Валентина Ивановна помахала нам из окна, и та девочка, которая спрашивала про творог – тоже.

Я облегченно выдохнул, когда увидел, что наша машина на месте. Мы ведь даже ее не закрыли! Своеобразной охраной послужил зомби, который пялился на свое отражение в боковом зеркальце.

Хороший удар гвоздодером в затылок прервал эти поиски себя, и он рухнул на асфальт. Первым делом мы полезли на заднее сиденье, чтобы пошерудить в пакетах с провизией из “Вероники”. Творожка нам было явно мало.

Уже перекусывая мясными чипсами и хлебцами, мы задумались, где же могут находиться те самые “адекватные” менты, которые нам были нужны.

- Сгоняем к “Олни”? – спросил Леха.

- Или на заправку, – дал встречное предложение я.

Мы решили сначала двинуть в сторону центра, посмотреть что и как. “Уазик” тронулся с места и покатился прочь от детского сада. На самом деле, на душе скребли кошки – бросать детей под сомнительной защитой воспитательницы вовсе не хотелось, но другого выхода не было.

Мы только вырулили на главную дорогу, как нам пришлось резко брать в сторону: нам навстречу валила охренительно здоровая толпа зомби! Откуда их тут столько, черт побери? Леха озвучил мою мысль вслух:

- Из какой задницы их столько набежало? И как нам потом в центр ехать?

На самом деле, зомби бродили между гипермаркетом “Полоса” и кондитерской фабрикой “Красс”, то есть преграждали самую удобную дорогу в центр! И было их никак не меньше нескольких сотен, если не тысяч!

- Разворачиваемся, погнали к... – начал я, и тут у меня уши заложило от грохота!

Автоматные очереди, еще какое-то деловитое громкое буханье, несколько раз рванули гранаты.

- А мать его!- Леха выкрутил руль, съехал с дороги и прижался к стене какого-то павильона.

Мимо нас цепью шли ребята в форме спецназа МВД Беларуси. Следом за ними катилась пара БТР, точно не знаю какой модели, я в этом не сильно разбираюсь. Боевые машины вертели башнями, ствол пулемета наводился на скопление зомби и та-та-та-тах! Летели клочья мяса.

Бойцы медленно шли и стреляли, выбирая себе цели, Видимо, их задачей было уничтожение этого скопления мертвецов.

Кто-то из них заметил нашу машину и трое спецназовцев побежали к нам.

- Так, Жека, откладываем оружие как можно дальше и выходим из машины... – проговорил Леха.

- Да-да-да... – не стал спорить я.

Мы медленно выходили из машины, а нам уже кричали:

- Руки на капот! Не двигаться!

- Да мужики, без проблем, мы просто...

И вдруг какой-то смутно знакомый голос из-под черной маски-балаклавы проговорил:

- О, мля! Качки! – и это твердое “ч” я определенно узнал. – Живые, однако!

Нам позволили обернуться, и один из бойцов, коренастый и массивный как скала, стянул маску, и мы увидели хорошо знакомую веснусчатую рожу Димы – парня, который ходил с нами в одну тренажерку. В общем-то мы знали, где он служит, и видели его пару раз на патруле... Короче, сейчас мы были охренительно рады.

После дружеских рукопожатий спецназовцы стали задавать вопросы о машине, оружии и бронежилетах. Мы отвечали честно, надеясь на то, что Дима нас в обиду не даст, и в связи со сложившимся положением нас сильно не накажут за кражу государственной собственности, и мы не ошиблись. Дима нам просто посоветовал перекрасить “уазик” и снять мигалки. А по поводу оружия сказал, что готовится какой-то декрет Батьки по поводу народных дружин, так что скоро со стволами будет попроще.

Когда мы рассказали им про детей в садике, спецназовцы загомонили, поматерились и начали действовать с космической скоростью!

Прибежал капитан, пошевелил желваками на скулах и р-раз – завернул один БТР, посадил на броню Диму и еще пятерых бойцов, рявкнул нам, чтобы мы показали дорогу, дернул из подсумка магазин для АКСУ и дал его мне со словами:

- За деток спасибо. Вот, держи на первое время. Жду вас вместе с ребятами у нас. Мы в тюрьме, на Советской, ну, вы вроде местные, разберетесь...

