– Медведю! И сам он как медведь рычал, и когти выросли, что твои кинжалы!

– Рассказывай, ага. У него же топор вместо пистолета, вот и рубанул небось мексиканцу.

– А я тебе о чем толкую? Топор ему дает нечеловеческую силу! Прямо медведь-медведем становится! А сердце он сам съел!

– Вот он! Смотри, смотри!

– Как ни в чем не бывало…

– Ах, какой красавец!

Хопкинс и Крамер въехали на территорию форта через южные ворота. На минуту движение остановилось, и со всех сторон послышалось:

– Добрый вечер, мистер Хопкинс!

– Здравствуйте, шериф! С победой вас!

– Ура шерифу Хопкинсу!

Кто-то зааплодировал, остальные подхватили. В небо полетели шляпы и косынки.

– Черт знает что такое, – пробурчал Джеймс, спрыгивая на землю.

– Людям нужен герой, – философски усмехнулся Крамер. – Поздравляю, ты занял вакантное место.

Солнце скрылось за верхушками деревьев; дело шло к вечерней трапезе, и воздух форта наполнялся аппетитными ароматами, идущими из кухни. Из дома вышел Керук, почтительно склонился и принял лошадей.

– Прошу вас пройти в дом, – тяжело роняя слова, промолвил он густым баритоном. – Мастер Джон ждет вас.

Он снова поклонился и увел лошадей в стойло. Хопкинс неловко махнул рукой в знак приветствия всем, кто его чествовал, и шерифы под гром оваций вошли в главное здание форта.

Внутреннее убранство дома не отличалось роскошью. Хозяин явно вел пуританский образ жизни, показывая своим работникам пример скромности, добродетели и трудолюбия. Войдя в двери, гости оказались в большом холле, который одновременно служил гостиной и столовой для постояльцев.

Почти вся мебель была изготовлена мастерами, трудившимися на Саттера, и носила на себе черты характера своего владельца. Столы, стулья, шкафы и буфеты – все было выполнено без лишних изысков, прочно, добротно, на века.

Приятелей встретил чернокожий раб Саттера по имени Боги. Высохшей старческой рукой он сделал широкий жест в сторону хозяйской половины дома и молча поклонился.

– Боги! – с неожиданной теплотой в голосе воскликнул Хопкинс. – Рад видеть тебя живым и в добром здравии!

Губы негра дрогнули, изогнулись в полуулыбке, и он сипло проговорил:

– Не такое уж оно доброе, мастер Джеймс. Я тоже рад вас видеть. Проходите, мастер Джон давно ждет вас.

Гости повернули направо, прошли небольшую приемную, миновали еще один дверной проем и оказались в просторном зале с белеными стенами и высоким потолком. Пол зала был выстлан дубовым паркетом, шторы на больших окнах распахнуты. В дальней стене был обустроен уютный камин, напротив камина расположился длинный обеденный стол, сервированный к ужину.

Пятеро мужчин сидели у одного из окон подле небольшого столика, курили и потягивали аперитив.

Увидев вновь прибывших, Джон Саттер вскочил, распахнул объятия и стремительно двинулся навстречу, имея самое приятное выражение на физиономии.

– Добро пожаловать, дорогие друзья! Добро пожаловать! – гулко прогремел его голос. – Мы вас давно поджидаем!

Он обеими руками стиснул маленькую ладонь Хопкинса и долго тряс ее, не желая выпустить, пока шериф сам не освободился от пожатий благодарного Императора. Затем Саттер лаконично поздоровался с Крамером, внимательно оглядел его с ног до головы и сказал:

– Мистер Крамер, сегодня вы оказали мне неоценимую услугу. Мы не просто разогнали с вашей помощью банду грабителей. Слава о подвигах двух шерифов разнеслась по округе, и теперь любой мерзавец трижды задумается, стоит ли покушаться на имущество Джона Саттера и любого другого честного фермера.

Крамер вежливо склонил голову и приятно улыбнулся.

– Позвольте же мне отблагодарить вас самым скромным образом, никак не затрагивая вашей профессиональной гордости. Я знаю, что вы уже несколько дней скитаетесь без достойного приюта и отдыха. Прошу вас принять мою благодарность и гостеприимство: наверху вас ждет горячая вода и чистая одежда, а после ужина – мягкая постель. И, черт подери, я лично прослежу, чтобы перины были взбиты самым надлежащим образом!

– Благодарю вас, Джон, – снова склонил голову Крамер. – Горячая вода и кусок мыла – это именно то, что мне сейчас нужно.

– Пустяки, пустяки! – рассыпал любезности Саттер. – Луиза проводит вас в комнату, а через час мы ждем вас к ужину! Луиза! – крикнул он в полный голос.

Из боковой двери вышла маленькая индейская женщина со сморщенным личиком и присела в книксене. На ней было темное платье с белым воротником и молочного цвета передник.

– Луиза, будь добра, проводи мистера Крамера в его комнату, – распорядился Саттер.

Луиза вновь присела, изящно развернулась на каблуках и засеменила к выходу. Крамер двинулся за ней, а Хопкинс присоединился к обществу.

В представлении он не нуждался и сам отлично знал всех присутствующих. Кроме Джона Саттера и Питера Барнетта, в зале у столика, уставленного бутылками, сидели еще трое.

Прямо у окна, примостив зад на подоконник, вольно расположился Сэмюель Бреннон собственной персоной. За полтора года Золотой лихорадки он возмужал и заматерел. Проницательный взгляд его вонзался в собеседника, словно острый щуп хорошего повара в сочащийся стейк: готов ли? Мормонская борода была ухожена, буйные кудри на голове тщательно уложены, и вообще в нем с первого взгляда угадывался человек при деньгах.

Против Бреннона, через стол, сидел молодой человек лет двадцати трех, с меланхолическим, но весьма благодушным выражением лица. Он рассеянно вертел в руке стакан, и по всему было видно, что его одолевает скука. Это был Джон Саттер-младший – единственный сын и наследник Императора Калифорнии. Черты его лица напоминали отцовские, однако казались изящнее и тоньше. Длинные прямые волосы были зачесаны назад и чем-то смазаны для укладки. На нем были надеты щегольской новомодный пиджак коричневого цвета с затейливой вышивкой на груди, красная шелковая сорочка и штаны в цвет пиджака.

Завершал список гостей некто Рудольф Кроули, представительный господин лет пятидесяти с окладистой черной бородой, доходившей до середины груди, и тяжелым взглядом из-под густых нависающих бровей. У Кроули были правильные, хотя и несколько крупноватые черты лица. Чопорный стиль одежды и нарочитая сдержанность в словах и жестах выдавали в нем старосветского аристократа с отличной родословной. На нем была безупречная черная пара консервативного стиля и белоснежная сорочка, воротник которой он подвязал черной же атласной лентой. Господин сидел на краешке стула, прямой и строгий, как политика британского кабинета министров. Привстав, он кивнул Хопкинсу и снова сел, не издав ни звука.

Джон Саттер, выпроводив Крамера, подхватил Хопкинса под руку, подвел его к столу и снова провозгласил:

– А вот и герой баталии! Ох, джентльмены, жаль, что я не владею словом, ибо мужество и отвага нашего шерифа достойны быть воспетыми в одах и легендах!

Сэм Бреннон, широко улыбаясь, сделал шаг навстречу шерифу и воскликнул звонким, почти юношеским, тенорком:

– Джеймс Хопкинс! Почту за честь разделить трапезу с героем нашего города! Прошу вас, шериф: виски, ром, бренди?

– Спасибо, Сэм. Пожалуй, немного виски, – согласился Хопкинс.

Бреннон плеснул в стакан из пузатой бутылки и подал Джеймсу.

– Тост! – воскликнул Джон Саттер. – За наших смельчаков-законников! За воинов добра, стоящих на страже благополучия законопослушных граждан. Джеймс, прошу тебя принять в качестве благодарности небольшой сувенир.

Саттер взял со стола массивную коробку красного дерева и протянул шерифу.

– Что это? – подозрительно прищурился Хопкинс.

– Это кольт «Драгун». Новейшая модель! – торжественно провозгласил Император. – Во всей Калифорнии всего два экземпляра: один у меня, другой – у тебя.

Хопкинс колебался. Такой подарок вряд ли можно назвать взяткой, но, с другой стороны, ему смертельно не хотелось хоть в чем-то быть должником Саттера.

– Хорошо, Джон, я приму твой подарок, – наконец ответил он, – хотя мне и не хочется быть чем-то тебе обязанным. Но… Я ведь все равно обязан защищать тебя и твое имущество, не так ли?