"Ребёнок! - вдруг вспомнила Ирина то, что долго мешало ей и не давало покоя. - Вот оно что-о - ре-бё-нок!" - молнией пронеслось у неё в мозгу. Она всё поняла. Хотела крикнуть, встать, и не могла.

Тело свело судорогами, но она не теряла сознания.

"Что я наделала... что я наделала! - проносились отчаянные вспышки просветлевшего разума. - Мой мальчик, Ко-лень-ка, Ко-ля! Как же это я? Ах, подлая, забыла про тебя, забыла! Миленький мой, как же ты теперь без меня? Спа-си-те-е!" - хрипела она. И рванувшись из последних сил, свалилась на пол, поползла к двери, ведущей к сыну. Губы у неё свело, и они уже начали синеть.

Чувствуя, что не доползёт, Ирина ещё раз попыталась позвать на помощь, но из сведённых, крепко стиснутых челюстей, раздавалось только хрипенье.

- Дм-ми-трий! - крикнула она в последний раз, или подумала крикнуть, в груди у неё что-то свистнуло, булькнуло и весь рот наполнило удушливой рвотой. Сводило последними, предсмертными конвульсиями тело.

Дмитрий спал. На столе лежал раскрытый на последней странице дневник, стоял рядом коричневый блестящий флакон с надписью "яд" на жёлтой маленькой этикетке и слабо, в наступающем рассвете, горела не выключенная Ириной настольная лампа. По-прежнему, чётко отбивая удары, стучал будильник: тик-так... тик-так... тик-так! А в прикрытое шторами окно уже врывался алый, радостный рассвет 23-го февраля.

Конец

Октябрь 1958 г.