Я возвращаюсь в общежитие, но очень быстро понимаю свою ошибку. На следующую же ночь в своей комнате (Зои из нее выехала практически сразу же после той ночи) я обнаруживаю резиновую куклу из секс-шопа. На надувное лицо прилеплена моя распечатанная фотография.
Переезжаю в самую дешевую квартиру из газеты с объявлениями. Оплачиваю месяц проживания. Однокурсники узнают о квартире. Когда я возвращаюсь с занятий, вижу лишь дым, валящий из комнаты квартирки на четвертом этаже многоквартирного дома.
Мою страницу на Фейсбуке взламывают такое количество раз, что приходится обратиться в службу поддержки сайта и написать заявление о заморозке права на имя. То есть какое-то время больше никто не сможет воспользоваться моим аккаунтом, никто не сможет зарегистрироваться под моим именем.
Куда бы я ни пошла, я слышу смех за спиной.
У меня больше нет матери.
Семьи.
Дома.
Друзей.
Будущего.
Себя.
Так вот, я спрашиваю: стоит ли сознание того, чтобы в него приходить?
Благими намерениями, сами знаете, куда дорога вымощена. Пару месяцев назад знаменитый журналист, приглашенный преподаватель университета, наш «Душка Джереми Флемми» наткнулся по дороге домой на искалеченное тело одной из студенток юрфака. Первое впечатление обманчиво. Девушка оказалась жива. Она попросила отвезти ее к университету, а не в больницу. Джерри послушался и высадил девушку возле главного входа.
Девушку жестоко избили и изнасиловали, а на следующий день и вовсе выложили видео в сеть (сейчас его уже удалили по постановлению суда. – Прим. ред.). Так что бы вы думали? Лучшая студентка курса обвинила во всем Душку Джереми. Как нам рассказала подруга Верены Зои Лански, Вибек с Флемми связывали романтические отношения, но на днях Джереми порвал с Вереной и стал встречаться с Зои (он, кстати, уволился ко всеобщей досаде студентов, так что пишем это, не боясь испортить репутацию любимому коллеге-журналисту). Не стоит дружить со студентками юридического факультета… Ох, не стоит… (Boston Globe).
В тот день, когда случается пожар в квартире, я звоню Виктору. Последнему человеку, который все еще со мной разговаривает. Он приезжает почти сразу же. Вид у него взъерошенный. Несколько суток подряд старательно проигрывал очередной родительский подарок.
Мы садимся на ступеньки у соседнего подъезда и наблюдаем за работой пожарных. Он неуклюже пытается меня обнять, но я вздрагиваю и отстраняюсь.
– Верена, я все-таки должен тебя спросить. Ты уверена, что хочешь продолжать все это? – спрашивает он. – Я про суд над Флемми.
– У меня вроде бы нет выбора, – отвечаю я.
– Я просто хотел сказать, что… – Он не знает, как закончить это предложение.
– Говори как есть. Я не обижусь. Это не выгодно в моем положении.
– Если человек проиграл один раз, у него еще есть шанс выиграть, но если два – уже нет. Что-то сбивается в системе. Человек этого не замечает. Продолжает действовать по старой схеме и всегда проигрывает. Каждый раз все больше.
– Из тебя выйдет очень плохой адвокат, – говорю я.
– Зато отличный бездельник, – отвечает он.
– То есть если проиграл два раза, дальше уже можно не жить? Очень ободряет.
– Нужно подождать. Оставить эту игру и пересесть за другой стол. Когда вернешься, будет новая игра, а новичкам обычно везет, – глубокомысленно отвечает он. Если бы параллельно с этим он не делал в телефоне ставку на какую-то спортивную команду, звучало бы очень по-философски.
– Наверное, ты прав, – говорю я и шмыгаю носом. Мне холодно. Из вещей только сумка с учебниками и документами. Больше ничего.
Я иду на автовокзал и беру билет на ближайший автобус до Нью-Йорка. С этого дня я перестаю существовать. И мне хорошо. Если тебя нет, тебе не завидуют, но и не смеются над тобой. Пара часов до Нью-Йорка пролетают как один миг. Мне было так хорошо и спокойно в этом автобусе. Я точно знала, что делаю. Все в этом автобусе были заняты одним – они ехали в Нью-Йорк. И немолодая пара, мило воркующая на переднем сиденье, и парень в косухе, и строгая женщина в очках, и я. Когда автобус останавливается, понимаю, что не знаю, что делать дальше.
