Кроме того, речка текла через лес отнюдь не прямо, а постоянно выписывала немыслимые петли и загогулины, из-за чего солнце, которому, по логике вещей, полагалось находиться большей частью слева, вело себя совершенно непредсказуемо: светило то спереди, то сзади, а то и вовсе по правую руку – и так без конца. Из-за столь невообразимых «кренделей» путь по речке запросто мог оказаться вдвое длиннее, чем предполагалось первоначально, – ведь на карте, из-за мелкого масштаба, всех этих кривулин и изворотов обозначено не было.
Поэтому Сергей с Лехой изо дня в день усиленно налегали на весла в надежде, что вот-вот появится село, осталось уже совсем немного… Но миновала четвертая ночевка, пятая…
А тут еще начались странности…
Довольно скоро им стало казаться, что за ними как будто кто-то следит. Словно некто невидимый тайно пробирался вслед за лодкой по берегу – иногда раздавался хруст веток, иногда крик испуганной сороки. Несколько раз в отдалении будто бы слышались чьи-то голоса. И две ночи подряд им мерещился далеко между деревьями огонек – словно кто-то жег костер ниже по течению.
Ситуацию усугубляло то, что речка, как оказалось, протекает по территории заказника. Узнали они об этом в первый же день, когда встретили на берегу столб с табличкой: «Государственный заказник "Бобровский". Охота на все виды животных запрещена».
И вот сейчас путешественники гадали: кто же там бродит в зарослях? Если лесничие или егеря, то почему не показываются, не задерживают их? Или, может, браконьеры?..
Позапрошлым утром у них возникло подозрение, что ночью возле палатки кто-то был: весла от лодки валялись совсем не там, где они их оставили. Из вещей ничего не пропало, но в душе остался очень неприятный, знобящий осадок. После этого они стали прятать все пожитки в палатку, а для лодки придумали «сигнализацию» – ставили под сиденье пустой котелок, а в него клали ложки. Если бы кто-нибудь вздумал утащить ночью лодку – поднял бы шум.
Впрочем, после этого случая их больше никто не беспокоил.
Однако в довершение всего приключилась новая оказия: вчера они умудрились проколоть лодку – напоролись на острый сучок, когда пробирались через узкое и неудобное место. Всю вторую половину дня пришлось провести на берегу – заклеивали пробоину. Зато побродили по окрестностям, насобирали грибов, ягод, а вечером Леха наловил рыбы – так что тратить драгоценные съестные припасы не пришлось.
– Ладно, Леший, – сказал Сергей, – ты не горячись. Вот доберемся до села, там и посмотрим…
Он подозревал, что Леха неспроста настаивает на продолжении путешествия: уж очень, видать, нравится ему спать в одной палатке бок о бок с Юлькой. После второй ночевки, когда она отошла в кустики, Леха признался другу, что у него «полночи торчком простоял». Сергей только головой покачал, назвал Леху «озабоченным» и напомнил, что у него на Дальнем Востоке остались жена и двое детей, на что тот лишь отмахнулся.
Юлька нравилась Лехе с детства. Сергей не мог понять, что такого особо привлекательного он в ней высмотрел: вроде бы не красавица, скорее наоборот – вся какая-то порывистая, угловатая, да еще и с очками на носу. «А очки, между прочим, ей очень идут», – заявил Леха. Сергей ответил, что еще со школы заприметил столь странное влечение друга к «очкастым» девушкам. «В английском языке для таких, как ты, даже название специальное есть – spectaphile. В переводе – "очкофил"». Леха только ощерился в ответ, но остался при своем мнении…
Парни поочередно подгребали веслами, а Юлька устроилась в лодке поудобнее и занималась своим обычным делом – строчила дневник, намереваясь, очевидно, своевременно зафиксировать все события минувшего дня.
– Юлико, почитать-то хоть дашь? – в который уже раз спрашивал ее Леха, а она только передергивала плечиком и демонстративно отворачивалась: мол, отстань, не до тебя.
– Ну и зря, – наставительно продолжал Леха. – Творчеством нужно делиться, радовать им других. А иначе какой в нем смысл?
