Прошёл ещё час. У Припрукстена затекли члены.
- Ваше высокородие, - еле слышно начал жандарм, - я вот интересуюсь: он как, через стены или как? Является-то.
Вот болван, подумал Припрукстен, и съязвил:
- А в прошлый раз как?
- Вон спод той лавки.
Помолчали.
- Ваше высокородие?
- Ну чего ещё?
- Может, оно того - пойти глянуть? Под лавку-то.
- Ступай, - раздраженно прошипел асессорский советник, а про себя подумал: - и где они берут таких остолопов?
Жандарм принял всё за чистую монету. Он тихо поднялся, на цыпочках подкрался к лавке и сел на корточки. Припрукстен только покачал головой.
Вдруг случилось неожиданное. Жандарм как сидел - так и отлетел спиною назад на целый аршин. Загремели по полу железные шайки. Припрукстен выпучил глаза. Из-под лавки вылез... чёрт! Сам чёрен, а глазьми во, как и описывал банщик.
Чёрт ловко, словно на пружинах, вскочил на тумбу, бросил взгляд на погрязшего в груде тазов жандарма, воздел руку к уху, сломил рог и мелкими шажками понёсся на Припрукстена. Тот в ужасе замер. Чёрт замахнулся мерцающим рогом, и тут грянула молния. Настоящая, с громом. Чёрт упал, а асессорский советник лишился чувств.
Придя в себя, в свете фонаря он увидел Ахинеева. Тот, приговаривая, плескал ему на лицо водой.
- Ах... - простонал асессорский советник. - Где?..
- Гото-ов, - скосил взгляд жандарм и похлопал по кобуре тяжёлого Свит-Мессона.
На полу, раскинувшись, лежал человек, с головы до пят, исключая прорезь для глаз, затянутый в чёрное трико. Рядом валялся тесачок с длинной рукоятью и квадратной гардой.
<p>
</p>
Вечером в околоточной дежурке собралось уютное общество. Тут были и новобранцы, и старые служаки; рядовые чины и унтеры, - все, открыв рты, слушали небывалую историю. Жандармский вахмистр Ахинеев заканчивал:
- ... оказался шпиён, знаменитый нихонский ночной диверсант. И имя у него такое... как-бишь... Нинзий! А его высокородие его сразу раскусил. Он, как увидел, так и и говорит - это, говорит, Нинзий. Узнал, сталбыть.
- Голова-а! - Да-а. - Ловко! - Шалят нихошки.
- Голова, - кивнул вахмистр.
- А вот ночной шпиён, - спросил кто-то, - это как же?
- А так, - выпуская цигарковый дым, солидно сказал вахмистр. - Действует ночью.
- А днём?
- Что днём? Сказано ночью - и шабаш!
- Что ж он так?
- Пёс его знает. Я так думаю, по-привычке. У них в Нихонии ведь как: там день, а у нас ночь; ну, и наоборот. Вот и привык.
- Да-а. - Во вишь. - Да-а...
Сидели, кивали, курили. Табачный дым плотной пеленой лежал на погонах, - простых, с вензелями, лычками, просветами, - как на этих же погонах твёрдо покоилась государственная благопристойность.
