Джош Беннетт вытирал мою рвоту. Великолепно. А сейчас мне за это мстит – причем вовсю наслаждается процессом. Даже не знаю, кто хуже: Джош Беннетт – сердитый папочка или Джош Беннетт – саркастичный шутник. В любом случае мне хочется врезать им обоим, только, боюсь, не смогу руку поднять.

И вообще, какого черта я здесь делаю? Последнее, что я помню, – это мы с Дрю на шумной вечеринке, народу полно, я пью какой-то сомнительный напиток, вкусом непохожий на алкоголь. Окидываю взглядом свою внешность и с огромным облегчением отмечаю, что на мне вчерашняя одежда, пусть и заляпанная, теперь я знаю, рвотой. По крайней мере Джошу Беннетту не пришлось меня раздевать и давать мне свои чистые трусы. От этой мысли легче не становится. Несмотря на то что вся моя одежда на мне, мой бюстгальтер подозрительным образом исчез. Возможно, валяется где-нибудь на полу – я пытаюсь оглядеться, но любое движение головы отзывается болью.

А тем временем Джош продолжает говорить. Я с трудом разбираю слова, хотя его голос словно бубнит внутри моего черепа. До сих пор вещает про волосы. Мол, всем пьяным девушкам необходимо ходить с хвостом. И ведь даже не старается говорить тише. Наверное, возомнил себя на сцене театра и теперь во все горло пытается докричаться до последних рядов.

Я поднимаю на него глаза: выглядит ужасно. Спал ли он вообще? А еще заметно злится. Оно и понятно: ведь сейчас несусветная рань, утро субботы, а у него на диване сидит странная девица – та самая, что вчера фонтаном блевала в его ванной, пока он держал ее волосы. Но, думаю, не стоит судить его строго – да и вообще не стоит судить, – тем более теперь, когда он уходит на кухню и возвращается со стаканом ледяной воды, которая так отчаянно мне сейчас нужна. Я гляжу на стакан в его руке: он протягивает мне крохотную стопку. Это что, в целях экономии воды? Чтобы утолить жажду, мне таких штук восемнадцать понадобится. Я забираю у него стакан, с благодарностью подношу к губам и осушаю одним залпом. Жидкость обжигает горло и сразу же просится наружу. Какого черта? Это же водка. Я выплевываю ее, даже не разбирая, куда именно, и начинаю давиться. Желудок сжимается, содрогается в конвульсиях, но больше из меня ничего не выходит. Я бросаю злобный взгляд на Джоша Беннетта, который смотрит на меня с… недоверием? Раскаянием? Страхом?

– Черт! Я не думал, что ты станешь пить. – Джош выхватывает у меня стакан. А что я, по его мнению, должна была делать? Умыться? – Думал, ты сумеешь догадаться. – У него виноватый вид. – Это была шутка. По всей видимости, дурацкая, – бормочет он себе под нос, потом скрывается на кухне и возвращается с еще одним полотенцем. Ему явно предстоит стирка на целый день. Как он все это объяснит родителям? Просто чудо, что они еще не спустились сюда, желая разобраться, что тут происходит. Я вырываю полотенце у него из рук и принимаюсь вытирать пол. Даже если в этот раз все случилось по его вине, мне не хочется быть ему чем-то обязанной. Он возвышается надо мной, пока я пытаюсь убрать лужу водки. Наверное, зрелище еще то: я стою на четвереньках, с волосами, лицом и одеждой, напоминающими о жестокой шутке, которой стала эта ночь.

Я поднимаю на него глаза – они полны злости. Я сержусь на Джоша за то, что он стал свидетелем моего постыдного унижения и что я, как бы он ни радовался моему падению, все же должна быть ему признательна. А вот по милости Дрю со мной случилось худшее, что могло быть. Лучше бы он бросил меня на крыльце тетиного дома, пусть бы она нашла меня, чем отдал на растерзание Джошу Беннетту. Как только эта мысль проносится в моей голове, я понимаю, что это не совсем правда. Хотя, казалось бы, должна быть. Я осознаю, что все это время сверлю Джоша гневным взглядом. Тот, похоже, что-то прочитал на моем лице, потому что теперь улыбается. Улыбается. Почти по-настоящему. Но я не уверена, поскольку ни разу не видела улыбки на его лице. В школе он изо дня в день ходит с непроницаемым выражением, будто ничто в этом мире его нисколько не трогает. Тут я вспоминаю про свою теорию о похищении инопланетянами и даже начинаю допускать такую возможность, когда он говорит:

– Наверное, сейчас тебе хочется послать меня куда подальше, да, Солнышко? – Он по-прежнему насмехается надо мной. Я прищуриваю глаза, как только слышу его обращение – «солнышко». Тактическая ошибка с моей стороны, потому что теперь ему известно, что меня это раздражает, а ему нравится меня изводить. – А что такого? Солнышко тебе идет. Оно яркое, теплое и счастливое. Прямо. Как. Ты.

