Уже решившись на оборот, я вдруг увидела кусок добротной материи, торчавший из-под лохмотьев. Схватилась за него и вытащила вполне себе приличное платье: шерстяное, теплое, пусть и непритязательного коричневого цвета. Взвизгнув от восторга, быстренько надела этот подарок судьбы. О том, что я, по сути, крала, думать не стала, также о том, кто еще носил это платье. Если Живая Мать будет ко мне благодушна, верну владелице сторицей.

Помимо платья, обнаружила сапожки из мягкой кожи и пушистую шаль, завернутую в невзрачный платок. Целое состояние! Надеюсь, с женщиной, которая спрятала здесь одежду, все хорошо. Пусть за ней присмотрят все местные боги.

Едва-едва успела обуться, замотаться платком и шалью, на улице раздались голоса. На мгновение я замерла, а потом бухнулась на колени и подползла под широкий подоконник, прячась от лунного света и чужих взглядов.

– Какая цыпа! – глумливо воскликнул мужской голос, ему вторили еще два столь же мерзких. – Ты куда идешь на ночь глядя, курочка?

– Домой, – отвечал испуганный девичий. – Пропустите, дяденьки, меня отец с ружьем за тем поворотом встречает.

– Так уж и с ружьем, – веселился мужчина. – А если я проверю?

– Не надо, дяденьки, отец мой шибко злой, как с войны пришел, так с ружьем и не расстается.

– Ишь ты, вояка, значит. Ну что, други, пусть курочка идет, повеселимся в другой раз?

– Да это же Найри с Прудовой! – ахнул один из голосов. – То-то мордаха мне показалась знакомой. Нет у нее ни отца, ни ружья. Только мать больная, да братец малолетний. Ну и врушка!

– Обманывать нас удумала, цыпа? – из голоса первого мужчины исчезло веселье. – Нехорошо.

– Простите, дяденьки, я просто испугалась, – лепетала девушка. – Пустите меня, матушка голодная, да и братец утром только кушал. Я им еду несу. Вот.

– Вот уж нет, курочка. Не люблю обманщиц, так и тянутся руки к ремню…

– Ой, не надо, дяденька! – взвизгнула девушка. – Не бейте! Что пожелаете, все сделаю! Я и варить могу, и стирать, и шить, и вышивать…

– Стирать муженьку будешь, курочка. Нам дашь другое.

Мужики противно заржали, а девушка еще раз вскрикнула и замолчала. Вместо ее тонкого голоса, я слышала возню. Не выдержав, выглянула в окошко.

Как и думала, их было трое. Все трое огромные и косматые, будто медведи. Девушка в их руках выглядела ребенком. Очень испуганным, но готовым биться до конца ребенком. Вот только силы были не равны.

Что же мне делать? Как помочь несчастной?

Тут один из мужиков вырвал котомку и бросил ее прочь, по снегу разлетелись пирожки и яблоки. Двое других с хохотом принялись стягивать с девочки шубку.

– Тащите ее в дом, – велел первый. – Внутри никого никогда нет. Повеселимся от души.

Девушка сделала еще одну попытку закричать, но увесистая затрещина закрыла ей рот и отправила в обморок. Бедняжка тряпичной куклой повисла в руках насильников.

И теперь они шли к дому, который заняла я.

Как же страшно! Живая Мать, помоги!

Я заметалась в панике. Дверь распахнулась, а я так и не решила, где спрятаться. Замерла посредине комнаты. Мужики тем временем внесли свою жертву.

– Вот это удача! – пробасил первый. – Вместо одной крошки, две.

Одобряющий смех остальных стал ему ответом.

– Иди сюда, цыпа, – поманил он меня пальцем. – Дядюшка Жером не обидит.

Его приятели радостно осклабились.

– Иди, курочка, поиграем. Впятером.

Я невольно отступала к окну, мужики, бросив первую жертву на пол, двигались следом.

– Цыпа-цыпа, иди к дяде.

Вскоре отступать стало некуда. Подоконник уперся в поясницу. Я вскрикнула от неожиданности, и мой крик стал сигналом. Мужики взревели и бросились ко мне.

Чужие похотливые руки облапили тело, пробрались под юбку, принялись расстегивать лиф платья. Отчаяние и страх, я никогда еще не чувствовала все так ярко. Каждое прикосновение мужиков было сродни удару ножом. Каждое их грубое слово отпечатывалось в памяти.

Живая Мать, смилуйся! Забери, пока не произошло худшее!

