«Где ты видишь ужас? Это просто катастрофа и падение в бездну».

Виктор увидел, как по толстой ветке дерева карабкается кошка, устремляя взгляд на сидящего несколько выше скворца, правда, без особого энтузиазма и надежды на удачу, но все же подчиняясь своей природе.

«Это на тебя похороны подействовали, – сказал Саша. – Ничего не случилось. Город живет, как раньше, работает. Все как раньше. И будет только лучше».

«Ты живешь почти рядом с Косей. Так?»

«Ну, допустим. Жил».

«А мне пришлось пройти через два блок-поста, аки тать, крадучись и содрогаясь от мысли, что с бадуна возьмут потехи ради… Знаешь, что там происходит? Сколько там шприцев лежит прямо под ногами?»

«Давай я тебе пропуск оформлю», – оживленно сказал Николай, впомнив о своей значимости и демонстрируя стремление помочь. Его щеки налились багрянцем.

"Давайте лучше примем по глотку Хеннсли", – сказал с ударением.

"Я сейчас еще принесу. И телефон уже зарядился, наверное", – Саша поднялся. Вышел.

"Он был женат?" – спросила Наташа и махнула головой на дверь.

"Нет, – ответил. – Ни разу не был".

"А ты разве не знаешь?" – многозначительно, но без интонации произнес Николай.

"Что?" – спросила Наташа, поднимая брови.

"Его женщины не интересуют".

"Ну-у, меня они сейчас тоже не интересуют".

Перевел взгляд на рюмку.

"Теперь ему будет несладко. Если не уедет".

Наташа задумалась.

"И он так и живет один?"

"У него что-то было когда-то. Но не сложилось. Видимо, он еще сам тогда не знал".

Наташа покосилась в сторону двери.

"Ему нужно внимание. Это может стать причиной шизофрении".

"То-то он бывает иногда сам не свой", – Николай вытер губы салфеткой.

"Почти как я".

«А ты разве тоже?» – серьезно спросил Николай.

«Еще как! Сейчас особенно", – он взял тон на повышение.

Николай сдвинул брови, передвигая смыслы.

«Ты с ним видишься?» – спросила Наташа, игнорируя самобичевание.

"Не в этом смысле. Но поддерживаем контакт".

Саша вернулся с телефоном и бутылкой. Принялся обтирать.

Наташа встала и вышла с телефоном.

"За нас", – сказал Николай, протягивая рюмку.

"За то, чтобы помнили друг друга", – ответил Саша.

"За тех, кто еще остался из наших".

"Скажи – ты и вправду работаешь на студии?"

"Правда. Жму на кнопки".

"Скоро всё перейдет под единый контроль. Будет полноценная автономия с нашей властью. Это пока неофициальная информация, но верная".

"Значит, я останусь без работы".

"Если это случится, звони. Я смогу помочь. Я тебе скажу: времена наступят нелегкие, придется потерпеть. Но зато потом…" Николай важно потянулся за сигаретой.

"Помоги Саше. Он со своим огородом точно не вытянет. А у меня профиль другой. Музыкальный".

"Будет и музыка, будет и оркестр".

Наташа вернулась, дозвонившись.

"Нас так мало осталось – давайте встретимся через год", – пробурчал Николай, затянувшись.

"Напитков хватит. Мангал у меня тоже есть. Соберемся, хоть на несколько дней", – Саша гостеприимно подал вперед руки к ветвистым вишням и черешням, яблоням и грушам, травянистой лужайке с качающимся гамаком.

"Заляжем за матрацы", – сказал, цитируя. И добавил на всякий случай: – "В обороне".

"Нет. На матрасы без меня", – сказала Наташа покосилась взглядом и сжалась в плечах. Испуг отразился на лице. Ее совсем не стало видно, только оригинальный аромат секси обволок коконом пространство.

Ответить или оставить как есть? Подумал, в порыве изложения смысла, превратно истолкованного из классики, засомневался, что будет уличен в примитивизме субъективного познания, раз и навсегда падет на глазах в плоскую пустынную безжизненность, – и оставил без ответа.