Дима принял командование мини-колонной, мы влезли в “уазик”, Леха повернул ключ и мы двинулись обратно к детскому садику, а за нашей спиной снова забухал башенный пулемет оставшегося бэтээра и захлопали одиночные из автоматов.

Двигались мы медленно, приходилось останавливаться и дожидаться БТР, который время от времени тормозил, чтобы отстреляться по скоплениям зомби, которых становилось все больше на улицах.

Когда мы въехали во двор между многоэтажками, где находился детский сад, то сразу свернули к одному из подъездов, пропуская вперед ментовский бэтээр, который, рыча мощным мотором, ворвался в ограниченное пространство между домами и принялся давить одиночных мертвяков, сшибая их бронированным корпусом и превращая в кровавое месиво.

Наконец, мехвод БТР-а успокоился, остановил машину, и бойцы попрыгали на асфальт. Леха свистнул, и в окне на втором этаже появилась Валентина Ивановна, которая, увидев, какую подмогу мы привели, облегченно всплеснула руками.

А потом один из бойцов выбил прикладом автомата окно у какого-то микроавтобуса, стоящего на стоянке у одного из подъездов, и завел его хитрыми манипуляциями с проводами под приборной панелью. Я думал, так только в кино получается!

В общем, девочек и воспитательницу посадили в микроавтобус, мальчиков – на броню, вместе со спецназовцами, чему они были несусветно рады. И те, и другие.

Теперь уже бронетранспортер не останавливался, а ехал без остановки до самой “Полосы”, где вместо толпы зомби было пространство, усыпанное телами мертвых мертвецов. Никогда не думал что словосочетание “мертвые мертвецы” не будет тавтологией...

В общем, следом за БТР-ом мы миновали железнодорожный мост и выехали к фабрике “Красс”. Там, по всей видимости, теплилась жизнь, поскольку на проходной у решетчатых железных ворот дежурили какие-то дядьки в униформе. А что, уних есть шансы! Стены вокруг кондитерской фабрики будь здоров, провизии там – горы! Сидеть могут в осаде сколько угодно долго.

Леха уверенно вел машину, а я набивал патронами опустошенный рожок для автомата. Честно говоря, получалось не очень ловко.

Наша мини-колонна двигалась по тому же маршруту, которым прошел отряд спецназа, это было похоже на Гензель и Гретель, возвращавшихся по пути из хлебных крошек домой. Только вместо хлебных крошек были тела зомби.

Вонь стояла невыносимая. Как только мертвяки сдыхали окончательно, они начинали разлагаться, и трупные миазмы пропитывали город от самого асфальта и до крыш самых высоких многоэтажек.

Свернув на Советскую, БТР проехал метров пятьсот, остановился перед стальными воротами и оглушительно просигналил. Створки разъехались в разные стороны и сомкнулись после того, как мы попали внутрь.

- Проезжай, проезжай, не задерживайся! – махал рукой сержант в форме ППС.

Мы остановились рядом с двумя БТР-ами, служебными седанами и “уазиками”, я открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Леха обошел машину и стал рядом со мной.

Над нами навис огромный мрачный куб здания тюрьмы.

