Николай II по этому поводу советовался с графом Витте, который занимал пост председателя Совета министров. Сергей Юльевич был против ввода германских войск на территорию Российской империи, но допускал отъезд императора с семьёй за границу. Николай II рассказал об этом князю Мещерскому, другу своего отца.
– Витте тут же введёт в России Конституцию. Он спит и видит себя премьер-министром в парламентской России, – покачал головой Владимир Петрович Мещерский, – это не тот путь для нашей страны. У нас огромная империя, которой невозможно управлять с помощью парламента.
Николай II был на распутье: уезжать или нет из страны? В таком состоянии, он с женой и поехал в Сергеевское. Именно там, 1 ноября16 1905 года, Николай II познакомился с Гришкой Распутиным. Собственно всё это чаепитие в Сергеевке, Станой и Милицей задумывалось, что бы показать старца Григория царской чете.
– Из каких мест будешь, божий человек? – спросил Николай II.
– Из Тобольской губернии батюшка, – ответил Гришка, в пояс, поклонившись, царю, – исходил я Россию-матушку вдоль и поперёк. Много всякого народу перевидал.
– Что говорят в народе? – поинтересовался царь.
– Нуждишки разные у людей, – погладив бороду, ответил Гришка, – оно конечно Господь сотворил человеков подобно себе, да ведь всяк своим умишком живёт. У кого это хорошо получатся, тот всегда сыт, а кого Господь умом обделил, тот иной раз и голодает. От голода людишки ропщут. Оно ведь как, сытый голодного не уразумеет, голодный сытого, чуть что, норовит на вилы поднять. Все беды людские от недостатка ума.
– Жаль, что люди этого не понимают, – вздохнул царь, – они наслушаются всяких смутьянов, которые подбивают народ против власти бунтовать.
– Э батюшка, грешные люди смутьяны те, – махнул рукой Гришка, – гибель ждёт их. Ибо восстав против царя, против Бога бунтуешь. Сказано: «Противящийся власти, противится Божьему установлению. А противящиеся сами навлекут осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из-за страха наказания, но и по совести».
– Только люди стали забывать заветы Божьи, – покачал головой Николай II.
– Ничего, вскорости вразумит их Господь, – ответил Гришка, – ибо как непослушание одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного человека, сделаются многие праведниками. Вразумит Господь заблудших и отринутся они от грешников – бунтовщиков, возмутителей спокойствия. А те, кто не вразумятся от истины Божьей, падут от меча слуг Господа.
Спокойная и неторопливая речь Гришки благотворно подействовала на царя. К себе во дворец он ехал в приподнятом настроении, чего с ним не было уже давно. Приехав во дворец, царь написал письмо Вильгельму II, в котором благодарил того за заботу о нём и его семье, но предложение ехать в Германию отклонил. Покончив с письмом кайзеру. Николай II написал в своём дневнике:
«1 ноября. Вторник. Холодный, ветреный день. От берега замёрзло до конца нашего канала и ровной полосой в обе стороны. Был очень занят всё утро. Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божьим – Григорием из Тобольской губернии. Вечером укладывался, много занимался и провёл вечер с Аликс».17
Закончив писать дневник, царь вспомнил, что не изучил ещё доклад министра внутренних дел Дурново.
25 октября 1905 года Николай II принял, наконец, отставку прежнего министра МВД Булыгина, окончательно убедившись в его полной неспособности обуздать ситуацию в стране. Новый министр Пётр Николаевич Дурново, неделю изучал ситуацию в стране, и подал царю доклад, в котором он писал, о том, что неспокойно по всей стране. Особое беспокойство у Дурново вызывала ситуация в Москве.
Летом 1905 года в Москве рабочие на предприятиях стали организовывать комитеты. Перед хозяевами эти комитеты выдвигали чисто экономические требования – сокращение рабочего дня с 14 часов до 8 часов, повышение зарплаты и выплаты больничных, в случае травмы на производстве. Владельцы фабрик, заводов и мануфактур взывали о помощи к московскому обер-полицмейстеру Дубасову, просили его, навести порядок на их предприятиях, и разогнать комитеты рабочих. Однако тот мер не принимал. Причина в том, что солдаты московского гарнизона были ненадёжны, в казармах околачивались агитаторы от различных революционных партий. Офицеры, опасаясь за свою жизнь, не препятствовали им приходить в казармы. Полагаться Дубасов мог только на полицию и казаков, но их в Москве было недостаточно, для того, что бы справиться с рабочими.
Царь и председатель правительства Сергей Юльевич Витте возлагали большие надежды на Манифест от 17 октября 1905 года, дающий некоторые послабления. Однако проблем рабочих этот манифест даже не затрагивал, а потому после его опубликования митинги и забастовки не прекращались. В воздухе пахло восстанием. Рабочие захватывали предприятия, причём производство там они не останавливали. Фактически, владельцами предприятий становились рабочие комитеты.
С октября в Москве, разрозненные комитеты стали объединяться, налаживать контакты с такими же комитетами в Петербурге и других городах Российской империи. Пока это было стихийное движение.
Революционные партии – эсеры18 и социал-демократы (большевики и меньшевики), практически никакой роли не играли. Эсеры вообще больший упор в своей пропаганде делали на крестьян. Большевики работали среди рабочих, но охранка19 и жандармы постоянно громили их организации, потому большевиков на свободе было мало – они либо сидели в тюрьмах, либо находились в ссылке или были в эмиграции. Меньшевики агитацию вели посредством газет, и среди рабочих они практически не появлялись.
В сентябре первые социал-демократы, а именно Троцкий и Парвус поехали в Россию. Они приехали в Петербург, и включились в работу Совета народных депутатов, который возглавлял социал-демократ Георгий Хрусталев-Носарь. После его ареста, Троцкий возглавил Совет.
В Москву никто из лидеров эсеров и социал-демократов не приехал. Несмотря на это, московская организация РСДРП20, приняла решение активизировать подготовку к вооружённому восстанию.
Ещё летом в Москву приехал с Урала Эразм Кодомцев – товарищ Владимир, как он значился в партийной организации большевиков. На Урале братья Кодомцевы организовали боевые рабочие дружины. Сам Эразм бывший офицер, дезертировавший из армии. Он участвовал в русско-японской войне, так что боевой опыт имел. В Москву Эразм приехал с братом Иваном, в их задачу входило создание в Москве рабочих боевых дружин и их обучение. Так же в Москву приехал химик-бомбист имевший псевдоним Аптекарь. Ему раздобыли подложный паспорт на имя Егора Агафоновича Иванова, и по нему Аптекарь устроился на мебельную фабрику Шмидтов, которая находилась на Пресне. Там Аптекарь организовал химическую мастерскую по производству бомб.
Мебельной фабрикой Шмидтов владел Николай Шмидт. В ту пору ему было двадцать два года, и он учился на втором курсе Московского университета. Николай был членом РСДРП, большевик. В подвале здания его фабрики братья Кодомцевы организовали тир, где обучали стрельбе членов боевых рабочих дружин. Николай Шмидт свёл дружбу с сотрудниками обсерватории Московского университета, которая находилась по соседству с его фабрикой, и те изготовили карты Москвы для всех боевых дружин. По этим картам, студенты-архитекторы выбирали наиболее удобные места для строительства баррикад, во время будущего восстания. На закупку оружия Николай Шмидт выделил двести тысяч рублей, по тем временам, это было целое состояние.