Неожиданно быстро я нахожу комнату в каком-то злачном районе. 70 долларов в неделю. Вроде бы недорого. Толстая американка в застиранном платье, наверное, час объясняет мне правила проживания.
Когда дверь за той женщиной, очень напоминающей бульдога из мультфильма про Тома и Джерри, захлопывается, я понимаю, что осталась совершенно одна. Вроде как привидение. Кроме той женщины, никто не знает о том, что я здесь. Мне больше никуда не нужно. Я не учусь. У меня нет работы. Ничто не держит меня здесь.
Естественно, я тут же начинаю прислушиваться к звукам старой комнаты. Кажется, что скрипнула половица. Затем капающий кран. Потом я просто выбегаю из комнаты в длинный общий коридор-балкон. Я быстро сбегаю вниз по лестнице и отправляюсь гулять по городу.
Вскоре я набредаю на маленький старый кинотеатр. В Штатах очень любят такие места. Грайндхаусы. Старые кинотеатры, в которых можно посидеть на пыльных креслах и посмотреть какой-нибудь фильм, который провалился в прокате лет эдак тридцать назад. В том, на который набрела я, показывают фильм польского режиссера. «Горькая луна» Романа Полански. Я принимаю это за знак свыше и решительно захожу внутрь. За 139 минут я проживаю чужую жизнь. Мне совершенно не важно, что показывают на экране. Главное, что он был достаточно большой, чтобы попытаться в нем раствориться.
На обратном пути я захожу в небольшой арабский магазинчик, чтобы купить сигарет. Там стоят три человека. В маленьком пространстве магазина они превращаются в настоящую очередь. Передо мной стоит какой-то старый мужик с одутловатым лицом. Он все время пытался с кем-нибудь заговорить. Обернувшись, он натыкается взглядом на меня, с преувеличенным интересом выбирающую шоколадки.
– Ну что, как тебе Нью-Йорк? – весело интересуется он, пытаясь приобнять за плечи. В этот момент меня как будто под дых ударили. Дикий страх сковывает все внутренности. В моем размытом и затуманенном мире мужик кажется настоящим чудовищем. Видимо, все-таки нужно заставить себя носить очки. Я в ужасе делаю неуклюжий шаг назад и задеваю стойку, на которой выставлены шоколадные батончики с новым вкусом. Сотня маленьких брикетиков с тихим шелестом оберток падает на пол. Я поднимаю голову и вижу искаженное яростью лицо продавца. Его можно было понять, ведь именно ему сейчас предстоит ползать по полу, собирая все эти шоколадки. Я делаю еще один шаг назад, а затем быстро-быстро бегу к выходу. Как будто что-то украла.
Оказавшись у себя в комнате, я вздыхаю с облегчением и принимаюсь гуглить симптомы. Поставив себе с десяток психических расстройств, начинаю гуглить самого дешевого психолога в этом районе Нью-Йорка. Оказывается, что такой принимает в паре кварталов отсюда. На часах девять вечера. Я набираю номер и прошу мистера Джейкобсона к телефону.
– Слушаю, – раздался в трубке очень взрослый мужской голос. Чересчур громко вздохнув, я все-таки набираюсь смелости записаться на завтра. На любое удобное ему время. Ему удобно встретиться в пять вечера.
На следующий день где-то с восьми утра и до пяти вечера я сижу в кафе напротив дома, где принимает мистер Джейкобсон. Маленькое офисное здание, самого невзрачного вида. Учитывая непрекращающийся дождь за окном, впечатление дом производит весьма паршивое.
Мистер Джейкобсон принимает в офисе на третьем этаже. За тяжелой железной дверью небольшой кабинет с развешанными повсюду картинами. Мистер Джейкобсон, мужчина лет сорока с тронутыми проседью волосами, пристально смотрит на меня. Я шмыгаю носом, громко вздыхаю и плюхаюсь на кресло.
– Мне кажется, я догадываюсь о причине вашего визита, – медленно говорит он. Неудивительно. История о судебном процессе над Джереми Флемми попала в несколько газет. Все-таки он был из очень уважаемой семьи. Я не знаю, что ответить на эту фразу мистера Джейкобсона.
