– Знаете, мне следовало бы сообразить, что ногу можно положить на другой стул. Но я не сообразил. – Он с нежностью посмотрел на нее сбоку. – Я рад, что вы это придумали.

– Очень мило с вашей стороны. – Она изо всех сил старалась притвориться, будто ее абсолютно не волнует эта близость и этот тесный контакт, который вынуждал ее уютно прижиматься к его боку.

Из-за своего высокого роста Джоселин не привыкла смотреть на людей снизу вверх, чтобы видеть их глаза. Но Такер был выше се, благодаря чему она чувствовала себя более мягкой и женственной.

– Вы очень красивая, Джонези, – произнес он почти дрожащим голосом, который заставил Джоселин осознать, что Грейди Такер привлекает ее скорее как мужчина, а не как политический обозреватель. И с каждой минутой ей становилось от этого все тяжелее и тяжелее.

– Да я просто сказка, – отозвалась она с легкостью, хотя ей стоило немало сил перебороть волнение.

Такер остановил на ней долгий взгляд, от которого у нее замерло сердце, затем вздохнул и покачал головой.

– Бесполезно, – произнес он. – Я это проверю.

– Что проверите? – не поняла Джоселин, смущаясь из-за близко наклонившегося к ней Такера.

– Есть ли там фейерверки… или бубенцы. – Она почувствовала на себе его горячее дыхание, и их губы сблизились.

Сказать, что земля ушла у нее из-под ног, – значит ничего не сказать. Джоселин показалось, что все перевернулось вверх дном. Его губы были мягче, чем она ожидала, мягче и смелее. Она ответила ему, абсолютно не думая, повинуясь естественной легкости поцелуя. Ее охватило чувство полного удовлетворения, как будто она, наконец, обрела то, к чему так долго стремилась. Это было все равно что вернуться домой после долгого путешествия.

Его губы стали настойчивее, отчего поцелуй перешел на новый уровень близости. Джоселин задрожала, испугавшись, что это приведет его к следующему шагу, и она не захочет отступить. Джоселин всегда интересовало, может ли поцелуй мужчины повергнуть ее в такой восторг – такой чистый и сверкающий, как расплавленное золото.

Когда их губы разъединились, она почувствовала себя опьяненной и возбужденной чарами этого поцелуя. Какое-то мгновение Джоселин стояла неподвижно, а он обнимал ее двумя руками. Она чувствовала биение его сердца, которое как будто эхом откликалось на биение ее собственного.

Потом Джоселин медленно подняла ресницы и увидела перед собой четкие линии лица Такера. Он был так же заинтригован этим поцелуем, как и она сама. Его карие глаза были полны нежности и играли яркими золотыми бликами.

– Вот это да, – мягко и тихо, почти шепотом произнес Такер. – Я как будто выпил пунша, Джонези.

В этот момент Джоселин захотелось его ударить, по большей части из-за злости на себя за то, что допустила этот поцелуй. Но вместо этого только отстранилась от него и потянулась назад, чтобы убрать его руку.

– Мне кажется, мы шли на кухню, – напомнила она, безумно стыдясь хрипоты своего голоса.

К ее облегчению, Такер одобрительно кивнул и убрал свою руку.

– Идемте. – Он сделал шаг вперед, аккуратно наступая на левую ногу. – Может быть, вы мне все-таки дадите ваш адрес в Ватерлоо?

– Нет.

Он в негодовании сжал губы:

– Вы хотите усложнить мне задачу, заставив вас искать во второй раз?

– Усложнить настолько, насколько смогу. – Как же было бы легко, если бы он знал, кто она на самом деле!

Прижимаясь к ней, Такер сделал еще один шаг вперед.

– Назовите мне хоть одну вескую причину. Почему?

– Потому что вы – сумасшедший.

Он резко остановился. Ее голос, должно быть, прозвучал гораздо чувствительнее, чем она осознавала.

– Неужели вы думаете, что я из тех чокнутых, которые зацикливаются на какой-нибудь одной женщине и всюду ее преследуют?

Джоселин не замедлила ухватиться за эту идею:

– А почему я должна быть уверена в обратном? Или я должна просто поверить вашему честному слову?

