Поддержка европейской социал-демократии, однако, была не до конца искренней. Долгие годы социал-демократы укрепляли дружеские отношения с народниками, в частности с Лавровым. Вожди социал-демократического движения искоса смотрели на группу Плеханова, воспринимая её не более чем эксцентричную отколовшуюся политическую группировку сектантского типа. Резкая полемика между Плехановым и всемирно известными фигурами народнического движения вызывала панику в рядах социал-демократов.
«По правде говоря, – писал Плеханов, – наша борьба против бакунистов вызывала иногда опасения даже среди западных социал-демократов. Они находили её несвоевременной. Они боялись, что наша пропаганда, вызвав раскол в революционной партии, ослабит энергию её борьбы против правительства»[43].
Обращали на себя внимание оговорки, высказанные Энгельсом в переписке с Верой Засулич. За отправную точку своего анализа Энгельс принял невозможность построения социализма в такой отсталой стране, как Россия. Маркс же в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1882) и в других изданиях не исключал возможность создания бесклассового общества в России на основе сельской общины (мира), но прочно связывал этот процесс с перспективами социалистической революции в развитых странах Западной Европы.
«Если русская революция, – писал он, – послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[44].
В письме к Вере Засулич от 23 апреля 1885 года Энгельс осторожно высказался о книге Плеханова «Наши разногласия». Здесь же немецкий философ выразил гордость за то, что «среди русской молодёжи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархистскими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников»[45].
Другие же лидеры Второго интернационала лишь искоса смотрели на крошечную горстку русских марксистов.
Вожди западного рабочего движения, привыкшие к могучим партиям с массовой поддержкой, с искренним скепсисом относились к возможности создания революционной рабочей партии в России. Открыто выказывая уважение к группе Плеханова, в глубине души они недоумевали: «К чему все эти бесконечные споры о неразъяснённых моментах в теории? Была ли реальная необходимость в расколе из-за таких вопросов? Почему русские не могут действовать сообща?»
На фоне малочисленности и медленного развития группы Плеханова эти сомнения казались небезосновательными. Те же народники, к примеру, имели куда более прочную организацию, владели большим количеством ресурсов и обладали безграничным влиянием в России и за её пределами. Как бы то ни было, группа Плеханова представляла собой зародыш могущественной революционной партии – партии, которая спустя тридцать четыре года, в сравнительно небольшой промежуток времени, приведёт российских рабочих и крестьян к власти и установит первое в истории демократическое рабочее государство.
Группа «Освобождение труда»
«Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может!»[46]
«Там, где мы желаем видеть дуб с его могучим стволом, с его разросшимися ветвями, с массой его листвы, – сказал однажды Гегель, – мы выражаем неудовольствие, когда вместо него нам показывают жёлудь»[47]. Однако зародыш всякого здорового растения или животного, как известно, всегда содержит всю генетическую информацию о дальнейшем развитии организма. Эти же слова справедливы к развитию революционных течений. «Генетической информацией» здесь является теория, которая содержит в себе богатство обобщений, основанных на опыте прошлого. Теория первична: всё последующее развитие связано с ней. Группа «Освобождение труда», несмотря на малочисленность, примитивность организации и в целом непрофессиональные методы работы, совершила великое дело, обнажив теоретические корни рабочего движения в России. Обстоятельства вынуждали группу сосредоточить свои усилия прежде всего на воспитании и подготовке кадров, а именно, на разъяснении основополагающих принципов марксизма.
«При всём своём желании, – писал Плеханов, – работать на пользу создания литературы, доступной пониманию всей крестьянско-рабочей массы, мы, тем не менее, вынуждены пока ограничить свою народно-литературную деятельность тесным кругом более или менее интеллигентных читателей рабочего класса»[48].
Сочинения Плеханова этого периода заложили теоретический фундамент для здания новой партии. Многие из них по сей день являются классическими, хотя и не получают должного внимания со стороны изучающих марксизм. Не случайно Ленин после революции настоятельно рекомендовал к переизданию философские труды Плеханова, несмотря на то, что два этих человека долгое время вели политическую борьбу. Такие работы Плеханова, как «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия» и главным образом его блестящий труд «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», мастерски излагают ключевые идеи диалектического и исторического материализма.
Нападки Плеханова вызвали смятение в рядах народнического движения. В № 2 «Вестника “Народной воли”» за 1884 год утверждалось, что «для них [марксистов] полемика с “Народной волей” более своевременна, чем борьба с русским правительством и с другими эксплуататорами русского народа»[49].
Как же часто марксистам доводилось слышать подобное! За стремление к теоретической ясности, за попытку провести чёткую разграничительную линию между собой и другими политическими тенденциями марксизм неоднократно обвиняли то в «сектантстве», то в борьбе против «левого единства», то в чём-либо другом. Случаются в истории и удивительные парадоксы: один из ведущих критиков Плеханова, народоволец Лев Тихомиров, который обвинял группу «Освобождение труда» в крушении революционного единства и покорном принятии ига капитала, позже сам перешёл в лагерь монархической реакции. Не первый и не последний раз блюститель беспринципного «единства» в итоге переходит на сторону врагов рабочего класса.
Проникновение в рабочее движение в России, несмотря на болезненные трудности, продолжалось. Большие проблемы возникли с нелегальным переправлением литературы. Специально обученные люди, часто студенты, обучающиеся за границей, привлекались для перевозки нелегальной литературы по возвращении домой на каникулы. Время от времени сами члены группы Плеханова отправлялись в Россию для установления связей. Такие поездки были чрезвычайно опасными и нередко заканчивались арестами. Во внутренних районах страны крайне немногочисленных людей, которым удавалось установить с группой контакт, ценили на вес золота. В 1887–1888 годах студент Рафаил Соловейчик, бывший в эмиграции с 1884 года, вместе с товарищами предпринял попытку создать «Загранично-русский союз социал-демократов». Разругавшись с группой Плеханова, он вернулся в Россию, был арестован в 1889 году и приговорён ко многим годам тюрьмы, в которой он обезумел и покончил жизнь самоубийством. Ещё один член того же «Союза», молодой студент из Цюриха Григорий Гуковский, был арестован в Ахене и передан царскому правительству. Его приговорили к тюремному заключению, где он тоже свёл счёты с жизнью. История знает много таких случаев. У самодержавия были длинные руки. Группа Плеханова постоянно сталкивалась с риском проникновения в свои ряды шпионов и провокаторов. Одним из таких шпионов был Кристиан Хаупт, рабочий, завербованный полицией для внедрения в эмигрантские российские социал-демократические организации. Разоблачённый немецкими социал-демократами как полицейский шпион, Хаупт был выслан из Швейцарии.