И тут меня прорывает. Я не могу сдержаться. Несмотря на свое гадкое состояние, дурацкий внешний вид, злость на саму себя, Дрю, проклятого Джоша Беннетта и напиток с обманчивым вкусом вишневого «Кулэйда». Меня накрывает нелепость всей сложившейся ситуации, и впервые за очень долгое время я смеюсь. Возможно, смех не настоящий и похож на безумное кудахтанье неуравновешенной девицы, но мне все равно. Я получаю от него удовольствие, к тому же вряд ли смогла бы контролировать его, даже если бы попыталась. Улыбка сходит с его лица. Мы словно меняемся местами: теперь он пребывает в замешательстве. Смотрит на меня как на чокнутую. Должно быть, я удивила его. Твоя взяла, Джош Беннетт. Ты это заслужил.

Когда моя истерика стихает, он забирает у меня пропитанное водкой полотенце и снова уходит на кухню. Мне впервые с момента пробуждения удается рассмотреть комнату. Обстановка довольно простая. Современных вещей немного. Почти вся мебель, кроме дивана, выполнена из дерева, что неудивительно. Но при этом вся разношерстная – вряд ли здесь найдутся два предмета из одного гарнитура. У каждого свой стиль, тип древесины и отделка. Возможно, что-то из этого сделал он сам.

Но самое странное другое: здесь как минимум три кофейных столика. Тот, что стоит перед диваном, где я сижу, ничего особенного собой не представляет. Простой стол с прямоугольными краями и потертой столешницей от того, что много лет на него ставили стаканы без подставок. Он бы смотрелся здесь уместно, если бы не наличие в другом конце комнаты еще двух столов, которые обычными никак не назовешь. Они словно из другого мира. Я подхожу к ним, чтобы внимательно рассмотреть. Это не совсем кофейные столики в привычном для нас понимании, но я не знаю, как их еще назвать. Выглядят старинными. Богато украшенные, но в то же время сдержанные. Непонятно, зачем их так бесцеремонно задвинули к стене, в самый угол. Я опускаюсь на колени и провожу пальцами по изогнутой ножке ближайшего ко мне стола, но, заслышав шаги Джоша, быстро возвращаюсь на диван. Не хочу, чтобы он подумал, будто я… Будто я что? Глажу его мебель? Не знаю. Просто не хочу, чтобы он что-нибудь подумал.

В комнату Джош заходит с огромной пластиковой больничной кружкой. Дома у меня таких целая коллекция: белые с бирюзовыми надписями. А у него в руках – с красными буквами. Он протягивает мне кружку.

– Вода. – Я смеряю его недоверчивым взглядом. – На этот раз настоящая. Клянусь.

Я выпиваю всю воду вместе с таблеткой ибупрофена, которую он мне дает. Потом Джош молча забирает мою кружку, уходит и через минуту возвращается с полной. Заставляет меня выпить и ее, чему я не слишком рада, потому что хочу поскорее отсюда уйти. Выгляжу я дерьмово, да и чувствую себя соответствующе. Что меня ждет в понедельник – неизвестно. Но подумаю об этом потом, когда моя голова перестанет раскалываться, а сама я не буду сидеть на диване Джоша Беннетта.

Я встаю, собираясь уйти, оглядываю себя и думаю, как бы спросить.

– На полу в ванной. – Говоря это, Джош улыбается, но смотрит не на меня, а в ковер. – В какой-то миг он тебя почему-то жутко разозлил. Ты одним движением стащила его с себя через рукав кофты и швырнула через всю комнату. Это было впечатляюще. – Замечательно. Вчерашний ужин, обугленные останки моего достоинства и теперь вдобавок нижнее белье. Что еще я оставила на полу в ванной Джоша Беннетта? Хотя стоит признать, даже в самый разгар своего позора мне кажется забавным, что он ни разу не произнес слово «бюстгальтер».