Глава 1

«1905 год, как известно, характеризовался обилием организаций и объединений, возникающих и плодившихся буквально как грибы после дождя. Образовывались не только различные рабочие союзы – но все лица интеллигентных профессий, спешили создать свои объединения. Мы имели союзы адвокатов, инженеров, профессоров, учителей и даже чиновников. И все эти отдельные союзы объединялись в одном центральном органе, в Союзе союзов, который всё больше политизировался».

Из воспоминаний начальника Петербургского охранного отделения полиции жандармского полковника Герасимова А.В.

Ноябрь 1905 года.

В Петербург зима пришла в первый ноябрьский день. Обильно выпал снег на радость ребятишкам и на беду дворникам, которые, чертыхаясь, сгребали его с тротуаров, а потом раскидывали на проезжую часть. Ямщики да ломовые извозчики пересели с колёсных экипажей и телег, на сани. Полозья саней хорошо скользят по заснеженной мостовой.

На первый взгляд казалось, что город живёт обычной жизнью. Всё так же по вечерам много праздношатающегося народа на Невском проспекте. Конные экипажи и автомобили, (которых в Петербурге ещё было мало), подвозят публику в Мариинский и Михайловский театры, работают рестораны и трактиры, а когда ударили морозы, на улицах и площадях дворники разожгли костры. Около этих костров обычно грелись дворники и городовые1, им подолгу приходилось бывать на улице. Так же собирались у костров простолюдины – их плохая одежда не спасала от лютых холодов и злых ветров. Около костров, обычно этот народ сетовал на горькую судьбу. Сейчас эти люди вели те же разговоры, но с ненавистью поглядывали они на стоящих тут же городовых, и громко заявляли:

– Ну, ничего, скоро отольются вам наши слёзы!

Что удивительно, городовые спокойно слушали бунтарей, не осаживали их, не волокли в полицейскую часть. Раньше за такие речи, вмиг бы скрутили! Нет, что-то не так в Петербурге.

Обратив внимания на эти сцены у костров, а потом, прогулявшись по Фонтанке и Невскому проспекту, вдруг замечаешь – здесь совершенно нет военных. В ресторанах офицеров по-прежнему много, но на улице они не появляются, передвигаются исключительно на извозчичьих экипажах. Пропали офицеры с проспектов и набережных! Не ходят больше по Невскому проспекту, выискивая девиц с жёлтыми билетами2.

После расстрела шествия рабочих в Петербурге 9 января 1905 года, (этот день в народе прозвали «Кровавое воскресенье»), в городе было несколько случаев убийств офицеров, вот и боятся они ходить по улицам.

В рабочие слободки не заходят городовые, тоже опасаются. Полицию там заменила рабочая милиция, теперь рабочие сами поддерживают порядок в слободках. Причём патрули рабочей милиции можно встретить не только в слободках, но и на улицах города. Появились в городе люди с красными повязками, они дают указания городовым, составляют протоколы на домовладельцев, не обеспечивающих у себя во дворах своевременную уборку мусора. Их распоряжения послушно выполняют городовые, околоточные3 и домовладельцы. Людей с красными повязками зовут – уполномоченные Совета рабочих депутатов Петербурга. Заседает этот Совет в помещении Вольного экономического общества4, верховодят там Хрусталёв-Носарь5 и Троцкий6.

Все изменения, произошедшие в столице Российской империи, мало интересовали управляющего Московского учётного банка Александра Ивановича Гучкова. После событий «Кровавого воскресенья», всколыхнулась вся Россия, везде забастовки, собрания и митинги. Напуганный всем этим император Николай II, 17 октября 1905 года издал Манифест, в котором объявлял о послаблениях в общественной жизни со стороны власти. Царь обещал учредить совещательный орган, куда будут избираться «достойнейшие из достойных». Никакими полномочиями этот выборный орган наделён не был, но русская интеллигенция всколыхнулась. Везде шли собрания либералов. В Москве, инициатором таких собраний выступил Александр Гучков, он даже предоставил для них свою квартиру.