– Это было бы глупо с вашей стороны поверить. – Такер тяжело вздохнул и снова шагнул вперед. – Я подразумеваю, что следующий шаг должен быть с вашей стороны. Надеюсь, вы не относитесь к тем старомодным девам, которые считают, что девушки не должны сами звонить парням?

На самом деле у нее никогда не возникало подобных ситуаций, и Джоселин не была уверена, что сможет это сделать. Поэтому она ответила по-другому, что, впрочем, тоже было правдой:

– Я всегда считала себя либералкой.

– Буду честен с вами, Джонези, – отозвался Такер с недовольной гримасой, – я никогда не понимал, что это означает.

Его признание поставило Джоселин в тупик. Она запнулась, изо всех сил пытаясь придумать ответ.

– А знаете что? – наконец проговорила она весело и удивленно. – Я тоже этого не понимаю. Знаю только, что это как-то связано с уважением. Вы доверяете словам человека, которого уважаете, не пренебрегаете его мечтами и желаниями…

– А какие у вас мечты и желания? – мягко полюбопытствовал Такер, пристально глядя на нее зондирующим взглядом.

Что касается Джоселин, она не намеревалась откровенничать. Поэтому, повернувшись, быстро сказала:

– Это очень просто – доставить вас на кухню.

– Я серьезно, – запротестовал Такер.

– И я серьезно. Идемте.

Пока Джоселин помогала Такеру устроиться на кухне, расположив его ногу на дополнительном стуле, и накрывала стол на троих, завтрак был полностью готов. Она помогла Обедиа разложить омлет по тарелкам и села за стол.

Аппетитные запахи разжигали и без того уже обостренное чувство голода. Джоселин взяла со стола салфетку и расстелила ее у себя на коленях.

– Обедиа, вы не прочитаете нам молитву? – спросил Такер, расстилая свою салфетку.

Когда была жива мама Джоселин, они ни разу не приступали к приему пищи без молитвы. Но в последнее время эта традиция соблюдалась только в каких-то особых случаях или на официальных торжествах. Этот завтрак Джоселин не считала таким.

Немного смущаясь, она скопировала позу Обедиа – склонила голову и закрыла глаза пока он певучим густым басом молился:

– Господи, Ты создал землю для человека и подарил ему плоды земли и мясо животных и сказал, что вся наша пища должна быть благословенна. Да будет благословенна эта пища и те, кто служат во имя Иисуса. Аминь.

– Аминь, – повторила она одновременно с Такером и, стараясь не смотреть на него, взяла с тарелки гренку, перед тем как передать тарелку Обедиа.

На некоторое время за столом воцарилась тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов, хрустом бекона и довольным чавканьем.

– Омлет бесподобный, Обедиа, – похвалила, наконец, Джоселин. – Некоторые женщины сочли бы за счастье иметь такого мужа!

Он мягко засмеялся:

– Я передам ваши слова моей жене.

– Так вы женаты? – Она почему-то была уверена, что Обедиа не женат или, по крайней мере, вдовец.

– Практически всю свою взрослую жизнь, – сообщил он и задорно добавил: – И все годы на одной женщине. И чувствую себя абсолютно счастливым.

– Если вы так говорите, это означает, что вы разделяете философию моего дедушки, – подметил Такер. – Он говорил, что быть женатым или замужней – это все равно что управлять фермой; каждое утро приходится все начинать заново.

Обедиа снова засмеялся:

– Это абсолютная правда.

– Вы живете здесь, в столице? – полюбопытствовала Джоселин.

– Нет. Я здесь проездом по делам.

– Это связано с игрушками? – Такер отломил вилкой еще один кусочек омлета.

– Вы угадали. – Обедиа намазал ложкой на хлеб клубничное варенье.

Неожиданно оставив в покое свой омлет, Такер задумчиво нахмурил лоб и проговорил:

– Кажется, вам многое известно о Санта-Клаусе Я хотел бы кое-что узнать. Почему его одежда красного цвета?

– Если я не ошибаюсь, то одежда епископа традиционно красного цвета. – Обедиа посмотрел на Такера, и его глаза внезапно сверкнули. – Я могу рассказать некоторые интересные подробности. Епископ носит высокий головной убор, который указывает на небо. А еще он ходит с посохом, который, как некоторые считают, стал прародителем сахарной палочки – традиционного рождественского угощения.