– Не шевелитесь! – упрекнула ее Гермиона. – Вы француженка, не так ли? Вас выдает легкий акцент.

– Верно! Я выросла в Париже. У моих родителей там было шоколадное производство.

– А, такая же специализация, как и у вашего мужа, – констатировала Гермиона.

– Да, хотя наше производство было и не такое масштабное, как фирма Ротмана на сегодняшний день, – пояснила Хелена. – И у нас постоянно были финансовые трудности. Мой муж выкупил у нашей семьи особый рецепт приготовления шоколада, избавил ее от проблем, еще и дочь семьи получил в придачу.

– Вы так говорите, будто вы не очень этому рады, моя дорогая, – сочувственно заметила Гермиона.

– Так и есть, – вздохнула Хелена. – Такова судьба у нас, женщин. Мы должны быть благодарны, если у нас есть роскошный дом и здоровые дети.

– Мы не должны, – задумчиво добавила Гермиона. – Не в нашем случае.

Она откинула голову назад и продолжила с довольно своенравной ноткой в голосе:

– Я развелась.

Хелена посмотрела ей в глаза.

– Это так смело! Какой непростой шаг!

– Это несложно, если действительно любишь. А в тот момент я и правда любила. И отнюдь не моего бывшего мужа. – Неожиданно в голосе Гермионы послышалась глубокая печаль. Она вздохнула. – Такова жизнь. С самых вершин – в самые глубокие пропасти. Как же я была рада, когда эта немыслимая трагедия под названием «замужество» закончилась. Этот мужчина хотел сделать меня одной из тех постоянно недовольных жен, которые самоотверженно посвящают свою жизнь детям, а особенно мужьям. Он ничего не хотел знать о моем искусстве, я была рисовальной бабенкой – так он меня назвал. Применяя довольно грубые методы, он пытался сделать из меня приличную даму, которую ему так хотелось иметь в качестве жены. Какой же он мелкодушный.

– Где вы набрались смелости уйти от него?

Гермиона улыбнулась.

– Когда вас манят свобода, страсть и приключения, у вас появляются смелость и сила. И, конечно же, меня ждал настоящий мужчина. К сожалению, нам было уготовано всего несколько лет.

– Он умер?

– Да.

– Мне очень жаль.

– Печаль – это огромное озеро. – Гермиона продолжила работать над картиной. – Но мне совсем не хочется в нем утопать. Так что я посвятила себя своим детям, письму и рисованию.

– Искусство способно полностью заменить мужчину, – рассудительно подытожила Хелена.

– Не совсем, – возразила Гермиона и посмотрела на Хелену. – Любовь и страсть присущи жизни. Они заставляют нас двигаться вперед. Даже если эти чувства рассматриваются как имеющееся имущество или если они увязают в тюрьме, именуемой моралью и честью. Вряд ли существует более сильный творческий импульс, чем отчаянная преданность чему-либо, глубокое расположение или печаль, когда наше страстное желание не реализуется.

– Тогда я еще никогда не любила, – задумчиво констатировала Хелена. – В неполные семнадцать лет я должна была выйти замуж за мужчину значительно старше себя. Он разложил передо мной пустыню между темной мебелью и мраморными стенами. Со временем он стал мне отвратителен.

– И за все это время вы не встретили никого, кто тронул бы ваше сердце? Или хотя бы пробудил ваши чувства? – недоверчиво спросила Гермиона. – То, что вы равнодушны к своему мужу, не удивительно. Слишком много браков заключается из неверных побуждений. Но есть же и другие знакомства, – многозначительно добавила она.

– К тому времени, когда я переехала в Германию – вынуждена была переехать, – был один мужчина в Париже, который был мне симпатичен. Но это было давно, и тогда я не хотела предаваться мечтаниям, делавшим меня только несчастнее. Я больше о нем не думала. Во всяком случае, старалась думать как можно меньше. – Хелена грустно улыбнулась.

– Вот видите, госпожа Ротман. Вы стали счастливы от того, что поставили под запрет свои желания?

Хелена немного погрузилась в себя. Гермиона заметила ее реакцию, опустила альбом для зарисовок и с пониманием посмотрела на нее.

– Я думаю, что на сегодня достаточно искусства. Давайте прогуляемся?

