядок, – заявила Эйлин, похоже, ощутив мои мысленные сожаления.

Втроем мы начали носить бочонки и корзины в кухню, и тут я обнаружил, что Томас опять пропал. Я собрался его позвать, но в дверь снова постучали.

– Лорд Эодан!

Темноволосый молодой человек с веснушчатым лицом и ручищами толщиной почти с мою талию приветствовал меня широкой улыбкой.

– Я Дерри, ваш камнетес.

И так продолжалось все утро.

Когда солнце поднялось выше, вернулось еще больше людей со всевозможными дарами. Прибыли еще два моих тана с женами в сопровождении мельников, свечников, ткачей, целителей, садовников, пивоваров, поваров, камнетесов, бондарей, йоменов… Все возвращались, смеясь и плача. Некоторых я никогда прежде не видел, других тотчас узнал: это были воины, которых я видел в битве на лугу несколько дней назад. Только теперь они пришли с семьями, детьми, родителями и пожитками. У меня распухла голова от имен, а руки болели от перетаскивания в кладовые тюков с провизией.

Ближе к вечеру женщины занялись уборкой в зале, а мужчины принялись очищать двор от сорняков и вьющихся растений и выбрасывать из комнат разбитые стекла и сломанную мебель.

Я выносил остатки кресла, когда увидел Дерри: он стоял ко мне спиной во дворе и смотрел на камень с именем Деклана. Я не успел придумать, что сказать, как камнетес взял железный лом и яростно выкорчевал камень. Взяв его в руки и перевернув, чтобы не видеть имени, он свистнул одному из парней.

– Отнеси это в трясину за рощей, – сказал Дерри. – Только не переворачивай, слышишь? Брось его в болото как есть, лицевой стороной вниз.

Мальчишка кивнул и с озадаченным видом припустил прочь, неловко держа камень.

Я заставил себя пройти дальше, прежде чем Дерри заметил меня, и отнес сломанное кресло в яму для костра. На меня словно надвинулась темнота, хотя я стоял на лугу, залитом дневным светом.

Я задержался у ямы. За спиной – замок, передо мной – куча разбитой мебели, ожидавшая, когда ее подожгут. Но с гор исходил безмолвный шепот, холодный и резкий. Темные слова разносились как шипение в шелесте травы, как проклятие в стенании дубов.

«Где ты, Эодан?»

Я закрыл глаза, сосредоточившись на том, что было истиной, а что реальностью: на ритме пульса, твердости земли под ногами, голосах моих людей вдалеке.

Голос раздался снова, молодой, но жестокий, его сопровождали запах гари и сокрушительная вонь нечистот.

«Где ты, Эодан?»

– Лорд Эодан!

Я открыл глаза и обернулся. Передо мной стоял Шеймус с обломками стула. Я помог ему швырнуть их в кучу, и мы молча пошли во двор, где Дерри уже заложил место Деклана другим, безымянным, камнем.

– Эйлин вас ищет, – наконец сказал Шеймус, отводя меня в прихожую.

Я вдруг заметил, как тут тихо и пусто, и последовал за таном в зал.

Все уже собрались, ждали только меня.

Я шагнул в зал и замер, удивленный преображением.

В камине горел огонь, были расставлены столы на козлах, а на них разложены разномастные оловянные и деревянные подносы. На лугах нарвали цветов корогана и сплели из них голубые гирлянды на столы. Свечи освещали блюда с едой: в основном хлеб, сыр и соленья, но кто-то нашел время зажарить пару ягнят. Пол под ногами блестел как начищенная монета. Но прежде всего мое внимание привлекло знамя, свисавшее с каминной полки.

Символ Морганов. Голубое, как летнее небо, с вышитой в центре серой лошадью.

Я стоял в зале, среди своих людей, глядя на символ, который принадлежал мне по праву рождения, под которым были убиты мать и сестра; символ, который я должен возродить.

– Быстрые рождены для самой долгой ночи, – начал Шеймус, и его голос эхом прокатился по залу. Это были священные слова, девиз нашего Дома. Повернувшись ко мне, он подал серебряную чашу с элем. – Ибо они первыми встретят свет.