Московские либералы решили объединиться с петербургскими, и создать свою партию. В Петербурге либералов возглавлял тайный советник барон Павел Леопольдович Корф. Обсудить вопросы объединения, Гучков и Корф, договорились за обедом, в ресторане «Донон», который находится на Мойке, возле Певческого моста.

В полдень на набережной Мойки почти нет народа – гимназисты и студенты на занятиях, чиновники сидят в присутствии7, а офицеры, на улицах появляться боялись. Потому Гучков, расплатившись с извозчиком, обратил внимание на шедшего по тротуару мужика. Одет тот был в поддёвку8, с непокрытой головой, длинные волосы и густая борода его, были спутаны и нечёсаны. Мужик походил на юродивого или на разбойника.

– Застудишь голову мил человек, – сказал Гучков. Он поёжился в своём пальто с бобровым воротником, пронзительный ветер пробирал не на шутку: – Вон как ветер прихватывает!

– Эх, барин, сказано в Писании: «Холод и зной, лето и зима, день и ночь, не прекратятся». Всё от Бога нам дано, – усмехнулся мужик, – а на то, что от Господа, роптать не следует, а претерпевать с прилежанием надобно.

– Да ты братец философ, – усмехнулся Гучков, – как звать-то тебя?

– Гришка, раб Божий, – поклонился мужик.

– Ну, счастливо оставаться раб Божий Григорий, – кивнул Гучков и вошёл в ресторан.

Мужик побрёл дальше. Фамилия у него была Распутин. Идти ему нужно до Каменного острова. Там на Сергиевской улице9, снимала особняк графиня Клейнмихель. Она должна была отвезти Гришку в усадьбу Сергеевку, которая находится в Петергофе.

Григорий Распутин родом из деревни Покровское Тобольской губернии. Смолоду он пьянствовал, воровал, за что не раз был бит мужиками. В 1887 году, когда ему было, восемнадцать лет, он после очередной кражи, что бы ни быть забитым до смерти, отправился странствовать по святым местам. Гришка пешком добрался до горы Афон10, оттуда пошёл в Иерусалим.

Обратно в Покровское он вернулся в 1890 году и тут же женился на такой же богомолке-страннице, как и он сам. Звали ту девицу Прасковья Дубровина, и была она старше Гришки на два года, (самому Распутину на момент женитьбы был двадцать один год).

В 1900 году, Гришка украл у покровского мужика Евсея Насонова лошадь с телегой и пропил. Не первая это была Гришкина кража, его уже били до полусмерти за воровство, насилу бабка Лупаниха, местная ворожея, выходила. В этот раз его мужики точно убьют! Потому Гришка сбежал из деревни и вновь отправился странствовать по святым местам.

Летом 1903 года Распутин, возвращаясь пешком из Иерусалима, остановился в Киеве, на подворье Михайловского монастыря. Там в это время гостили черногорские княжны – сёстры Милица и Анастасия. Старшая Милица была замужем за великим князем Петром Николаевичем – кузеном царя. Младшая, была женой Георгия Максимилиановича 6-го герцога Лейхтербергского, который по матери так же доводился кузеном Николаю II. Обе великие княжны были особы весьма набожные. Наслушавшись от монахов о «божьем человеке» Григории, они познакомились с ним, и были очарованы мистическими россказнями Распутина о святых местах. Анастасия и Милица пригласили Гришку ехать с ними в Петербург. С помощью великих княгинь тот рассчитывал сладко пожить «во городу Петербурхе», однако ему нужно было поддерживать славу «божьего человека», и Гришка сказал, что в Петербург пойдёт пешком. Малица и Анастасия, (которую все близкие звали Станой), снабдили Распутина рекомендательными письмами к епископу Сергию11 и архимандриту Феофану12.