– Мы договаривались, – не сдаюсь я. – Пожалуйста, подождите ещё немного.

Поджав губы, женщина топчется на месте, решая, что делать. Думаю, ей было нелегко найти жильцов, которых устроила бы такая комната.

– Ладно! Приду послезавтра! И чтобы всё до копейки отдала! Поняла?

Её неприятное лицо искажается от недовольства.

Я киваю.

Хмыкнув и задрав нос, хозяйка вальяжно берёт своё пальто и выходит из комнаты.

Несколько минут я стою не двигаясь и слушаю тяжелые шаги на лестнице.

Меня охватывает приступ злости. Она выгонит нас! Выгонит прямо на улицу, выбросит как котят и не пожалеет… В такой холод…

Опустившись на пол, обхватываю голову руками. Да, я привыкла быть сильной, привыкла сражаться за себя и за сына.

Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но вместе с воздухом в грудь пробирается мерзкий запах, к которому невозможно привыкнуть!

То ли от злости, то ли от отчаянья подскакиваю на ноги и, вылетев из комнаты, несусь вниз по лестнице, перескакивая ступеньки. Я избавлюсь от этой вони во что бы то ни стало!

Исступлённо луплю кулаком и ногой в дверь соседа снизу. Пусть только попробует не открыть мне! Этот кусок картона я вышибу с нескольких ударов плечом! У меня хватит сил!

Но дверь тут же распахивается.

– Ты что?! Совсем обурела?!

Глаза мужчины круглеют от удивления, от этого худощавое лицо становится еще более длинным.

Странно, сегодня он выглядит совсем не так, как вчера.

– Дай пройти! – рычу я.

Проскользнув мимо него, я врываюсь в чёрную, заваленную хламом комнату с раскрытыми настежь окнами.

Сосед хватает меня за руку, пытается вытолкать из квартиры и кричит в ответ:

– Уйди отсюда! Нафига припёрлась?!

Но я резко выдёргиваю руку и отбегаю в другой конец комнаты.

Не знаю, в чём причина, но сегодня сосед совсем не вызывает страха, даже наоборот, выглядит жалким и нелепым.

– Мы задыхаемся от этой грязи! – с криком я показываю на огромную кучу тряпья, которая по-прежнему возвышается на полу. – Я пришла всё здесь вычистить! Стены, пол, плинтуса! А если вы будете мне мешать, я выломаю дверь, когда вас не будет дома, и всё равно выброшу весь мусор к чертям!

Сосед удивленно поднимает брови и несколько секунд разглядывает меня с таким интересом, словно впервые видит, а затем, улыбнувшись, демонстрирует отсутствие двух передних зубов.

– А ты забавная девчонка, – говорит он и облокачивается о дверной косяк. – Ну валяй, раз так хочешь, наводи марафет. Только на вопрос один мне ответь…

Его спокойный тон возвращает меня в реальность, и гнев понемногу отступает.

– Какой? – спрашиваю я уже спокойнее.

– Этот ворон, он вернётся?

Вздохнув, качаю головой. Что-то с ним не так. Он ненормальный. Определённо.

– Я не знаю. Это не мой ворон, и я видела его впервые.

Помолчав, сосед разворачивается, выходит за дверь, а вскоре возвращается с алюминиевым ведром и серой половой тряпкой.

Поставив ведро в угол комнаты, он подходит к куче тряпья. Неровно прибитые половые доски скрипят под его ногами.

– Нам нужно начать с этого, – я встаю рядом с ним и киваю в сторону кучи.

– Я собирал эти вещи так долго… – сосед поворачивается ко мне лицом и смотрит уже совсем другим, по-детски несчастным взглядом.

– Зачем?

– Зачем! – блеснув, его глаза сужаются. – Что значит зачем?

Я невольно делаю шаг назад.

– Но… Ведь всё это уже нельзя носить…

– О-о-о… Почему же нельзя? Кое-что можно! – наклонившись, он достаёт из кучи серую тряпку, отдалённо напоминающую футболку. – Смотри, вот это… И ещё вот это…

Дальше мне демонстрируются порванные на коленях спортивные штаны, непонятного размера халат, вязаная шапка, растянутый свитер…

– Почему все это валяется в куче, на полу? – спрашиваю, наблюдая за тем, как трепетно мужчина достаёт и рассматривает каждую вещь.

– А больше негде, – он разводит руками в стороны, показывая на голые стены.