3.ЦЕНТР – А куда вы дели заключенных? – спросил Леха. Дима почесал голову и сказал: – Те, которые сидели по мелочи – вот они, работают, – спецназовец обвел стволом автомата людей в серых робах, которые сооружали укрытие из мешков с песком напротив ворот. – А остальных того... В общем, совсем того... – И какие это статьи, которых “того”? – уточнил я. – Рецидивисты в основном. Еще убийцы, насильники... У меня мурашки пробежали по коже. Ведь в освободившиеся камеры сейчас селили детей из детского садика, да и просто людей, которых отряды зачистки смогли эвакуировать. Не так-то и много их было, каких-то две сотни, но патрули постоянно привозили новых людей, которых после медосмотра расселяли по камерам. 3-й батальон внутренних войск особого назначения, который базировался в нашем областном центре, развернулся неплохо. Являясь на данный момент единственной силой в городе, сохранившей организацию, батальон стал своеобразным центром притяжения сил порядка: уцелевших милиционеров, военных, МЧС-овцев и просто активных граждан, готовых с оружием в руках защищать свою и чужую жизнь. Как нам поведал Дима, тюрьма – это временная мера, эвакуационный пункт. Скоро должны были прибыть вертолеты, которые будут перебрасывать гражданских в агрогородки, активно строящиеся по всей Беларуси последние 15 лет. Поужинали мы простой сытной едой из тюремной столовой, потом нам вручили два баллончика с черной автомобильной краской и отправили закрашивать зеленую отличительную полосу и прочие характерные признаки на инкассаторском УАЗе. – А откуда краска-то? – спросил Леха, на что получил ответ лаконичный и емкий. – Тебе не похер? Лехе было похер, и в итоге кроме зеленой полосы мы закрасили крышу и нарисовали на капоте аляповатый череп с костями. Мигалки я сковырнул при помощи гвоздодера, с которым расставаться наотрез отказался. А рацию с машины сняли сами спецназеры, мол нам она не нужна, мы все равно не разбираемся. А потом мы, отзвонившись своим домашним, пошли спать в одну из камер, которую выделили нам гостеприимные хозяева. Я лежал на нарах и изучал растянутые пружины верхней шконки... или как оно там называется? Никогда не был в тюрьме до этого, и чувствовал себя поэтому, мягко сказать, неуютно. Сон навалился неожиданно, тяжелый и липкий... – Уберите!!! Уберите его от меня! – эти вопли заставили меня подскочить с кровати и треснуться макушкой о железный каркас второго яруса. Моя рука тут же потянулась к гвоздодеру, а глаза шарили в темноте, в поисках угрозы. Леха с очумевшими глазами сидел на своей койке. Головой он не долбанулся, ясный хрен, это меня предки ростом наградили. – Тупая сука! Чего она орет? – злобным голосом проговорил он. Вдруг в замкнутом помещении тюремных коридоров раздались две автоматные очереди и крик резко оборвался. – Млять. Что там было? – спросил я непонятно у кого. – Мне похер, – сказал Леха и рухнул на нары, досматривать свои неизвестные мне сны. А я сунул ноги в ботинки и как был, в трусах и с гвоздодером в руке выглянул из-за железной двери. Два мента, один с сержантскими погонами, другой с лычкой ефрейтора, тащили по полу за ноги абсолютно мертвую женщину с простреленной в нескольких местах головой. – Что там такое? – Откуда-то зомбак объявился. Может доктора укус пропустили, хрен его знает... Вот эту покусал, пришлось обоих... – пробормотал сержант. А я смотрел на кровавый след, который тянулся от волос женщины к дверям камеры, из которой сейчас выходили заспанные испуганные люди. Стоит ли говорить о том, что в оставшийся отрезок ночи мне снились одни кошмары? Утро началось с хриплого голоса, который зачитывал по системе внутреннего тюремного вещания чрезвычайный декрет Батьки. Я начал осознавать слова где-то с середины документа: – “...