Вот только богиня была глуха, ей не было дела до блудной дочери. Я закричала и тут же получила удар в лицо.

– Молчи, курица! – рявкнул кто-то из насильников. – Зашибу!

Меня больно ущипнули за грудь, наглые пальцы полезли к самому сокровенному месту. И тут голову подняла ярость, что так долго пряталась под страхом. Меня замутило от желания сделать этим чудовищам как можно больнее, перед глазами поплыли круги. Я зарычала и вмиг обернулась. Вот только вместо обычной маленькой лисички, стала кем-то иным. Больше, яростнее, сильнее.

Но пугаться и гадать, в кого же я обернулась, не было ни времени, ни желания, жажда крови поглотила все остальные. Скинув с себя мужиков и одежду одним легким движением мускулистых плеч, ринулась в атаку.

Их безумные крики ласкали мой слух.

Все кончилось слишком быстро. Вот вроде бы они еще верещали под моими тяжелыми лапами, сходили с ума от вида острых зубов, как замолчали, замерев на полу поломанными куклами.

Нечто, кем я сейчас была, ушло туда, откуда пришло, я вновь превратилась в лисичку, а после и человека. Накатила усталость. Дико хотелось упасть на пол и забыться сном, но было нельзя. Удушающе пахло кровью и болью, смотреть на дело зубов своих я не могла. Борясь с усталостью, оделась и потащилась к выходу. Возле двери заметила девчонку, она так и не пришла в себя.

Что делать? Оставлять ее здесь точно нельзя. Едва держась на ногах от усталости, подхватила ее под руки и поволокла прочь. Далеко не ушла, чудом преодолела порог, отошла на несколько шагов от двери и упала в снег, проваливая в блаженную темноту.

Проснулась оттого, что кто-то беззастенчиво обтирал мне лицо чем-то холодным и мокрым.

– Уберите, прошу, – простонала я. – Это так мерзко.

– Очнулась, вот и умница, – прошептал знакомый голос. – Надо уходить, пока непоздно.

Открыла глаза, надо мной склонилась та самая девчонка. На ее скуле темнел синяк, губа кровоточила, но она все равно пыталась улыбаться.

– Давай, милая, поднимайся. Нельзя здесь оставаться.

Мы все еще находились возле того дома, не сдвинувшись ни на метр.

– Не знаю, что там произошло, – продолжила девушка. – Но я благодарна тебе, за то, что вытащила.

Я слабо улыбнулась, а потом вдруг вспомнила, что натворила. Крики, кровь, свою жажду уничтожить подонков. Живая Мать, я стала убийцей!

Я всхлипнула, из глаз потекли слезы.

– Ну-ну, перестань! – прикрикнула девчонка. – Реветь будем потом, сейчас пора сматываться.

– Ты заходила внутрь? – спросила сквозь слезы. – В дом? Видела?

– Нет, и не буду. Не проси. Чтобы ты не сделала, поделом им.

Она шмыгнула носом, а затем помогла подняться.

– Где ты живешь?

– У меня нет дома, – ответила я и нисколечко не соврала. В этом мире дома у меня не было.

– Ясно, тогда идем ко мне. Давай, мой дом недалеко.

Понятие «недалеко» оказалось весьма расплывчатым. Мы все шли и шли, у меня подгибались колени, дрожали ноги, я потела и задыхалась. Провожатая, казалось, и не устала, только все чаще просила:

– Шевелись.

Закончилась улица, следом другая, третья. Справа подул холодный ветер, пахнуло дымом и сладкими сдобами. А мы все брели по снегу, и каждый шаг давался мне все труднее и труднее. Наконец, когда держать глаза открытыми было уже невыносимо, показался низенький, почерневший от времени, домишко. Он врос в землю по самые окошки, а снег закрыл наполовину и их, оставив лишь небольшой квадратик, светившийся желтым.

– Вот мы и дома, – выдохнула девушка. – Скоро ты сможешь поспать и поесть.

Я невольно улыбнулась. Мечты о кровати вот-вот должны были стать явью.

Девушка толкнула скрипучую дверь, пахнуло теплом и запахом болезни.

– Мамка, Найри пришла! – раздался звонкий детский голосок, и в сени выбежал мальчишка лет шести, не больше.

Он с разбега врезался в девушку и прижался к ее холодной шубе.

– Дай раздеться, малявка, – незлобно, скорее, скрывая настоящие чувства, проговорила девушка. – Холодная ведь, застужу. Болеть тебе нельзя. Кто за мамкой присмотрит? Тем более, у нас гости.