–Ты- псих! Тебе надо лечиться! Не трогай лучше меня! Я уезжаю, – Джесс начала отталкивать меня от себя, а последние слова оказались острым лезвием гильотины, которая всем своим весом рухнула на мою шею. Единственное разумное, что оставалось в нашей маленькой хижине хотело уехать и покинуть меня. – Я звоню доктору Джонсону, мне плевать, что ты будешь говорить, но тебе нужно пройти лечение, – голос Джесс стал утихать, а ее лицо стало вновь заботящимся, и взгляд снова наполнился любовью и привязанностью. Я чувствовал, что она права, и мне нужна помощь, но мне нужно было доказать ей, или все-таки себе в первую очередь, что тени реальны.

–Хорошо. Хорошо. Я согласен. Но прошу, дай мне показать тебе. Дай мне лишь полчаса показать тебе, что я там видел в лесу.

–Ладно, – тяжело вздохнула моя жена, видимо, окончательно потеряв надежду на мой рассудок. – Веди меня в свой лес. Но только полчаса. Потом мы отправимся в клинику.

–Клянусь, полчаса и поедем.

Схватив фонарь, несколько батареек и Джесс, я отправился в лес. Решительно, пытаясь убедить себя, что это лишь я сошел с ума, а весь мир нормальный. Я шел, яростно втаптывая траву, которая предательски играла с моим рассудком еще каких-то десять минут назад. Шаги отдавались глухо, раскатываясь по уголкам леса, тревожа засыпающих птиц. Вечер вступал в свою силу, отправляя своих верных слуг теней по своим новым владениям, нагоняя тьму за каждым деревом. Подойдя к границе леса, я включил фонарь и начал просвечивать буквально каждый миллиметр, также сильно сжимая его в руках, как это было с той лампой в комнате. Тени таяли, как им и было положено, освещая дружелюбные кочки, поросшие травой и ягодами около деревьев. Мы шли по лесу в бешеном темпе, словно пытаясь скрыться от кого-то или чего-то, не обращая внимания ни на усталость, ни на корни, которые то и дело цепляли нас за ноги, мешая углубляться в чащу. Мы оказались на лужайке. Небольшой, идеально круглой лужайке, залитой последними лучами таящего дня. Свет нежно играл на листьях и хвое деревьев вокруг. Где-то на деревьях щебетали немногочисленные птицы, а местами было слышно треск сучьев и сухих веток под лапами случайно пробегающих зверей. Все было в полном порядке. Мир был не таким страшным и ужасным местом, которым я его запомнил. Все было на своих местах и жило своей нормальной жизнью. Но что-то было не так. Что-то выбивалось из этого идеального окружения. Правильность. Слишком идеальный лес, слишком милая полянка и зверушки вокруг. Сердце сжалось под объятиями питона сомнения, который сдавливал все сильнее и сильнее мои внутренности. Я чувствовал, что что-то должно произойти, я ждал, и молился, чтобы это не произошло. Чтобы все было лишь в моей голове.

–Все, ты увидел? Все нормально. Теперь пора домой – начала укоризненно бормотать Джесс, уже собираясь идти обратно.

–Стой,-схватил ее за руку я.– Это не все. Что-то не так. Все слишком… правильно и хорошо, – все тише и тише продолжил я.

–Что за бред ты несешь? С меня хватит. Мы едем в клинику, – отрезала она, выхватив свою руку из моей ладони. – И в этот раз ты тут не останешься. Давай, веди меня домой. Я не знаю дорогу – все раздраженней выплёвывала слова Джесс.

–Да, хорошо. Ты права, – промямлил я, радуясь в душе, что мне ничего не угрожает, кроме принудительного лечения и горьких как разочарование пилюль для мозгов. Я повернулся и с легкой улыбкой на лице двинулся обратно вглубь леса, скрывающий наш дом из виду. Сделав лишь один шаг и хрустнув очередным прутиком, я выдохнул и почувствовал кровожадный поцелуй в затылок огромного полена, потрескавшаяся кора которого впилась мне в голову. Я рухнул бездыханным телом в объятия травы, успев напоследок уцепить взглядом Джесс, тяжело дышавшую и сжимающую сломанное о мою черепушку полено. Мир снова погрузился во тьму…

