Я кивнул.

– А тут такой шанс! Это предложение решает все наши проблемы! Все! Все приняли такое решение. Во всех классах! Даже не сказав ни слова друг другу! Только вы, два придурка, решили испытать удачу.

– Нет, – я возразил. – Не все. Не только мы с Зимионом. Есть ещё Ярит.

– Этот мелкий дарс, сколько его ни учи, всё одно не мыслит свою жизнь без банд, – скривился Тогрим. – А вот что с вами? Наслушались Пиклита в лагере?

Я не понял, о чём он. Не говорил он с нами ни о чём таком. Здесь уж скорее можно подозревать Гунира. Но откуда бы Тогриму знать о его разговорах? Я отрицательно покачал головой, спокойно ответил:

– Решили пожить только для себя. Без командиров.

– А сейчас у тебя вообще хозяин! – голос парня сорвался на шипение.

– Ты понял меня. Хватит кричать и злиться.

Тогрим сжал кулаки:

– Как же мне не беситься, когда я уже дважды тебя обманываю и пользуюсь тобой? На меня уже мои парни косятся! Я же вижу!

– Как будто они сделали по-другому.

– Но старший я, – парень помолчал, решительно произнёс. – И я всё равно отдам тебе долг. Возможно, это и к лучшему. Долг орденца вольному гораздо весомей, чем вольного орденцу.

Я, наконец, позволил себе улыбнуться. Широко, радостно, довольно. Вот оно! Нет, всё же Небо смотрит за нами и умеет шутить.

– С этого момента ты мне ничего не должен.

– Что? – Тогрим растерялся, весь его запал улетучился.

– Это же можешь передать и другим. Между нами нет долгов.

Я хлопнул всё ещё ничего не понимающего Тогрима по плечу и, обогнув его, пошёл за своими. Отличное завершение этой истории. Позади осталась Школа, а впереди вольная жизнь. Я чист перед Небом. И должен сейчас только себе. Обязан отдать оставшийся долг Виликор. Нужно накопить денег на визит в её семью и оплатить уроки Форм. Заодно узнать, сколько стоит остальное.

Лестница едва слышно скрипела под ногами, открывая мне длинные коридоры нового этажа с множеством дверей. Этот дом как термитник – весь изрыт комнатами и полон обитателей. Вот только сейчас почти пуст. Нас, приехавших из Нулевого, и так было для него маловато, а ведь отсюда выгнали тех, кто ушёл из Школы раньше. Выселят семьи и нас троих, когда между нами и Орденом не останется долгов. Или двоих? Кажется, у Ярита нет семьи. И я его не заметил за столами внизу. Неважно. Нужно подняться выше. Мои живут на третьем этаже. Дверь по правой стороне в середине правого же с лестницы коридора. Место, где меня ждут.

Небольшая комната, лишь немного больше той, что была у нас в деревне. Чистые, свежевыбеленные стены; много деревянных полок на стенах, сейчас занавешенных занавесками; две широкие кровати с толстыми серыми одеялами, огороженный тканью угол. Пустое место, где стоял стол, что сейчас на улице. Скрипучий пол, чьи доски чуть прогибаются под моей ногой. Мама и Лейла, обнявшись, сидели на дальнем от входа лежаке.

– Не обращай внимания, – сразу ответил я на молчаливый вопрос. – Закончили последнее дело, что связывало нас в Школе.

– Спасибо, что не вступил в Орден, – серые глаза светились. – Все эти дни я просила Небо, чтобы ты принял правильное решение.

– Все те внизу, мама, с тобой бы не согласились, – покачал я головой. – Для них мой поступок – большая ошибка.

– Что мне до них, когда давно уснувшая во мне воровка из трущоб кричит, что лезем в западню?

Я промолчал, не желая снова начинать этот разговор. И решил обсудить наше будущее, особенно после слов Тогрима внизу:

– В прошлый раз ты хвалилась, что устроилась в кожевенную мастерскую, и тебе даже разрешили пользоваться инструментом, – я хлопнул по ножнам кинжала, подаренным ей мне в прошлый раз. – Но мне тут сказали, что почти никто не сумел найти работы. Даже… – здесь я запнулся, но неуверенно продолжил. – За еду?

– Так и есть, – мама кивнула, затем строго сказала Лейле. – Беги хоть руки помой перед сном. И умойся там.