– О, дамы, приветствую вас! – Георг Бахмайер сидел на скамейке перед водолечебницей и нежился на послеобеденном солнце. Он встал, чтобы поздороваться с Хеленой и Гермионой, которые возвращались со своей прогулки по небольшому лесу.

– Добрый день, господин Бахмайер. Куда ваш путь привел вас сегодня?

– О, далеко. Через лес. Как и рекомендовал доктор. – Он лукаво указал на туристическую обувь. – Вы видите следы?

Хелена посмотрела на прочные ботинки, к которым прилипла землистая еловая хвоя. Бахмайер с улыбкой следил за ее взглядом.

– Сегодня рано поутру я ходил в воде. Это было очень холодно. И как будто этого было недостаточно, я принял душ под водопадом. Вам нужно это попробовать, мадам, за всю свою жизнь я не был так бодр.

– Охотно верю вам, господин Бахмайер. Доктор Гартунген и мне делал такие назначения. Небольшая простуда все же удерживает меня.

– Сегодня вечером в кафе будут танцы, господин Бахмайер, – вмешалась в разговор Гермиона. – Вы же не откажетесь сопровождать нас? – Она кокетливо подмигнула ему, и Хелена подивилась тому, как беспечно почти пятидесятилетняя хорошо выглядящая художница флиртует с Георгом Бахмайером.

– Разумеется, дамы!

Георгу Бахмайеру определенно понравилась эта роль, и он широко улыбнулся. Его взгляд был все же направлен на Хелену, и ей показалось, что она уловила в нем подспудный вопрос. Однако прежде чем она почувствовала себя неловко, Бахмайер поднялся.

– Тогда я должен принять представительный вид. К счастью, Генрих Манн уже уехал, иначе у меня была бы жесткая конкуренция. До вечера! – Он поклонился.

– Ну что, моя дорогая. Этот мужчина загорелся симпатией к вам, – весело сказала Гермиона, когда Бахмайер ушел в дом, где он снимал комнату. – Наслаждайтесь его восхищением.

Хелена возмущенно посмотрела на нее.

– Наслаждаться?

Гермиона присела на освободившуюся скамейку и пригласила Хелену присесть рядом с ней.

– Ах, госпожа Ротман, вам нужно научиться наслаждаться жизнью. Наслаждаться своей женственностью. Нам, женщинам, не следует стесняться своей природы. Совсем наоборот! – Она поправила свою юбку. – Поверьте мне, я уже несколько десятилетий плыву против течения. Хотя это тяжело и требует много сил. Но я не могу иначе.

– И вам это приносит счастье? Все время плыть против течения?

Гермиона вздохнула.

– Это приносит мне свободу. Счастье – не всегда, – задумчиво добавила она. – И я более довольна такой жизнью, чем той, которая для нас, женщин, предписана.

– Вы всегда были такой… – Хелена старалась подобрать правильную формулировку, – необычной?

Гермиона посмотрела на свои руки и убрала с них прилипшую краску.

– Что-то всегда двигало меня вперед. Обычной, если вы так задаете вопрос, я никогда не была. Мое искусство становилось причиной скандалов и сделало меня аутсайдером. Одновременно с этим оно открыло для меня множество возможностей. Я сломала запреты. Я шокировала и ранила людей. – Она улыбнулась. – Но я проживаю свою жизнь страстно. Я ощущаю величественную радость и глубочайшую печаль. Я не создана, по всей вероятности, для обыденности.

– Иногда я спрашиваю себя… – Хелена погрузилась в раздумья и поправила выбившуюся прядь темных волос. – Для чего я создана? Моя жизнь принесла мне несчастья и болезнь.

Она откинула голову назад и указала на нежные облака на небе, которые легкий бриз нес на восток.

– Я ощущаю себя сейчас, как эти облака. Легкой и беззаботной. Но одна только мысль о том, что мне придется возвращаться в Штутгарт, не дает мне дышать.

– Значит, не возвращайтесь туда больше.

Хелена повернула голову.

– Как же я могу не возвращаться туда? Мой муж меня заставит.

– Это ваше решение, госпожа Ротман. Мы все обладаем свободной волей. Разумеется, это будет нелегкий путь. Но если вы его выберете, это будет ваш путь. Подумайте об этом.

– А мои дети… – возразила Хелена.