– Привет, – весело отозвалась подруга, – ты чего такая кислая? Случилось что?

На другом конце провода слышались мирные домашние звуки – Варя с трубкой возле уха суетилась по хозяйству. Горло у Ксении стало саднить.

– День тяжелый.

– Он же только начался, – удивилась Варвара.

– А уже заявил о себе. – Ксения жадно затянулась дымом.

– Что случилось?

Ксения Баркова не была истеричкой, она была скорее сдержанным человеком, но Левка, его истерзанное горло, замятая шерсть, предсмертный оскал… Они стояли перед глазами, и все тут…

Внезапно Ксению замутило, она задышала открытым ртом, но справиться с подступающей тошнотой не сумела. Еле успела распахнуть дверку кабинки, свеситься над унитазом, швырнув сигарету в фаянсовое нутро.

Измученная сухими спазмами (так и не смогла заставить себя позавтракать), подошла к умывальнику с большим зеркалом – зеркало отразило чужое лицо с меловыми щеками и опрокинутым взглядом.

Во рту было кисло, глаза щипало – тушь дала течь.

Ксения долго полоскала рот, потом дернула за хвост разовое полотенце, свисающее из держателя, стерла помаду и снова закурила. Пальцы противно дрожали.

– Ксюша, – все это время взывала трубка в кармане, – ты где, Ксюша?

Вспомнив о Варваре, Ксения слабой рукой поднесла телефон к уху:

– У нас Левка погиб.

– Как?! – ахнула подруга, – когда?

– Сегодня утром. – Изображение в зеркальной рамке подернулось рябью и поплыло. Ксения, наконец, заплакала.

– Бедная ты моя. – Варвара уже готова была присоединиться.

– Я не успела его отбить у какого-то ротвейлера, – слизывая с губ слезы, выговорила Ксения. – Не знаю, как сказать об этом маме. Понимаешь, с Левкой она о внуках забыла. – Память снова подсунула картинку: остывающий Левкин взгляд и темное пятно крови под ним.

– Слушай, а как это случилось?

Услышав подробности, Варя высказала предположение:

– Я вот думаю: если он гулял по вашей улице с собакой, значит, живет где-то рядом. Так ведь?

– Да, наверняка. Вечером пойду на разведку. Ротвейлер по кличке Крон – это все-таки не какой-то там сумчатый хомяк. Где-нибудь да вылезет.

Сочувствие в голосе подруги сменилось настороженностью:

– Зачем тебе это? Что ты собираешься делать?

– Я его засужу в память о Левке. – Это было похоже на клятву, данную над могилой друга.

– Может, этот урод того… больной?

– Здоровее нас с тобой, во всяком случае, собака у него не поводырь, а бойцовская.

– Нет, не в этом смысле. Может, он псих какой-нибудь контуженый. Или олигарх.

– Сволочь он, и не важно, чем он занимается и какое у него здоровье.

– Н-да. Может, твой Левка забрал с собой какие-то неприятности. – Варька была повернута на эзотерике.

– Даже наверняка. По крайней мере, при жизни он был настоящим антидепрессантом.

Подруги помолчали, Ксения снова затянулась.

– Кошмар, – с чувством выговорила Варя. – Ты с работы звонишь?

– Да.

– Может, тебе лучше отгул взять?

– Шутишь. Меня уже ждут, я тебе звоню по пути на совещание. Буду совещаться с вором, как создать ему условия для воровства.

Было слышно, как Варя вздохнула в трубку:

– А я вот изнываю от скуки. Мы тут поели, покакали и складываем кубики пирамидкой.

– Махнемся не глядя?

– Приезжай в воскресенье. Посидишь пару часов с моими, и тебе на пару лет хватит впечатлений.

Тут послышался требовательный Яшин вопль, и подруги простились.

Затушив сигарету под краном, Ксения сунула телефон в карман и подставила узкую ладонь под дозатор с жидким мылом.

Смыв тушь, выдернула еще одно полотенце, промокнула лицо и посмотрела на себя красными глазами. Зареванная бизнес-вумэн – это сильно, как сказал бы Никита. Самый подходящий вид для совещаний.

Выйдя из дамской комнаты, Ксения взбежала по лестнице на восьмой этаж – в двенадцатиэтажном здании «Глобал-индастри» занимала два этажа.