Сестра с недовольным видом, всей своей фигуркой выражая возмущение, вышла из комнаты. Я с улыбкой смотрел на это представление. Ещё прошлый раз я с удивлением понял – за месяцы, что я её не видел, она стремительно изменилась: вытянулась в росте, повзрослела повадками. Переезд и жизнь без лишений пошли ей на пользу.

Мама прислушалась к происходящему во дворе:

– Пока никто из этой пьяни не припёрся на этаж.

– Пусть только попробуют мешать.

Я успокоил встревоженную маму. И не шутил. Пусть наши статусы и отличаются, но не настолько, чтобы я боялся поднять руку на послушника. Может, через несколько месяцев они и обнаглеют, почуяв силу висящего на груди герба. Но сейчас, пока они помнят, как я силён, вряд ли кто рискнёт не послушать моего окрика. Да, я могу и напомнить. И вряд ли утром охотники унизятся до жалоб на меня в Ордене. Впрочем, я пока и бить никого не собираюсь.

– С работой так и есть.

Мама продолжила разговор, лишь с лёгкой улыбкой покачав головой на мои самоуверенные слова. Ничего. Ещё месяц и можно будет купить ей зелья Роста Основы и Возвышения. Я уверен в успехе. Половины года в Первом поясе ей должно хватить, чтобы тело стало готово к рывку на десятый уровень. Тем более с такой помощью. Я верю в её талант. Она за полтора месяца на этих землях прорвалась к девятой звезде. Возможно, еще месяц-два и она сама бы стала десяткой. А новый этап возвышения – это повышение статуса и снижение налога, это уверенность и новые возможности. Она больше не будет муравьём, которого терпят на этих землях лишь из-за сына-Воина. Не знаю, так ли это было на самом деле. Как их встречали на улицах квартала Чужих имён, а главное, за его зелёной границей?

– С этим и впрямь сложно, – слова её следовали моим мыслям. – С одной стороны, слишком уж горды большинство тех, кто приехал с нами. Они считают, что прошлых заслуг достаточно для того, чтобы найти себе место здесь. И забывают, что никто им ничего не должен.

Мама пожала плечами, досадливо продолжила:

– Словно мозги у людей отбили напрочь. Я вот простая, не гордая женщина.

Вот здесь я едва удержал на лице спокойную улыбку. Очень уж я оказался удивлён. Особенно вспоминая свои рассуждения внизу о её гордости, не позволившей ей присоединиться к чужому празднику.

– Отлично помню своё прошлое и кем была в самом начале, – мама повела рукой, обводя комнату, а скорее Пояс, что скрывался за её стенами. – А здесь почти то же самое. Новая жизнь, в которой нашим детям приходится подниматься с самого низа, зарабатывая себе достойное место. Вот только того, что нам ещё хуже, мало кто понимает. Со мной таких и десятка не наберётся, что готовы ходить по мастерским и просить, кланяться всем подряд, даже молокососам подмастерьям. Остальные всё ещё помнят, как были у себя умелыми мастерами. И гордо пьют то, что здесь делают вместо браги.

Мама замолчала, в её глазах светился смех, пополам с отсветом клинка.

– А мы на самом деле здесь, как беспомощные дети. Вот ты говоришь – кожевник. Это в Нулевом я была им. И шкуру свежую обрабатывала, и мастерила из неё всё, что покупатель хотел. Ножны? Через неделю. Переплести книгу на подарок? Я пришлю мальчишку, как будет готово. Сумку? Поглядите на готовые. Выбирайте! А здесь…

– А здесь? – поддержал я разговор.

– А здесь только сырыми шкурами занимаются три разных человека! И есть ещё полтора десятка других мастеров по коже, что кривятся, как от ругательства, едва услышав, как я назвалась кожевенником. Здесь каждый занимается своим делом. Один делает только ремни. Другой – только сёдла. Понимаешь? Конечно, я словно нерадивый подмастерье для людей, что всю жизнь полировали своё мастерство только в одном. Таких мастеров на все руки, как я, здесь и по глухим лесным деревушкам не найти.

– Здесь нет глухих деревушек. Ты же сама…

– Ты меня понял, – отмахнулась мама. – Потому я и не нужна никому такая.

Дверь едва слышно скрипнула, пропуская Лейлу.

– Вот, – она покрутила ладошками. – Я чистая и красивая.

– Ну давай тогда ко мне под бок.