таким образом, имеют права расстрела на месте убийц, грабителей, насильников, скупщиков краденого. Лица, укушенные, оцарапанные или вступившие в иной контакт с неживыми, который подверг за собой проникновение в кровь вируса, влекущего за собой частичное функционирование организма после смерти, после медицинского освидетельствования должны быть ликвидированы. Для борьбы с неживыми и очистки от них территории Беларуси настоящим указом образуются Народные Дружины из военнослужащих запаса, призывников, а также любых других категорий граждан, в достаточной мере владеющих оружием. Лица, имеющий охотничий билет и хранящие дома оружие зачисляются в Дружину автоматически. Дружинник имеет право и обязан уничтожать неживых любыми доступными способами и средствами, содействовать армии и милиции Республики Беларусь в выполнении этой задачи при первой же возможности. Опознавательным знаком дружинника является красная повязка на левом плече, а также письменное свидетельство офицера званием не ниже капитана о том, что предъявитель является дружинником. Командирам воинских частей и баз вменяется в обязанность обеспечение дружинников оружием и боеприпасами из стратегических запасов Республики...” Леха тоже проснулся и сидел, свесив ноги на кровати. – Херассе Батька выдал! А я думал, все медным тазом накроется, правительство побоится людям оружие давать! – проговорил он. – А вот это, про ликвидацию укушенных? Не жестковато? – почесал затылок я. – По-моему правильно. Пусть лучше меня пристрелят, чем я в зомби превращусь и буду людей жрать! – Ну, не все такие идейные как ты! – парировал я. – Тихо, тихо, дочитывают, – перебил меня Леха. Хриплый голос продолжал: – “... эти трагичные события не сломят дух нашего народа, мы переживем лихолетье и сумеем возродить нашу Родину! Суровые времена требуют суровых мер, но я верю, что вы поймете и поддержите меня, как поддерживали все время моего руководства. Вместе мы сможем всё!” – и дальше голос добавил от себя: – подписано вчерашним числом сами знаете кем. Я всем телом почувствовал, как над тюрьмой, городом, и десятками других городов, где был услышан текст декрета, повисло долгое молчание. Люди боялись поверить в то, что услышали, и надеялись на то, что все-таки все образуется, что все будет нормально. – Ну что, пошли к капитану записываться в дружинники? – бодрым голосом спросил Леха. Я сунул ноги в ботинки и сказал: – А че? Пошли! Мы топали по коридору и слышали, как люди обсуждают декрет Батьки. Кого-то Батька бесил, кто-то им восхищался, но сейчас все понимали: если он выпустит ситуацию из-под контроля, воцариться анархия, разруха и хаос, которого наша страна не видела со времен второй мировой. – ...а в России говорят, военные чинуш постреляли! – Там теперь в каждом городе свое правительство. А на Украине вообще черти что творится, вон у нас, в 211 камере семья хохлов из Чернигова, а чего они к нам поехали? Потому что у нас порядку больше! – Да я сам в дружинники записываться пойду! Люди говорили разное, ну а мы... А что мы? Нам ехать надо было. Когда мы нашли капитана, он сидел за большим письменным столом в кабинете начальника тюрьмы, им же и застреленного, кстати. Трое рабочего вида дядек только что получили красные повязки и выслушивали инструкции. Им вроде как должны были выдать какое-то оружие в тюремном арсенале. – Что, тоже в дружину? – уточнил капитан, завидев нас. – Именно. Нам нужно добраться до Берегового, у меня там семья... Хотелось бы легально отстреливать мертвецов, да и стволами вроде как помочь можете, – доложился я. – Можем. Документы с собой есть? Он заполнял нам справки и говорил, делая паузы между словами: – Дадим вам “калашниковы”, под патрон 7,62. Такого добра навалом на складах и базах, хоть жопой жри, – на этом моменте мы чуть не заржали. – А армия ну и мы уже поголовно на 5, 45 перевелись, поэтому Дружина будет вооружаться АКС-ами, их тоже на складах внутренних войск хоть жопой жри. Черт, эта его присказка доставляла неописуемое