В центре хозяйка водрузила кувшин с домашней сливовой наливкой. Никита первым делом наполнил рюмку жены и терпеливо дождался, пока женщина мелкими глотками выпьет содержимое. Когда емкость опустела, Ксана поставила ее на стол и с улыбкой посмотрела на мужа. Тот, ничуть не смутившись и ничего не объясняя, быстро налил себе и предложил тост за здоровье гостей. Иван его поддержал, а я отдала предпочтение компоту с четвертинками очищенных от зерен яблок антоновки.
Кувшин быстро опустел, и мужчины попросили добавки. Типичный для представителей сильной половины человечества всех миров обмен мнениями о международной политике берендеев в отношении дружественных и не очень – соседей грозил затянуться надолго. Я совсем было решила отправиться спать, но вдруг вспомнила, что у меня остался невыясненным один вопрос:
– Рядом с вашим селением есть озеро с чистой водой, но брат отчего-то не разрешил мне в нем искупаться – сказал, что это опасно…
– И правильно сделал! – На лице Головы расплылась довольная улыбка. – У нас это Непомнящее болото все стороной обходят!
– А Иван назвал его Козлиным Копытцем. Может, мы о разных водоемах говорим?
Никита отрицательно покачал головой и хитро улыбнулся:
– Одно оно у нас такое – зачарованное!
Я недоверчиво хмыкнула, а хозяин укоризненно покачал головой, с сожалением отложил надкусанный огурец и неспешно приступил к рассказу.
…Пять лет назад в село на постоянное место жительства переехали Митрофан с женой Анной и тремя детьми.
У ладной, работящей Анны любое дело в руках спорилось. А вот с супругом ей не повезло: Митроха был лодырем и пьяницей – какую работу ему ни поручи, на корню загубит.
Анна перепробовала все способы воздействия на мужа: и ругала, и по-хорошему просила, и из дому выгнать грозилась, а с него все, как с гуся вода: протрезвев, ничего не помнит, но на всякий случай клянется и божится, что выпивал в последний раз и именно с этого дня непременно исправится. Вот Род Справедливый и преподал ему хороший урок.
Через три года в один совсем не прекрасный для него день Митроха вместе со своим закадычным дружком и собутыльником Федотом раздобыли самогона, сбежали от бдительных глаз своих супруг в ближайший лесок и от души «поправили» здоровье и настроение, после чего их потянуло на подвиги.
Митрофан предложил голыми руками наловить в ближайшем озерце рыбы, дабы умаслить своих дражайших половин, представив им небывалый улов в доказательство мужниной любви и заботы о пропитании семейств, а то, что никакой другой емкости, кроме опорожненной бутыли не было, их не смутило.
– Будем бросать рыбу прямо на берег, – Митрофан по собственному почину принял командование на себя.
Федот попытался отговорить приятеля от сомнительной затеи. В его затуманенном сознании тщетно пыталась пробиться на поверхность какая-то дельная мысль об этом самом озерце: то ли там водяной живет, то ли русалки озоруют, но он и сам счел ее несущественной – да разве не справятся двое здоровых мужиков с хвостатыми нелюдями?
Горе-добытчики рыбачили в том, в чем были. А так как они и на суше-то нетвердо стояли на ногах, то, в первую же минуту поскользнувшись на илистом дне, вывалялись в грязи, вымокли по самую макушку и, естественно, нахлебались водицы.
Поутру жены Федота и Митрофана, спохватившись, что мужья не ночевали дома, прибежали за подмогой к Голове, а уж он отрядил на поиски селян…
Предвкушая потеху, мы заулыбались.
– Нашли? – Мне не терпелось услышать продолжение.
– Ага! – Голова, давился смехом, хотя наверняка рассказывал историю далеко не в первый раз. – Они на прибрежном лужке паслись – вместе с козьим стадом.
…Отыскав пропавших, спасатели оторопели. Здоровые мужики стояли на четвереньках и мирно пережевывали травку – причем на их лицах присутствовало выражение полного довольства собой и жизнью, а в глазах плескалась первозданная, не замутненная никакими мыслями, пустота.
– Допились голубчики, – дружно решили спасатели и бросились поднимать их на ноги.
Рыболовы упорно сопротивлялись – недовольно блеяли, взбрыкивали ногами, норовя лягнуть обидчиков, и бодались, как настоящие козлы…
У меня уже не было сил хохотать, и я, вытирая слезы, тоненько похрюкивала. Иван, не давая воли эмоциям, сдержанно, по-мужски, посмеивался.
…Видя, что никакие уговоры не действуют, пьяниц скрутили по рукам и ногам и развели по домам, справедливо рассудив, что те, хорошенько проспавшись, придут в себя. А нет – так взбешенные супруги прочистят им мозги, отходив скалками по бокам.
Однако Митрофан и Федот не стали прежними ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Женам поначалу еле-еле удавалось покормить их с ложечки, как малых неразумных детей, но стоило отвернуться, как те опускались на четвереньки и норовили ускакать на улицу – по травку…
– Видимо, в состав воды входит вещество, вызывающее потерю памяти, – предположил Иван. – Проснувшиеся утром мужики первыми из живых существ увидели стадо коз, пасущихся недалеко от озера, и решили, что они тоже… козлы.
– Козлы и есть! – Староста в сердцах так стукнул по столу кулаком, что посуда жалобно зазвенела, за что заслужил укоризненный взгляд Ксаны. – Четыре года жены воспитывали их, как неразумных младенцев, и вот… довоспитывались! – с надрывом воскликнул хозяин, опрокинул в себя последнюю стопку и, угрюмо уставившись в свою опустевшую тарелку, умолк.
Принявшаяся убирать со стола Ксана, спрятав в уголках губ усмешку, тихонько, чтобы расслышали только мы, закончила рассказ:
– К ним, хвала Перуну, так и не вернулась память. Зато Анна и Аглая за два года сумели воспитать из никчемных пьянчуг таких замечательных помощников – любо-дорого посмотреть: и по хозяйству, и за грибами, и в огороде, и с детьми, и на кухне, и носочки связать… – захлебываясь от восторга, она торопливо перечисляла таланты бывших бездельников.
– А крестиком вышивать они не пробовали? – невинно поинтересовалась я.
Ксана умолкла, прикидывая, не выдать ли завтра соседкам мой вопрос за собственное предложение в качестве ближайших планов по обучению не в меру способных мужей новому ремеслу? Но тут с трудом поднявшийся из-за стола Голова внезапно вспомнил, что должен оставить последнее слово за собой:
– Эх, дай бабам волю, они бы всех мужиков сделали подкаблучниками! Все наши беды от баб – и только от них одних! – заикаясь, подытожил он, строго погрозил жене толстым пальцем и добавил: – А колдовское озерцо с тех самых пор переименовали в Козлиное Копытце – в назидание всяким олухам. Так-то…
Когда Никита, пошатываясь, отправился спать, хозяйка пояснила:
– С тех самых пор мужчины в нашем селе любую жидкость – воду ли, компот, квас или домашнюю наливку – пьют с большой осторожностью и в первую очередь обязательно дают пригубить супруге: переживают, как бы и им не подсунули той водицы, что Митрофан с Федотом нахлебались – со всеми вытекающими последствиями.
Пожелав нам спокойной ночи, Ксана ушла, а мы отправились в приготовленные для нас постели.
Иван уснул быстро. Я бы с удовольствием последовала его примеру, да мешал Соломон, долго возившийся у меня в ногах и ворчавший себе под нос, выражая мужскую солидарность с сельским Головой:
– Что только не вытворяют бабы с нашим братом, и никакой управы на них нет!
Пробудившись с рассветом, я посетила дощатый домик во дворе, а, возвращаясь, столкнулась на крыльце с Иваном.
– Уезжаем, – бросил он. – Надо успеть в скит к вечеру. – И, предупреждая мой вопрос, махнул рукой. – Поговорим по дороге.
Стараясь не разбудить хозяев, мы наскоро собрали немудреные пожитки, оседлали лошадей и продолжили путь. Я нарушила молчание первой:
– Ты веришь в происшествие с местными ребятишками?
– Очень хочется, чтобы рассказ Никиты оказался от начала до конца выдумкой, но на обычную застольную байку он не похож. В последнее время в княжестве творится неладное. Беры в один голос твердят, что по ночам под окнами кто-то бродит – то ли черные призраки, то ли бесы! – и устанавливают на дверях дополнительные затворы, а с наступлением темноты стараются не выходить из дому. Даже если это всего лишь слухи, то кто-то же их распускает, добиваясь нестабильности и паники в государстве.
