Глава 1. Алекс

Резкий, режущий пространство и время лязг металла, подобно раскату грома, разорвал монотонную шумную пустоту, царившую в центре города. Исполинского размера грузовик, больше напоминавший дьявольского цербера на огромной скорости, буквально, протаранил маленький Форд Фьюжн, протащив его около 20 метров с перекрестка, зажав обречённых пассажиров в смертельных тисках судьбы между бетонной стеной здания суда и своим оскаленным бампером. Мотор адской громадины продолжал реветь в агонии, роняя свои дизельные слезы исступления. Тишина воцарилась на улице. Вдалеке по-траурному тоскливо завывали сирены. Гул людских голосов смешивался в отвратительное жужжание осиного роя. Горячая, густая, похожая на смолу кровь медленно стекала с разбитого лба. Я все меньше чувствовал боль. Волны океана страданий уносились куда-то вдаль, за горизонт, оставляя меня в блаженстве неведенья, забытья, смирения с безысходностью. Я не видел ничего вокруг, только блеклые силуэты, таящие как свечи, обращались в бесформенные тени. Мысли уносились куда-то за пределы моего понимания, за пределы космоса, туда, где царила тьма, страдание, тоска. Я медленно умирал…

***

С момента той аварии прошло около года. Я и моя жена Джесс прошли полный курс физиотерапии и психологического восстановления. Мы были готовы начать новую жизнь. Недолго посовещавшись, мы решили переехать в пригород. Моя жена не могла выносить больше этой бесцельной суматохи города: пробки, вечную возню, а самое главное огромные толпы людей, настолько измученных собственными жизнями, что они находят свое утешение в пошлых и мерзких развлечениях, или даже в чьей-то смерти, ведь это что-то новенькое, своеобразное, пикантное. Все же, к этому быстро привыкаешь, живя на улицах таких больших городов. Жизни людей перестают иметь какую-то ценность. Их души навсегда остаются пленниками этих огромных серых склепов, именуемыми небоскребами. По правде сказать, я и сам не был огромным поклонником больших городов, но жизнь меня заставила перебраться из уютного городка на юге на север, в суровый город стали, бетона, стекла и искалеченных судеб.

Мне очень повезло, что в университете, где я работал, решили меня оставить, даже несмотря на мое состояние. Мне дали отпуск на полтора года. Год- чтобы оправиться от аварии, и еще половина – найти себе новое жилье, обустроится и вернуться в былую форму. Я и Джесс купили небольшой одноэтажный домик в пригороде, в часе езды от города. Он был поистине великолепен. Немного потертые деревянные темно шоколадные стены, нестандартная, плоская, ассиметричная со срезом влево крыша, огромные окна, почти в человеческий рост, придавали домику вид какой-то футуристично винтажной обсерватории. В нашем новом пристанище смешивалось несовместимое – старый, традиционный, можно даже сказать, консервативный силуэт дома с его интерьером и пошарпанными стенами с этими гигантскими окнами и стеклянным люком на крыше в гостиной. Крыльцо было в плачевном состоянии, некоторые доски оскалились в кровожадной улыбке, неумело приветствуя новых постояльцев. До нас в этом доме давненько никто не жил, и поэтому работы было непочатый край. Сам этот «хищный» домик мерк по сравнению с огромным океаном зелени и ароматов хвои. Сразу, где заканчивался небольшой дворик и стоял неказистый ветхий сарайчик, возвышался величественно и по-королевски богато лес. Он был древнее дома, города, да, возможно, и первого человека, который по-варварски осмелился вступить на эти святые земли. Немного ржавая труба дымохода терялась на фоне высоченных сосен, которые своими непокорными, но мудрыми и справедливыми главами подпирали небосвод и рассекали тучи, апатично проплывавшие над нашим домом. Запахи неслись отовсюду – мокрая после недавнего дождя трава пленила своим свежим, слегка сладковатым ароматом, обещая покой и умиротворение каждому, кто осмелился бы прилечь на нее и погрузиться в свои думы, позволив своему разуму окончательно отторгнуть сию серую и мрачную реальность. Запах хвои и шишек, вперемешку с ароматом смолы заставлял сердце буквально раздвинуть тесные решетки грудной клетки в попытке сбежать из этого бренного заточения. Легкие обжигал неимоверно холодный воздух, таивший в себе остатки слез, пролитых дождем. Ледяное утро оставалось в каждой клетке моего тела, чаруя и предлагая мне целую вечность в этом райском месте. Несмотря на то, что мы только выбрались из нашего Шеви Сильверадо 88-го года, усталость после длительной дороги мгновенно растворилась, как единственное облачко в ясный жаркий летний день. Мы не могли оторвать взгляд от этих зеленых великанов, которые так по-родительски заботливо обступили нашу лачужку. Казалось, что можно было просто встать и смотреть. Вечно. Беспрерывно. Лес приветливо, но сдержано приветствовал нас редкими проблесками света, что отчаянно пытались пробиться сквозь монолитную стену хвои и древесины. Тени витали повсюду, словно маня к себе, обещая соблазнительное забытье и отрешенность от всех мирских дум. Треск и шорохи звучали со всех сторон, заставляя возвращать свое внимание к этому лесу, словно, запрещая обращать внимание хоть на что-то другое. Мы с Джесс кое-как смогли прийти в себя, и решили разобрать оставшиеся коробки, которые мы захватили с собой. То ли этот блаженный аромат природы, то ли эта непоколебимая тишина напрочь выбили из моей головы тот день, когда мы приезжали смотреть этот дом, и когда я приезжал сюда с грузчиками.