И правда, как я сразу не заметила ещё одну странность – в комнате нет абсолютно никакой мебели. Ни шкафа, ни антресоли, ни кровати, ни стола… Абсолютно ничего.

– Раньше у меня был шкаф, – продолжает сосед, – но нужны были деньги. Пришлось продать. Потом ещё кое-что пришлось продать. И ещё кое-что. И так ничего не осталось. Кроме этих вещей. Вещи никто не купил.

«Точно наркоман», – проносится в голове.

Присев на корточки, я вытаскиваю из кучи бесформенное нечто. Пустой желудок болью откликается на резкое движение.

– Вы это носите? – спрашиваю, поморщившись.

– Вот это? Не-а, – сосед качает головой. – А с тобой что?

– Да ничего. Просто я очень голодна.

Чуть оглядываюсь в сторону дверного проёма, ведущего в кухню. Кажется, там тоже нет совсем никакой мебели.

– Мне нечего тебе предложить. Еды у меня нет, – сухо говорит он.

Мне кажется очень странным жить в комнате, где нет вообще никакой мебели и еды.

Подавляя интерес, молча вытаскиваю из кучи следующую тряпку, но любопытство всё-таки берет верх.

– Послушайте, у вас нет ни стола, ни стульев, ни кровати. Не работает свет. Нигде я не вижу хотя бы одной чашки или тарелки. Как вы живёте здесь? Что едите, где спите?

Искоса глянув на меня, сосед осматривает свою комнату так, словно видит её впервые.

– А что! – он вдруг вскрикивает так резко, что я вздрагиваю. – Человек не имеет права спать на полу и есть руками!

– Имеет, конечно, имеет, – пытаюсь говорить спокойно, но руки предательски подрагивают.

Зря я спросила. Неужели не понятно, что в таком месте могут жить только те, кто совсем отчаялся или те, у кого проблемы с головой.

– А это носите? – достаю ещё пару тряпок непонятного назначения, чтобы поскорее перевести разговор обратно на сдержанные тона.

Всё тряпьё влажное и источает отвратительный запах. Видимо, потому что окна в квартире постоянно открыты настежь.

– И это нет, – говорит сосед уже обычным тоном.

Скомкав, бросаю три серых комка к двери. Присев рядом, сосед тоже начинает выуживать из кучи старое рваньё, некогда служившее одеждой.

За час работы куча у двери вырастает до пояса, а нужные вещи сосед бережно складывает в стопку у одной из стен.

В комнате так холодно, что пальцы быстро перестают слушаться, и я начинаю дрожать.

Поднявшись на ноги, несколько раз подпрыгиваю и растираю руки.

Сосед тем временем пытается засунуть старые тряпки у двери в большой пакет.

– Иди, надень что-нибудь, тебе ещё плинтуса чистить, раз уж взялась, – говорит он. – А потом вот это утащи к мусорным бакам.

Это и правда хорошая мысль.

Бросив перебирать кучу, я выскакиваю из ледяной комнаты.

Поднявшись домой, натягиваю тёплый свитер, надеваю перчатки. Потом снова спускаюсь вниз, беру огромный пакет, стоящий у дверей соседа, и тащу его к выходу. Этот хлам намного тяжелее, чем я думала.

Вытащив его на крыльцо, останавливаюсь, чтобы отдышаться.

Ну и погода… Настоящая мерзость.

Эта мысль появляется каждый раз, когда я выхожу на улицу.

Поёжившись, стаскиваю пакет с крыльца и иду к мусорным бакам. Но тут замечаю на бордюре, совсем рядом со мной, что-то небольшое и белое.

Присмотревшись, от неожиданности останавливаюсь посреди двора.

Хлеб.

Булка белого хлеба лежит на боку, в заводской полиэтиленовой упаковке.

Обычный хлеб.

Похоже, что кто-то шёл домой и выронил хлеб из сумки с продуктами.

Голод тут же даёт о себе знать и скручивает желудок.

Глотая слюну, я смотрю на эту красивую белую булку и не могу сдвинуться с места. Я хочу есть. Очень сильно хочу!

Отпустив пакет, делаю шаг в сторону находки и оглядываюсь по сторонам. Ещё шаг и ещё раз оглядываюсь. Никого нет. Хлеб ничей и меня, кажется, никто не видит. Быстро подхожу, поднимаю булку, зажимаю её подмышкой и, схватив пакет, почти бегом тащу его к мусорке у торца дома.

Докатилась. Подбираю еду. Всё, это край, хуже просто не может быть.