…В кабинет к главному вошла, полная мрачных предчувствий. Внутренний голос громким шепотом подсказывал, что Гена живым не дастся.

– Здравствуйте, – бросила, входя, Ксения. Получилось несколько воинственно.

На появление второго зама Гена ответил ленивым полуоборотом крупной головы – Явкин вообще был крупным мужчиной.

– Привет.

В атмосфере кабинета разливалась нездоровая таинственность, а в том, как сидели Гена и Александр Иванович, было что-то из старых фильмов о революционном подполье.

Уверенным легким шагом Ксения обошла стол и села по одну сторону с Явкиным – тот выбрал позицию, как снайпер: спиной к окну, чтобы солнечный свет не мешал вести огонь по противнику.

– Что, снова жалоба на снабженцев? – без труда определила Ксения.

Явкин напустил на себя оскорбленный вид:

– Не жалуются на тех, кто ни черта не делает.

Ксения смотрела мимо Явкина.

Александр Иванович не спешил с ответом, рассматривал с интересом своего зама, от которой можно было прикуривать.

– Водички налить? – с участием спросил Явкин. Видимо, внутренним слухом различил треск электрических разрядов вокруг Ксении Глебовны Барковой.

Ксения быстро посмотрела на Явкина и отвела взгляд.

Чтобы не подвергать риску окружающих, принялась с умным видом разглядывать набор на мельхиоровом подносе: шесть сверкающих чистотой хрустальных стаканов и графин с водой. Мишустин был консерватором. Предпочитал старое доброе ретро и блондинок.

– Ксения Глебовна, – прочистив горло, заговорил Мишустин, – Ерохин написал докладную на снабженцев.

Ксения неохотно оторвала взгляд от графина, буркнула:

– Седьмую по счету.

– Что вы сказали?

– По поводу чего на этот раз? – Она проследила за движением исписанного листа от Мишустина к Явкину, от Явкина – к себе.

– По поводу идеалов, – голосом усталого борца за правду сообщил Явкин. – Ерохин же у нас рыцарь без страха и упрека, наверное, умирать будет стоя. – Иногда Гена поражал окружающих знанием литературных и исторических фактов.

В кабинете повисла хрупкая тишина, за которой ощущалось присутствие большого города.

Ксения хотела быстро пробежать глазами записку, но застряла в корявом изложении. Почерк тоже был корявым. С главным инженером Валентином Ерохиным у Ксении только и было общего, что глухая ненависть к царственному племяннику.

– Разберитесь и доложите. – Взгляд Мишустина бродил по бумагам на столе.

– Я свободна? – Рука Ксении скользнула в карман пиджака и ухватилась за телефон, как за наперстный крест.

– Да, конечно. – Александр Иванович посмотрел на своего зама с симпатией. – Что-то вы выглядите сегодня усталой, Ксения Глебовна.

– Голова немного болит.

– Это весна, – заверил шеф.

– Наверное.

Ксения ждала, что Явкин отпустит какую-нибудь колкость, но Гена смолчал, и Ксения не без удивления обнаружила, что тот погрузился в себя.

Это было непривычное состояние для Явкина, и Ксению это позабавило.

Сжимая трубку в одной руке и записку в другой, она спустилась на свой этаж и еще какое-то время не знала, куда деваться от мыслей о Левке, но постепенно сумела-таки отрешиться от утренней драмы и окунуться с головой в работу.

Вечером, по пути домой, Ксения наспех состряпала план под общим тезисом: «ложь во спасение».

Пункт первый: миски. Ожидающие Левкины миски следовало незаметно прибрать с глаз подальше. Пункт второй: тиражировать истории о кастрированных котах, отсутствующих дома по нескольку месяцев – такое, Ксения слышала, случается. Пункт третий: никаких трагических выводов, только оптимистичные прогнозы.

План казался безупречным, пока Ксения не приступила к его осуществлению.

Едва она сложила миски одна в одну, как мама неслышно материализовалась на кухне и поймала дочь за руку:

– Зачем? Куда ты их? Где Левка? Что с ним? Ты что-то знаешь?

Ксения посмотрела прямо в выцветшие мамины глаза, еще недавно бывшие такого же болотного, как у нее самой, цвета: