Литмир - Электронная Библиотека

Март, весна, воспоминания о детстве. Когда на улице становилось уже тепло, то мне одевали весеннее пальто в клетку, и шапку легкую. Я хорошо помню их запах – это был запах легкой одежды, а не шубы и шапки зимней. И так вольготно мне было во всем этом гулять! Как будто груз с меня сняли огромный. Крылья прямо вырастали после шубы, валенков и шапки зимней. Шапка легкая у меня была оранжевая, трикотажная, с кисточками, мне она нравилась. А у пальто были золотые пуговицы. Весь городок ходил в таких пальто. Все были одинаковые. И еще я хорошо помню две свои куртки. Одна была в бело-красно-малиновую крапинку, шуршала очень сильно, а вторая – ярко-оранжевая, блестящая, с искусственным мехом на рукавах и карманах. Модная куртка. И я в этих куртках где-то в апреле начинала копаться в лужах на улице, особенно в большой, на дороге под нашими окнами, у подъезда как раз. Там всегда была лужа, с тех пор, как мы въехали в этот новый дом в 1976, кажется, году. Просто там асфальт провалился немножко, на глубину половины колеса, и всегда лужа набегала, а в ней было много разных камешков после зимы, разноцветных, простых, но они в воде так блестели всегда! И постепенно все перекочевывали ко мне в карманы курток. Карманы не выдерживали нагрузок, рвались, и камешки радостно проваливались в пОлы куртки,и ездили по всему подолу туда-сюда. И так здорово было их выуживать уже из подола! Только руки у меня всегда были в цыпках, в корке, от холодной воды, которая в лужах была. Я родилась, наверное, уже археологом. Потому что весной, когда из-под снега обязательно начинало появляться столько всяких интересностей – сломанные игрушки, крышки красивые, пуговички, и еще куча всякого барахла, которое для меня было богатством- я всю эту грязь радостно собирала на газонах или в лесу нашем, перед домом, выковаривала из-под последнего, уже до жути грязного снега. Все руки были черными. Для мамы это был просто ужас, конечно, а мне было так радостно, такой азарт я испытывала от поисков и своих находок! И мне было все равно, цыпки там у мена на руках, или нет, главное – найти богатство в тавяшем снегу, в луже это богатство отмыть, и в карман спрятать. Красота! Да, не зря я поступила на истфак МГУ!

11 марта. Вчера у Маши опять была температура 38,5. Сегодня ей полегче. Зря я ее водила на утренник, она еще не долечилась. Вот и вылезла опять болячка. Но она стихи ведь там читала, тоже, как и я в свое время, она главный чтец, память замечательная, и читает с выражением. И вообще, она любит в садик ходить, не то, что я в детстве.

В общем, все у нее из-за детского сада. Пусть сидит дома до апреля, по крайней мере. Потому что Милена страдает из-за Маши, из-за вирусов садовских, и Милену мне жалко.

Сейчас пост, попробую поститься, может, похудею на эти 4 кг, которые набрала.

***За темным окном

сверкает луна,

и ночь, и ночь

темнее дня,

а в темном лесу

много диких зверей,

а в городе нет

ни одного зверЯ***Маша

Сочинила моя Маняшка стишок. Ничего так, для 4-летнего ребенка нормально. Молодец!

12 марта. Сегодня у Маши нет температуры. Мы сидели с ней вечером, и, как обычно, разговаривали перед сном. И она сказала, что лежит вечерами, и сочиняет взрослые песни. Эту вот песню, которую я записала (тоже взрослую, оказывается), должна петь «тетя тонким-тонким голосом». Это так интересно! Я даже мелодию поняла, Маша тоже ее сама сочинила, и напела мне ее шепотом. Умничка моя.

Весна, капель, свободный, вольный ветер, запах весны такой особенный,талым снегом и мокрыми деревьями пахнет. Ностальгия по молодости. Дискотеки в школьном возрасте, на которые я раскачивалась идти всю неделю, решала, идти, или нет. А потом Паше с Женей пафосно рассказывала (так, при случае, конечно), какие клёвые у нас в городе дискотеки, вау, и я на них хожу, такая я вся крутая. Выпендривалась перед ними, короче, чтобы хоть чем-то казаться лучше них, детей из богатой семьи. Глупо, да, но – комплексы, комплексы мои…И тетя Таня, их мама, сестра матери моей, однажды сказала: возьми Женю и Пашу на дискотеку. Вот я попала! У них прикида-то никакого, хоть одеты дорого, но не стильно, не модно (как это часто бывает, богатые люди лишены чувства вкуса и стиля, поэтому одеваются и они, и их дети всегда непойми как, увы), и я категорически не хотела позориться с ними среди своих одноклассниц, нет уж, ни за что! Я знала, что в это вот конкретное воскресенье дискотеки в Стекляшке не будет, но повела с собой Пашу и Женю, чтобы их не обидеть. Пришли на 40-й км, а там все закрыто (разумеется), и я сделала удивленное лицо – как так, нет никого, ай-ай, неужели дискотеки не будет? И мы пошли домой. И я вздохнула с облегчением. И больше язык не протягивала. Себе дороже. Потому что Табуновы часто к нам приезжали в гости, к дяде Ване, их общему брату-инвалиду, который с нами жил всю жизнь. И в любой момент могли вспомнить про дискотеку. Ну уж нет. Не хочу родных с собой таскать никуда.