***

Я снова очутился в этой бесконечной веренице дверей, связанных этим уродливым коридором белой поломанной плитки. Я снова был в старом морге. Я не мог поверить тому, что Джесс просто взяла и напала на меня. Умер ли я? Или просто без сознания? У меня было слишком много вопросов, но медлить было нельзя, тьма начинала просачиваться через дыры в потолке, густыми и вязкими потоками поглощая стены стекаясь на пол. Обернувшись по сторонам, я видел лишь одно место, куда можно было идти, пусть даже я и не хотел этого больше всего в жизни, но мне пришлось. Я знал, просто знал, что меня ждет там, что там есть оно, мрачное, черное, вездесущее. Оно, жаждущее моей смерти, жаждущее моих страданий. Все вязкое, неостановимое, вечное. Я поплелся туда, еле волоча ноги в открытую дверь лениво и жалко выплевывающую умирающий свет одинокой лампы. Я не чувствовал больше такого страха, как в первый раз. Лишь какое-то странное отвращение. Я брел и брел, все больше глядя по сторонам, разглядывая игрушки, оставленные маленькими пациентами, разбросанные истории болезней, папки, какое-то врачебное оборудование. Все было на местах. И я чувствовал, что я нахожусь на месте. Впервые за такой долгий промежуток времени. Я продолжал глухо топать по коридору, медленно приближаясь к открытой двери. Мухи, объевшиеся и ленивые, медленно жужжали по сторонам, пыль и плесень витала в воздухе, забиваясь в мои легкие, явно пытаясь забить их, свалить меня с ног и придушить своей невидимой хваткой. Вонь – единственное, что поддерживало мой разум в бодрствующем состоянии. Сладковатый, мускусный запах с нотками гниения и разложения стражем патрулировал одинокий коридор. Глаза перестали слезиться от запаха, и передо мной оказалась она – дверь. Я обреченно вздохнул еще раз, оглянулся через плечо и увидел лишь тьму, полностью сожравшую коридор за мной. Она нетерпеливо пялилась в ответ, явно ожидая, когда я шагну в комнату. Я чувствовал, как она исступлённо исходит чернильными слюнями, предвкушая плоть новой жертвы. Она прекрасно понимала, что мне некуда деться, и что это мой единственный выход. Я перенес медленно, но уверено свой ботинок через порог комнаты и оказался внутри моей одиночной камеры в этой темнице ада. Все было как и в прошлый раз, но было лишь одно изменение, которое не могло не бросаться в глаза. На столе, который раньше был пуст, лежало что-то. Тело, покрытое простыней. Невидимые нити тянули меня к нему. Я чувствовал такое притяжение, которое никогда не испытывал. Покорно как овца я подошел к телу и схватился за угол ткани, белоснежно белой, накрывающей тело. Мой затылок ощущал тот неутолимый жадный взгляд, который продолжал пялиться на меня из-за дверного проема, явно чего-то ожидающий, предвкушающий. Я одернул покрывало и увидел себя лежащим на столе. Бледным, с искореженным лицом и переломанной рукой. Это был мой труп. Как ни странно, я не почувствовал никаких эмоций, просто тело, лежащее передо мной. Ничего. В глубине души это начало меня пугать, что это явно ненормально, что человек так просто видит свой труп и ничего не ощущает, но это было лучше. Мое сознание оставалось остро, как разбитое стекло, разбросанное по комнате. Я ощущал, что за мной находиться та тень, которая в прошлый раз и пробудила меня. Но я не чувствовал больше страха, паники, отчаяния. Я чувствовал лишь то, как она мягко, по-мертвецки холодно, обволокло мое предплечье и потянуло его к личному делу, лежащему на груди моего трупа. Я послушно взял его и принялся читать. «Александр Томас Блейк, 32 года, белый, мужчина. Причина смерти: автокатастрофа.»

Причина смерти? Но как? Почему? Я был здоров, я был жив, я же выжил тогда. Врачи спасли меня и мы с Джесс… я не помню ничего, что произошло с момента той аварии. Я…

Я очнулся лежа снова на диванчике в гостиной. Джесс сидела рядом и мило улыбалась, держа в руках чашку ароматного чая, запах которого наполнял комнату. Я был дома. В нашем доме. Но, как я оказался здесь? Что произошло? Я подыграю этой мегере, все выясню и пойму, что здесь происходит. Неожиданно для меня ее еще секунду назад милое лицо было буквально рассечено изуверски пугающей ухмылкой, а затем кончики ее губ поползли вниз в иступлено гневной гримасе. Ее глаза приняли ужасающий вид озлобленного на весь мир монстра, который был готов к очередному смертельному прыжку. Дыхание этого демона стало чаще, и я почувствовал, как вся накопившаяся злоба за все время нашего не такого уж счастливого брака начала желчью просачиваться наружу, предвещая настоящий шторм ненависти.