"Я поеду, пожалуй. Поздно уже".

"Я провожу. До остановки". Он сделал к ней шаг, отодвигаясь от Николая.

Она почти отскочила. Взгляд брызнул испугом.

"Я такси заказала".

"Неважно. Сейчас неспокойно".

"Я тебя боюсь".

"Не того боишься, Наташа".

"Не того". Снова повторил он.

Она задержала взгляд, стараясь прочесть нечто в его глазах, – словно стараясь. Так они смотрели в глаза друг друга, а мужчины на них.

"Ты не был таким в классе".

Мы все не были такими. Казалось, что не были, потому что видели мир детскими глазами и не знали, кто мы есть. Вот и Коля не был, гонял в футбол и еще там во что со всеми, и даже тискал девчонок на последней парте, тех, которые уже не могли скрыть эти половые признаки, раннего созревания, тогда как остальные могли продолжать носить свои белые и черные фартушки без выточек, а на уроке играл в «очко» на деньги на каком-нибудь учебнике между сиденьями, пока не стал начальником участка на производстве у главного инвестора, заместителем директора по какой-товой части, в то время когда Кося сначала тоже не был таким, пока он готовился к вступительным экзаменам в универ, а просто виделся иногда с его Таней, которая всё еще как будто желала, хотя уже и не так экзальтированно, впрочем, как и он, и они, удовлетворенные обоюдным юношеским порывом, продолжали играть во взрослую любовь, подпитывая собственные чувства, поддерживая химическую реакцию для будущих ощущений. Знал ли кто в классе об этой комбинации? – нет, пожалуй, ибо многие тайны появлялись на свет уже много позже, когда и альбомы выпускников едва ли возможно было найти в затхлом прошлом.

"Мы с Сашей проводим. И посадим в такси. Как знать, может, это последняя встреча для всех нас. Или не для всех".

Она как будто успокоилась и принялась собираться.

Или ненавижу. Но без любви. Не знаю, что это такое. Пожалуй, точно – из психоанализа, а не… и только про женщин. Он потянулся, приближаясь, потянул носом запах вокруг нее, но никакого бергамота не было, кроме сигарет и духов, почти неслышимых, но и не опасных.

"Мне тоже пора". Дернулся и Николай.

Телефон зарядился.

– Телефон зарядился, – а ты лежи, я тебе подам.

Женщина принесла телефон.

– Что там? – спросил он, прислушиваясь.

– Тяжко, но пока держатся. Но если надавят, снесут всю площадь. Никто не спасется.

Рядом заворочались. Забормотали. Женщина всё никак не уходила, переминалась с ноги на ногу.

– Ты пока без памяти лежал, тебе звонок был.

– Кто? – в виски ударило током.

– Жена. Я же не знала, что ты донецкий, думала – местный, приедет, успокоится.

– Успокоилась?

– Сейчас знаешь, сколько людей пропало и никаких известий? – Как всё началось? Моего сына два дня не было, телефон отключен. Что я пережила! Ты не знаешь.

– Нашелся?

– Явился. Они с друзьями мальчишник устроили. Пили трое суток безвылазно. Но зато цел. А то он у меня задира, натворил бы бед. Уж лучше так – похмелится и придет в себя.

– Я выйду.

– Ты не обижайся, может, не надо было говорить – волноваться теперь будет. Но я ее успокоила…

– Спасибо.

Он попытался встать, но тут же опустился на место. Сил не было, при этом голова оказалась неимоверно тяжелой.

– Проснись.

Он открыл глаза и увидел над собой Лену, которая поддерживала его голову холодными руками. Холод исходил от нее, щеки ярко горели от резкого перепада температур, почти скрывая веснушки. Она заметила его удивление.

– Как ты нашла меня?

– Волонтеры сказали, когда твой телефон заряжался.

Он приподнялся, потягиваясь застывшим телом.

– Мы сейчас поедем ко мне, и ты не выйдешь на улицу, пока не встанешь на ноги.

– Сначала дай мне отдышаться. Я здесь совсем окоченел.