На дискотеке такой дух крутой! Дух крутизны. Вот заходишь с улицы, раздеваешься в крохотном чуланчике-гардеробной, переобуваешься там же (не в сапогах же танцевать-то!), никаких номерков, конечно, все вещи в куче висят, и входишь в зал, где уже гремит музыка. И шарик серебристый под потолком пускает всюду зайчиков. И сразу думается тебе – ну, вот я и стала крутой! Ты уже не восьмиклассница какая-то там зеленая, зашуганная и переживающая за контрольную, неа, ты уже вообще нереально крутая девчонка, развязная шалава! А особенная крутизна – выйти покурить. Я не курила, а просто выходила со своими девчонками, для плезиру, чтобы обо мне тоже думали, что я курю. Постоишь-постоишь на улице, и снова ныряешь в шум и дым дискотеки. И так мне хотелось, чтобы в меня влюбился какой-нибудь хороший парень, пригласил танцевать на медляк, ведь я же симпатичная и умная! Но никто не приглашал. Вообще, все мои одноклассницы, которые уже якшались вовсю с парнями в то время и имели вес на этих дискотеках, были завсегдатаями, и которых всегда приглашали на медленные танцы, все они или родили без мужа сразу после школы, залетели, так сказать, либо выскакивали сразу замуж, а через год разводились. Вот так. Но я тогда ничего ведь не понимала еще, и мне было так обидно, что никто не приглашает!

Я ненавижу Сережу за то, что он любит болеть. Чуть только мои девочки засопливелись – он сразу же заболевает. Кашель, даже температура, охает-ахает, как старик. Я действительно предполагаю, что он подсознательно ассоциирует себя с маленьким ребенком, поскольку он избалован своей мамой, а она любила их лечить, чуть только кто-то чихнет один раз – все, грелки, градусники, лекарства, звонки всем соседкам, и пр. У них это культ – таблетки. И еда. Два культа. И он привык к этому, и теперь, чуть что – лапки кверху. Так вот, он ассоциирует себя с ребенком, и расслабляется. Меня это просто бесит. Я вынуждена ухаживать больше за ним, как за единственным кормильцем, чем за детьми. Осенью он заболел с ними даже пневмонией! Сейчас – гриппом с ними болеет. Даже когда Маня пошла болеть уже по второму кругу – он снова расклеился вместе с ней. Это просто возмутительно. И ходит, и кашляет, и стонет, и вечно он потеет, и вечно у него слабость, и вечно – «ой-ой, кажется, у меня температура! Где градусник?» Тьфу. Не мужик, а хлюпик.

На улице март, снег тает. А мы сидим дома. И когда это все закончится – я не знаю. Так я устала от всего этого- просто слов нет! Даже сердце стало болеть. Ноет, жует. Неприятно.

В очередной раз дочитала Ивана Шмелева, Лето Господне. Грустно заканчивается там все, жалко хорошего человека. И вот что странно – я ведь хоронила и обеих дедов, и дядю Ваню (мне было уже лет 20-25), но я ничего не помню. Как будто это меня почти не касалось. Хотя дядя Ваня ведь жил с нами вообще всю жизнь в одной квартире. Но – как будто это мимо меня все прошло, меня не касалось, хоть, конечно, я и ходила на похороны. Просто, наверное, у меня уже была своя жизнь, свои заботы, учеба, любовь и тд. Все остальное мне было уже не интересно. И я не помню своих переживаний, когда они все умирали. Вообще своих тогдашних чувств не помню, как будто у меня их и не было. И думаю – а вообще-то я тогда хоть чуть-чуть переживала, сожалела? Или просто спокойно воспринимала это, как данность, как течение жизни. Ведь уходили близкие мне люди. А я словно этого стыдилась, мне кажется, стыдилась показать свое сожаление и грусть. А теперь мне за это стыдно. Я даже прощения у них не попросила, как положено.

61
{"b":"681222","o":1}