В мгновение ока, пролетев все скрипящие ступеньки, мы оказались перед дверью нашего нового дома. Она была не такая уж и большая, и тем более прочная. Конечно, в такой глуши точно никто не придет побаловать нас своим поздним визитом, так что мне в голову по- предательски заползла одна мыслишка – а не оставить ли дверь, как она есть. Да, на ней нет даже элементарного замка, петли скрепят так, что создается сильное впечатление, что это не дверь издает такие душераздирающие стоны, а призраки прежних хозяев, которые молят, чтобы их отпустили на покой. И только я хотел сообщить жене о своем решении насчет двери, как она сразу клюнула меня, сказав с настолько поучительным тоном, что казалось, что я снова вернулся в школу и меня отчитывает самая противная училка из всей школы:

– Александр Томас Блэйк! Если сегодня же, ты не починишь эту дверь, то будешь спать на крыльце и сторожить меня всю ночь! – Джесс так любила иногда «играть» мегеру, показывая насколько она «хорошая» жена, что не мешает ржавыми вилами мой мозг.

–Слушаюсь, мэм! – намерено уставшим и монотонным тоном промямлил я, кое-как приподняв свою обвисшую как плеть руку в армейском жесте подчинения. – сразу после обеда… Все, все, все сделаю. И лес срублю… – начал я лепетать измотанным тоном свои обещания, которые само собой, никто не собирался делать. Все о чем я думал, это был лес и новый дом. Демоны поддевали меня своими раскаленными трезубцами, заставляя мое любопытство биться в истерике и одновременно в экстазе. Я хотел залезть в каждый угол нашего дома, я хотел найти каждую мелкую деталь, а что уж было говорить о лесе. Я мечтал поскорее поесть и, взяв нашего пса Вуфа, отправится в этот бушующий, таинственный, манящий океан хвои до самой ночи.

– Знаю я тебя. Опять наешься и упадешь на свой диван. «Придумывать новые учебные планы». Как же, найдешь первым делом приставку да телек. Вот и весь хозяин, – продолжила стервятничать над моим мозгом Джесс.

–Да ладно тебе, ворчунья. Или кто-то уже совсем бабка старая? – пытался я все свести в шутку, честно говоря, даже не надеясь на то, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию.

–Вот, и посмотрим, кто стары… – хотела уже язвительно поддеть меня Джесс, как вдруг в доме раздался громкий звук падающего предмета. Я мгновенно влетел через дверь и оказался в, довольно, просторной гостиной. В центре стоял небольшой диван в английском стиле – вычурный, прямоугольный, без лишних деталей, светло серого цвета. Его фактура идеально вписывалась во весь интерьер гостиной, плавно переходящей в кухню. Около диванчика, на который меня уже тянуло прилечь и закинуть ноги на изголовье, стояла пара небольших кресел, видимо, из той же коллекции. Между ними лежал небольшой, тканный половик, который, явно видал лучшие дни. Эти разноцветные полосы уже стерлись со временем и стали больше похоже на одеяло, на котором спит наш пес. Чуть дальше кресел был камин, который давненько не чувствовал огня. Деревянные стены вокруг были усеяны старыми пустыми фоторамками, каким-то охотничьими трофеями, стеллажами без дверок, в которых красовались книги, настолько сильно покрытые пылью, что вся мебель казалась окончательно выцветшей и высеревшей. Мой взгляд бросился на кухню, откуда, как я и полагал и был звук. Там были кухонные шкафчики, как ни странно, в хорошем состоянии, небольшой круглый стол из темной древесины, пара стульев и огромная металлическая люстра, даже не люстра, а огромный, средневековый подсвечник, который был похож на ошейник какого-то древнего дракона. Я медленно направился в сторону холодильника, стоявшего среди шкафчиков, плиты, и каких-то странных банок. По пути, который должен был занять всего пару минут, но который я растянул минут на семь, я прихватил старую кочергу, валявшуюся возле камина. Не то, чтобы я такой трус, но, вдруг там дикий зверь или грабитель какой. Осторожно, выверяя каждый шаг, словно по льду я медленно плыл среди коробок с нашими вещами, старой мебели и горами пыли. Еле слышно подкравшись, я слегка пригнулся, занес кочергу и хотел было уже врываться в эту вереницу шкафчиков, стоявших как гвардейцы на параде, как вдруг раздался громкий крик Джесс, от которого у меня буквально сердце оторвалось и упало куда-то в низ живота. Я вздрогнул, словно ошпаренный кипятком, а мозг почувствовал монотонное, давящее чувство в затылке, как будто туда поместили раскаленный прут и помешали им содержимое черепа. Я чуть не умер на месте от испуга, порожденного этим окликом, но к моему счастью, ничего сверхъестественного или дикого не было на моей кухне. Всего лишь упавшая кастрюля. Видимо, кто-то из грузчиков поленился ставить ее на место и просто оставил на краю стола. Как же я был счастлив, что тут ничего не было… Сказать, что мое сердце, воспевая хвалы всем мыслимым и немыслимым богам, поднималось на свое законное место, значит не сказать ничего.