удовольствие! – Так что вот вам повязки, вот справки. Шуруйте к арсеналу, сдавайте свои трофеи и вперед, неживых в Береговом тоже хватает. Не столько, сколько у нас, конечно... – дал нам указания капитан. А Леха закончил его фразу: – А у нас тут неживых – хоть жопой жри! – Что, простите? – удивленно поднял брови офицер. – Ничего, ничего... – я вытолкал Лехину тушу за дверь, мы прошли несколько шагов, а потом стали ржать, и ржали до самого арсенала. Ружье мы сдавать не стали, отдали им АКСУ и ПМ. Хрен им а не ружье, оно-то никогда госсобственностью не было, так что нечего! Заправившись под завязку и загрузив в бронированное отделение килограмм двадцать крупы и половину ящика мясных консервов (все это нам досталось щедротами спецназовца-Димы), мы влезли в ставший родным “уазик” и, побибикав тюрьме, выехали за ворота. Душу грели новые на вид АКС-ы и несколько магазинов с патронами калибра 7,62, которые не то что череп человеческий, а и стены кирпичные прошибают! – Слышь, Жека, че мне Дима сказал... – Леха вел машину по Советской, в сторону городского парка. – Че? – Оказывается, даже если умрет неукушенный, он оживает и становится зомби. – Да быть не может! Бред, мля!.. – это был полный бред, и поверить я в это правда не мог. – Да по-любому правда. Помнишь тетку, которую ночью покусали? Так вот, это сделал какой-то старикан, который помер от сердечного приступа ночью, а потом поднялся уже в другом качестве... – Дерьмо... – только и смог сказать я. “Уазик” миновал площадь Ленина, свернув у областного драматического театра налево. И тут Леха дал по тормозам. У фабрики имени КИМа (коммунистический интернационал молодежи) тусовалось несколько десятков зомби, на тротуаре и проезжей части. Проехать и не завязнуть не было никакой возможности. Тем более у нас на сей раз не было взвода спецназа с двумя БТР-ами... На нас зомби пока обращали мало внимания, но проехать нам нужно было именно здесь, потому что перспектива ехать дворами обрадовать нас не могла. – И что делать? – задумчиво проговорил Леха. Словно в ответ на этот вопрос у меня заиграла бодрая мелодия моего звонка. Ого! Связь еще работает! Звонил Войцеховский. Войцеховский – парень что надо. Наш бывший однокурсник, не окончивший универ скорее из философских соображений, чем из-за отсутствия таланта, бывший сатанист и практикующий мизантроп... В общем, широкой души человек, отличный собеседник и талантливый собутыльник. Ныне он работал водителем мусоровоза и очень этим гордился. – Жека, елки-палки! Ты единственный, кому я дозвонился, все остальные вроде как сдохли или типа того! Охренеть, ты живой! – в его голосе слышалась неподдельная радость, что, в общем-то, было редкостью. – Живой, живой... – А Леха? – Тут, со мной. За рулем сидит. Привет тебе передает. – Охренеть! Так вы что, на тачке? А я тоже! – сквозь помехи хромающей связи слышались звуки тяжелого металла, с которым Войцеховский не расставался на сколько-нибудь продолжительный период времени. – Так куда мне подъехать? – А на чем ты? – А как ты думаешь? На моей малышке, ясен хрен! – “малышкой” он называл огромный “Урал” с оранжевым кузовом для мусора. – Тогда давай, подруливай на КИМ, окей? – Ага. Я от площади подъеду. – Отлично! Я изложил Лехе ситуацию, и, в общем, нам оставалось только сидеть в машине и ждать Войцеховского. Войцеховский появился минут через пятнадцать, под звуки бессмертного “Motorhead”, постукивая ладонями в перчатках с обрезанными пальцами по рулю и сверкая из-за лобового стекла дьявольским блеском голубых глаз. Его “малышка”, не сбавляя скорости, врезалась в толпу мертвецов, расшвыривая их во все стороны бампером и наматывая на здоровенные колеса. Когда оранжевый мусоровоз забуксовал на теле неудачливого зомби, Войцеховский сдал назад, обдав кровавыми ошметками раздавленного мертвеца здание фабрики КИМ. – Бип-бип, мазафака! – прокричал Войцеховский. – Погнали