– Именно так! – развеселился Саттер. – И я уверен, что эта игрушка поможет тебе защищать меня лучше прежнего, хотя куда уж лучше! Аха-ха!

– Ну хватит, довольно! – поморщился Хопкинс. – Это моя работа, и я ее делаю в меру возможностей.

– Отлично сказано, Джеймс, – с усмешкой вставил Саттер-младший. – Надеюсь, твое ревностное отношение к службе не зависит от материального положения гражданина, нуждающегося в помощи закона.

– Джонни, какого черта! – недовольно воскликнул его отец.

Но Хопкинс слишком давно знал Джонни Саттера, чтобы придавать значение его словам.

– Нет, – ответил он спокойно, – не зависит. И ты прекрасно это знаешь, Джон. Меня нельзя купить.

– Всех можно купить, – самодовольно протянул Джонни и приложился к стакану. – Это лишь вопрос цены.

– Пожалуй, соглашусь с Джонни, – сказал Бреннон. – Купить и продать можно кого угодно.

– В таком случае, я займу сторону шерифа, – решительно сказал Питер Барнетт. – Конечно, мы живем в такое время, когда деньги решают многое, возможно, даже слишком многое, но есть вещи, которыми нельзя торговать.

– Вы политик, Барнетт, вам нельзя придерживаться иного мнения, хотя бы на людях. А я не боюсь прослыть циником и подлецом, – продолжил спор Бреннон, – и остаюсь при своем мнении. Люди пускают с молотка самое святое, как только им предоставляется такая возможность. Вы слышали анекдот про похороны Джорджа Карсона? Прекрасно характеризует душевное состояние нынешнего общества.

– Что за Карсон?

– Скорняк из Сан-Франциско. Ушел в горы одним из первых и был, кстати, довольно удачлив. Напал на золотую жилу милях в двадцати отсюда вверх по течению Сакраменто, за год намыл десять тысяч долларов. Да вот беда, здоровья был слабого, две недели назад преставился прямо на прииске. – Бреннон умолк, благочестиво посмотрел в потолок и затем продолжил: – Хм… Так вот. Надо ли говорить, что соседи по лагерю чуть не поубивали друг друга за право на его участок. Джеймс Хопкинс не даст соврать: зубами готовы были грызть товарищей.

Взгляды устремились на Хопкинса, тот кивнул в знак согласия.

– А похороны несчастного и вовсе обернулись нелепым фарсом. Собралось всего человек пятнадцать, пригласили пастора Перкинса – ты его знаешь, Джон, такой долговязый хлыщ с гнусавым голосом. Стало быть, гундосит этот сын божий о беспримерных добродетелях усопшего, а сам пялится на груду могильной земли: там, понимаешь, что-то весьма недвусмысленно блестит, и этот блеск не дает сосредоточиться нашему пастырю. В конце концов, падре не выдержал: бросил Святое Писание и кинулся выгребать золото. Гости Карсона сначала смутились, но потом опомнились, присоединились к пастору и не ушли, пока не разгребли всю почву, что должна была послужить одеялом нашему покойничку. И это еще не конец, джентльмены! Они вытащили тело Карсона из могилы, убедились, что запасы золота не исчерпаны и в тот же день в полном составе явились в муниципалитет, чтобы застолбить за собой могилу в качестве прииска. А Карсона перевезли и закопали неподалеку от города без всякой лишней помпы, – закончил Бреннон, давясь от смеха.

– Откуда ты все это знаешь? – оживился под воздействием рассказа Саттер-младший.

– Я был там! – выпалил Бреннон и расхохотался. – За год этот парень продал мне половину своего золота, я должен был почтить его память!

– Экая ты циничная свинья, Сэм, – с искренней симпатией произнес Джонни.

– Да уж, вы нашли друг друга, – проворчал в усы Джон Саттер.

– Ну, что вы на это скажете, мистер Хопкинс? – сочным баритоном прогудел Кроули. – Пример более чем нагляден, м?

Надо заметить, что Кроули оказался одним из первых, кто не потерял ни минуты с того момента, как Сэм Бреннон ураганом пронесся по улицам Сан-Франциско со своей золотой колбой. Вечером того же дня он разыскал возмутителя спокойствия, получил у него подробнейшую информацию, а уже следующим утром снарядил экспедицию из дюжины наиболее крепких и толковых работников и сам ее возглавил.