Но Юлька, как видно, глубоко ушла в процесс, так что не обращала ни малейшего внимания на Лехины доводы. Он еще немного порассуждал сам с собой и умолк.
И тут раздался возглас Сергея:
– Смотрите-ка, что это?
На небольшой косе, возле самой воды, возвышалась целая пирамида, сложенная из комков глины, чуть ли не с метр высотой.
– Это кто тут такую кучу навалил? – озвучил Леха возникший одновременно у всех вопрос.
Юлька пристально осмотрела странное сооружение.
– Может, бобр натаскал? – нерешительно предположила она, постукивая по подбородку концом авторучки.
– Бобр? – Сергей в сомнении прищурился. – Зачем?
– А это он так территорию пометил! – ухмыльнувшись, сказал Леха.
Юлька фыркнула в нос.
За время путешествия они уже не раз видели бобров – речка вполне оправдывала свое название. Животные эти были довольно пугливыми, при виде лодки сразу же плюхались с берега в воду – и лишь изредка высовывали над поверхностью плоскую голову, настороженно наблюдая за подозрительными пришельцами. Однако никаких бобровых построек – ни хаток, ни тем более плотин – путешественникам не встречалось. Юлька объясняла это тем, что поскольку берега здесь в основном высокие, то водные грызуны просто роют в них норы. Леха же, по примеру Винни-Пуха, заявлял, что это, вероятно, какие-то «неправильные» бобры.
Вот и на сей раз он выразил убеждение, что от здешних бобров всего можно ожидать, так что диковинная пирамида – это, скорее всего, и впрямь их звериных рук дело.
Впрочем, незатейливое архитектурное сооружение уже осталось позади – лодка шла своим курсом, не останавливаясь и не задерживаясь.
Но разговор по поводу странного поведения мохнатых речных обитателей на этом не закончился.
– У Эзопа забавная басня есть про бобров, – решил развить тему Сергей. – Там утверждается, что если бобра преследует охотник, то зверь, чтобы спастись, отгрызает у себя… что бы вы думали?
– Хвост? – подал мысль Леха.
– Нет, гораздо драматичнее. Собственные гениталии. А потом кидает их преследователю.
– На кой?
– Потому что как раз его причиндалы охотнику и нужны. В них ведь бобровая струя – очень ценное лекарственное средство. Вот бобр от них избавляется – и тем самым спасает себе жизнь.
– Что ж это за жизнь без причиндалов? – искренне подивился Леха.
– Видимо, это тот случай, когда из двух зол выбирают меньшее…
– Да чушь это всё! – фыркнула Юлька. – Я тоже что-то такое читала, но это сказки. Сроду бобры так не делают.
– А в античности считали иначе. Вот, скажем, как будет «бобр» по-латыни, знаешь?
– Castor?
– Вот-вот. А вам это слово никаких ассоциаций не навевает?
– Кастрированный! – выпалил Леха.
– Садись, пять, – похвалил Сергей. – Так что, как видите, всё взаимосвязано.
– А еще на «касторку» похоже. Может, ее тоже из бобровой струи делают?
Знаток античных басен пожал плечами.
– Наверное…
– Да нет, – Юлька сдвинула очки на кончик носа. – По-моему, касторовое масло делают из семян растений. Вроде бы из клещевины…
– А почему же тогда название так с бобром созвучно? – возразил Сергей.
– Этого я не знаю. Может, совпадение просто…
– Блин, граждане, – встрял Леха, – вы оба такие умные, что у меня с вами скоро сложится комплекс неполноценности! Приеду домой – тоже в универ поступлю!..
– На филфак или на истфак? – с усмешкой уточнил Сергей.
– Не знаю пока, на какой фак. Там поглядим… А кстати, Юлико… я тебя давно уже спросить хотел… Ты же с детства всякой флорой и фауной увлекалась, правильно?
– Ну да, – кивнула та. – У меня самая любимая передача была – «В мире животных».
– Это точно, я тому свидетель, – подтвердил Сергей. – У нее еще постоянно живность всякая дома обитала: то ежа откуда-нибудь притащит, то ужа, да еще и канареек разводила.
– А чего ж ты на историка учиться пошла, а не на биолога?