за мной, пацаны! Мы себя упрашивать не заставили. Леха дал по газам, и УАЗ рванул следом за оранжевым кузовом мусоровоза. Войцеховский вел машину в сторону моста на Старочерницу (огромный спальный район, почти треть города). Около городской ТЭЦ мусоровоз затормозил и дождался нас. Пока мы подъезжали, увидели несколько военных грузовиков и солдат у электростанции. Молодцы вояки, соображают! Без электричества всем хана. Войцеховский хлопнул дверью, вылез из “Урала”, и я увидел, что у него на поясе – здоровенный нож в кожаных ножнах. Он подошел к нам и первым, что он сказал, было: – Херассе у вас арсенал! А-а-а, так вы теперь слуги системы! – Какие нахрен... – начал Леха, но потом глянул на красную повязку на своем плече и заткнулся. – Зато автоматы дали. И валить зомби я по-любому собирался, – парировал я. – Короче, бандиты... – Войцеховский явно что-то задумал. – Мне нужна ваша помощь. – Рассказывай! – подобрался Леха. – В спортивный магазин на Ассамблейной завезли хоккейную защиту. Я видел собственными глазами, несколько комплектов. А теперь внимание, вопрос: как вы думаете, прокусит зомби хоккейные щитки? – Хера с два! – сказал я. – Бинго, млять! – Войцеховский улыбался во все горло. – Так что, погнали на Ассамблейную? – Погнали, не вопрос, – сказал Леха. Снова мы мчались по постепенно умирающим улицам города вслед за оранжевым мусоровозом. На проспекте 1 Мая было пустынно, что было странным: обычно это была одна из самых оживленных городских магистралей. Там и сям стояли брошенные легковушки, одиночные зомби бродили по тротуарам и проезжей части. У кинотеатра “Май” скопилась небольшая толпа. Вообще это было странным, я ведь не раз и не два видел, что в местах, которые раньше люди активно посещали, типа гипермаркета или той же фабрики КИМ, рядом с которой было несколько автобусных остановок, мертвецов было больше, чем в других местах. Вот и здесь, возле кинотеатра, тоже... Остаточная память? А хрен его знает! Мы проезжали мимо растащенных магазинов, ограбленных ларьков на остановках, мимо выбитых витрин и начинающихся кое-где пожаров. Я видел, как в каком-то сквере организованная группа человек из восьми бегом продвигается по выложенной плиточкой дорожке, на ходу сбивая с ног попадающихся на пути мертвецов и проламывая им черепа кусками арматуры и какими-то хреновинами типа ледорубов. На душе стало полегче: кое-кто в этом городе еще борется за жизнь! Впереди замаячили верхушки сосен парка “Ассамблейный”. Войцеховский решил не маячить больше на проспекте и свернул на параллельную улочку, ну и мы следом за ним. Наконец, он остановился. Мы подъехали к самой кабине, и вышли, поджидая Войцеховского. Он вылез из машины с двумя объемистыми клетчатыми сумками. – Туда положим снарягу, – объяснил он. – Одного человека нужно оставить на стреме. А то окружат еще, или машины наши приватизирует кто-нибудь, – задумчиво проговорил я. – Вот ты и оставайся, как самый умный. Тем более ты из “калаша” лучше всех стреляешь, а я в помещении и ружьем обойдусь! – заявил Леха. А потом спросил у Войцеховского: – С АКС-ом разобраться сможешь? – Я все смогу, – сказал он и взял автомат, кровожадно сверкнув глазами. – Только это... Если че – свистите, окей? – я немного волновался. – Окей. Пошли, Леха, – Войцеховский закинул автомат на плечо, наподобие Рэмбо, и они пошли к магазинчику. Я постоял немного на улице, потом повесил АКС за спину и взобрался по ввареным в оранжевый борт ступенькам на крышу кузова мусоровоза. Обзор получался отличный, и зомби меня хрен достанут! Ждал я минут пятнадцать. Из-за стеклопластиковых дверей с вывеской “ВСЕ ДЛЯ СПОРТА И ТУРИЗМА” не было слышно абсолютно ни хрена, я даже заскучал, сел на кузов и свесил ноги вниз, постукивая пальцами по цевью автомата. Кажется, я даже задремал, потому как следующее мое чувство было именно тем гребанным чувством, КОГДА ТЕБЯ, МАТЬ ЕГО, ДЕРГАЮТ ЗА НОГУ! Не в меру шустрая тварь залезла на колесо и пыталась стащить меня на асфальт, где еще парочка упырей уже клацали челюстями по мою душу! – Сука, сука, сука! – я пытался освободить ногу, одновременно дергая затвор АКС-а. Направив вороненый ствол прямо в пасть нахалу я надавил на спусковой крючок, и голова шустрого зомби разлетелась в клочья от очереди в несколько патронов. Шорох за моей спиной заставил меня подскочить и обернуться. Твою мать, что за мертвецы шустрые пошли! Тварь с откушенным носом и всклокоченными окровавленными патлами вспрыгнула на крышу кузова и ощерилась, сипя и намереваясь перекусить гребанным мной! – Н-на! – выдохнул я и очередью от бедра сбросил его на асфальт, потом подскочил к краю кузова и с помощью двух одиночных выстрелов вышиб патлатому мозги. Вот дерьмо-то! На мои выстрелы сейчас весь квартал соберётся! Внизу топтались оставшиеся два упыря, и я застрелил обоих, коротко выматерившись. Я вообще только и делаю, что матерюсь... Нехорошо, млять! Из спортивного магазинчика вывалились Леха и Войцеховский. В руках они тащили те самые клетчатые сумки. У Войцеховского в руках была еще клюшка для гольфа. – Что за хрень со стрельбой... – начал Леха, но тут же заткнулся, увидев тела вокруг. – Они какие-то шустрые здесь. Нужно сваливать, – говорил я, слезая с кузова. – Что значит “шустрые”? – уточнил Леха. – Бегают что дурные, один вон вообще на кузов запрыгнул! – А вы что, не в курсе? – посмотрел на нас как на идиотов Войцеховский. – В смысле? – Если они отожрутся мертвечинкой, то вот такими шустриками становятся. Я за одним гонял-гонял вокруг озер у нас на Молотове, хрен догнал! – На вот этой дуре гонял? – я показал большим пальцем на мусоровоз за своей спиной. – И он убежал? – Именно! – Кабздец! – сказал Леха. – А вообще, надо сваливать. Мы расселись по машинам и помчались в сторону Лунного: выезда на Береговой. Как и всякий белорусский город, который получил жизненный импульс в советские времена, наш областной центр представлял из себя более-менее исторический центр со зданиями конца 19- начала 20 веков и спальные окраины из “хрущовок”, серых позднесоветских девятиэтажек и новостроек уже эпохи Батьки. Это я к тому, что для того, чтобы добраться до шоссе на Береговой, нам пришлось ехать через все эти спальные районы. Картина, мелькавшая за окном “уазика” нагнетала самую мрачную тоску и чувство безысходности. Дымящиеся проемы окон, мусор на улицах, битое стекло и какие-то обломки, и зомби, толпы зомби во дворах-коробках... По сравнению со вчерашним днем их было гораздо больше, а признаков жизни – гораздо меньше. Войцеховский протаранил бампером пробку из легковушек на перекрестке, машины с жутким грохотом разлетелись в стороны. Откуда-то из-за деревьев, посаженных вдоль улицы, за нами рванула пара “шустрых” зомби, один из них уцепился за ручку бронированной задней двери нашего “уазика”, Леха дал по тормозам и дернул рычаг на положение “задний ход” – зомби сначала подмяло под машину, а потом нехило проволочило по асфальту. Взревев мотором, УАЗ долбанул приподнимающегося мертвеца по черепушке бампером и мы поехали дальше. Войцеховский ждал нас почти у самой Лунной. Он высунулся из окна, и крикнул, показывая куда-то рукой: – Глядите! Колонна автомобилей самых разных марок и моделей двигалась со стороны района “Восточный” в сторону выезда из города. Машин было около двух дюжин, видно было, что загружены они под завязку, у некоторых даже на крышах были закреплены мешки и ящики. Впереди ехал грузовик ЗИЛ-130 с открытым кузовом, в котором сидели серьезного вида ребята в полувоенной одежде. Все – с красными повязками и АКС-ами. Завидев нас, водитель грузовика стал притормаживать, пропуская колонну вперед. Из кузова спрыгнул немолодой мужик с рыжей бородой а-ля Чак Норрис. На груди у него болтался автомат, а на поясе я заметил кобуру