Начало было прекрасным: под личным руководством Кроули команда работала слаженно и чрезвычайно эффективно. Он разделил участников на две группы и назначил бригадирами двух чилийцев, знакомых с горным делом по работе на английских медных рудниках. Таким образом, на его участках появились настоящие шахты с водоотводами, креплениями сводов и прочими признаками профессионального отношения к делу. Кроме того, между двумя бригадами зародилось самое настоящее соревнование за большую выработку, что поощрялось боссом не только на словах, но и материально. За полгода мистер Кроули стал богаче на астрономическую сумму в пятьсот тысяч долларов.

– Так что скажете, шериф? – повторил вопрос Кроули.

Не успел Хопкинс открыть рот, как в разговор снова вклинился Бреннон:

– Нет-нет! – воскликнул он. – Я по лицу вижу, что ты хочешь возразить, Джеймс. У каждого из нас есть что-то такое… э… жена, дети, мать… С этим ясно, я сам, не задумываясь, отдам имущество и саму жизнь за своих детей. Но есть вещи неосязаемые, эфемерные! Профессиональный долг, честь… Неужели ты станешь утверждать, что за кругленькую сумму не разрешишь спор старателей за право на прииск в пользу одного из них? Не будь ханжой, Джеймс, здесь все свои! – И он лукаво подмигнул Хопкинсу.

– Нет, Сэм, я не стану ничего утверждать, – ответил шериф. – Ты бизнесмен. Деньги приносят тебе еще большие деньги, и я допускаю, что именно поэтому они стали главной ценностью твоего существования. Наверное, тебе трудно представить… Да что далеко ходить, ты знаком с Гарри-сапожником?

– Конечно! Прекрасный мастер. Пожалуй, лучший в Калифорнии.

– Вот именно. Сидит в мастерской, тачает сапоги и очень гордится своей профессией. И заметь, Сэм, качество его сапог не зависит от цены, которую он за них берет. Он просто не умеет делать их плохо. Сейчас окрестности Сакраменто кишат богачами. Гарри мог бы взвинтить цены на свою обувь, работать меньше, а зарабатывать больше. Он мог бы набрать толпу помощников, открыть цех, потом еще один, и обуть в свои сапоги все Западное побережье, но он и этого не делает: боится, что сапоги станут хуже и это скверно отразится на его репутации. Он ничего не делает для денег, Сэм. Предложи ему миллион долларов, чтобы он навсегда бросил свое занятие и жил припеваючи, и он пошлет тебя так далеко, как позволит его княжеское происхождение.

– Он князь?!

– Хм… Ну, я знаю об этом только с его слов. Вроде бы фамилия у него княжеская.

– Ты носишь сапоги, сделанные восточным сатрапом, Сэм! – прыснул Джонни. – Боже, что за страна!

– Однако, – озабоченно произнес Джон Саттер, – пора ужинать. Где же наш милый Крамер? Луиза! – крикнул он. – Луиза!

В дверях вновь появилась маленькая индианка.

– Луиза, будь добра, поторопи мистера Крамера и пригласи к нам миссис и мисс Саттер!

– Слушаюсь, мистер Саттер, – тихо отозвалась служанка и скрылась за дверью.

– Джентльмены, пора за стол! – объявил Джон. – Прошу вас!

Загремели отодвигаемые стулья.

– Сюда прошу, мистер Кроули. Джеймс, прошу сюда, на почетное место…

– Оставь, Джон!

– Никаких возражений! Сюда, только сюда!

– Как будто смеркается, джентльмены.

– Да, сумрачно становится.

– Джон, не прикажете ли…

– Конечно, конечно! Керук! Где этот индеец… Керук!

– Я здесь, мастер Джон.

– Керук, будь любезен, зажги свечи.

– С каких пор Керук стал у вас дворецким, Джон?

– С сегодняшнего дня.

– А где же наш славный Бредли?

– Сбежал, джентльмены! Мой славный Пол Бред-ли сбежал в горы. Жаль, но надо отдать ему должное, он поставил меня в известность относительно своих планов.

Открылась боковая дверь, и в проеме появился благоухающий Крамер. На нем была белая сорочка, черный смокинг и соответствующие штаны, которые несколько не вязались с его кожаными сапогами и, кроме того, были коротковаты, но, учитывая обстоятельства, это было простительно.

– Вот и наш дорогой Филипп! – воскликнул Саттер. – Как вы себя чувствуете, мой друг?