с каким-то незнакомым мне пистолетом. – Кто такие? – спросил он. Я выставил в окно руку с повязкой, он сразу разулыбался, а потом спросил, указывая на мусоровоз: – Этот с вами? – С нами! – не стал уточнять я. – Мы едем в Полесский радиационно-экологический заповедник. Там, после того как Чернобыль бахнул, людей не осталось совсем, а сейчас люди пострашнее радиации будут... Вы с нами? – Нет, нам в Береговой надо, – отклонил его предложение я. – Ну, как знаете... Говорят в Береговом совсем худо... – обнадежил меня рыжий мужик, махнул рукой, подбежал к грузовику и с помощью поданной кем-то руки залез обратно в кузов. – Жека, он херню порет, не слушай его... – попытался подбодрить меня Леха. – Да ладно, че там... Сейчас брату позвоню, узнаю что как... – на душе скребли кошки. Я не попадал пальцами в кнопки телефона, набрал номер с третьего раза. Гудки для меня были пыткой адской, а щелчок ответа и знакомый голос – манной небесной: – Ну здравствуй, брат, – а он всегда так со мной здоровался, эта фраза из культового фильма прочно въелась в наш лексикон. – Здорово, Тимур! Как оно у вас? Мы уже на Лунной, будем двигать к Береговому. – Круто. Вы тут правда очень нужны. Что у вас из оружия? – АКС-ы. Мы в дружину вступили. Слышал про такое? – Ни хера себе, сказал я себе! АКС-ы?! Так, ребята, я буду вас вечером ждать у кожевенного завода, ну ты помнишь, как от моста через реку туда проехать. Значит в восемь вечера на проходной. Если не успеете до девяти – не суйтесь, я завтра подъеду в то же время. Связи может уже не быть, так что остановимся на такой договоренности. Транспорт есть у вас? – УАЗ инкассаторский. – Слушай, Жека, а откуда все это? – Эхо войны, – отбрехался я фразой все из того же фильма. – А что у вас там за косяки такие? – Цыгане, Жека, цыгане... Короче, в город не суйтесь, ждите меня. Я на нашем “гольфе” буду, сразу узнаете. – Окей, не вопрос. Как там мама с Сашкой? – я волновался ужасно. – Нормально все. Дома сидят, сухари сушат. Готовятся к переезду. В городе ловить нечего, тебя ждем и сваливаем. За меня не волнуйся, у меня для тварей этих есть пара сюрпризов... Ну, до связи, брат. Или до встречи. Тут сейчас дел невпроворот, сам понимаешь. – Погоди-погоди, Тимур! Ты быстрых зомби встречал? Брат ответил после паузы: – Ага... Вот сейчас для них кой-чего готовлю... – Тогда ладно, не буду отвлекать. Давай, до свидания. – Отбой. Я облегченно выдохнул, а потом посмотрел на Леху и сказал: – Там цыгане какие-то... – Какие на хрен... – не врубил Леха. А потом пробормотал сквозь зубы: – Гребаные цыгане. Ненавижу, млять, цыган! Мы отъехали от знака, обозначавшего границу города, метров на пятьсот, и уже в спокойной обстановке стали делить трофеи из спортивного магазина. В итоге нам досталось три комплекта хоккейной амуниции, несколько пар отличных перчаток, ну таких, у которых пальцы обрезаны, и девичий велосипедный шлем. – Подарю твоей Сашке, – сказал Леха. Сашка – это сестра моя. Младше меня на пять лет, а брата моего – на все десять. – А че, нормально! – одобрил я. Клюшку для гольфа Войцеховский оставил себе, аргументировав это тем, что всегда мечтал ударить кого-нибудь по башке именно клюшкой для гольфа. Аргумент был весомым, безусловно. – Погнали с нами, а? – предложил Леха. – Не-а, ребята. Это мой город, я их всех тут ненавижу. А теперь такая возможность... – Войцеховский крутанул клюшку так, что воздух свистнул. – Навещу пару адресов... А там посмотрим. – Ну, как знаешь... Если что – ты знаешь, где я живу, по карте доберешься, – сказал Леха. – Рано или поздно я буду дома. После прощального рукопожатия Войцеховский сказал: – Но пасаран, млеать! -влез в кабину оранжевого мусоровоза, обдал нас вонью из выхлопных труб и сходу сбил знак с названием города, расхохотавшись во все горло! – Этот не пропадет! – уверенно сказал я, и мы, хлопая дверями, погрузились в УАЗ. 4 ШОССЕ