Я не смог удержаться от фырканья:

— Да уж, если вы начали обмениваться комплиментами — то всё явно встало на свои места. Продолжайте в том же духе — и мы реально всех порвём.

— Ты в это правда веришь? — спросил Смирнов.

Окинув всю нашу команду оценивающим взглядом, я пожал плечами:

— А почему не должен? Мы играем вместе не первый день и даже год. Мы знаем друг друга, понимаем каждый жест и каждый взгляд. У нас сыгранность такая, что по щелчку мы можем, не сговариваясь, начать играть что-то, что не репетировали неделями — и сделать это качественно. Каждый из нас артист на все сто пятьдесят процентов. Так что — да. Я верю в это. Я верю в нас.

Знаю — я сам был тем еще паникёром, и сцена порой вызывала у меня лёгкие приступы паники, которые иногда грозили перерасти в настоящие панические атаки. Но в то же время я напоминал себе о том, что — сильные, и талантливые. И в моменты, когда группе нужен был лидер — я становился им. Потому что был нужен своим парням.

— Отличная речь, сын.

Меня хлопнули по плечу и, обернувшись, я увидел отца. Как давно он нарисовался в гримёрке и сколько успел услышать, я не знал. Но, видимо, достаточно, потому что выглядел он необычайно довольным. И смотрел на меня с такой гордостью, словно мы уже победили.

— Парни, ваш выход через пять минут. Пора идти за сцену, — объявил родитель.

И паника снова подкралась, но уже ко мне. Остальные же словно успокоились и, кивнув, взяли в руки необходимые вещи, после чего покинули комнату. Я же бросил беспомощный взгляд в сторону отца. Но тот, хлопнув меня по плечу, спросил только:

— Порядок?

Я хотел было кивнуть, но обнаружил, что вместо этого моя голова, словно подчинившись чужой воле, дёрнулась из стороны в сторону. Брови отца удивлено взлетели вверх, скрываясь за чуть растрёпанной чёрной чёлкой:

— Серьёзно? Ты выдал такое наставление, полное вдохновения, что я решил, будто у тебя тут всё под контролем.

— Я просто…не знаю, — признался я, ероша волосы, — Мне кажется, будто чего-то не хватает.

Хотя, я прекрасно понимал, чего именно мне не доставало. А точнее, кого. Данчук, эта вздорная девчонка, которая буквально сидела у меня под кожей и была моей персональной занозой в заднице, не звонила. А ведь обещала быть рядом! Хотя бы в виде лица на телефоне. Вот и верь после этого в настоящую дружбу. Небось, просто забыла обо мне.

Отец, внимательно наблюдая за мной, вдруг хлопнул по своему лбу:

— Чёрт, совсем из головы вылетело. Вот, держи.

С этими словами он достал из брюк свой смартфон и протянул его мне. Недоумевая, я взял его в руки — и услышал язвительное:

— Спасибо вам, дядя Артём, что позволили настолько внимательно изучить содержимое своих карманов!

Я тут же развернул телефон экраном к лицу и воскликнул:

— Мышонок!

Так и есть — мне широко улыбалась та самая заноза. Выглядела Анька довольной жизнью, вот только чуть запыханной. А её губы…хм…они были подозрительно покрасневшими и как будто чуть-чуть припухшими. Такими, словно она долго и упорно…

— Ты что, целовалась с кем-то?! — озвучил я свою мысль.

Густо покраснев, подруга покосилась в сторону моего отца и процедила:

— Это не твоё дело, Кораблёв…

— В смысле?! — возмутился я, — Мы вообще-то лучшие друзья и нам по закону положено обсуждать такие вещи!

Аня бросила еще один взгляд в сторону моего родителя — на этот раз умоляющий — и тот не замедлил среагировать на него. Предатель.

— Так, ребятишки, кое кому вообще-то уже на сцену пора. Поэтому — не затягивайте с разборками.

— Твой папа прав, — заметила подруга.

Конечно, она воспользовалась первой подвернувшейся возможность, чтобы избежать разговора. Но ничего, я ещё её попытаю. Если придётся — то и раскалённым утюгом. А пока я лишь кивнул и улыбнулся экрану, с которого на меня смотрела одна из самых дорогих для меня женщин:

— Я рад, что ты не забыла обо мне.

— Как будто у меня был шанс на это, — с улыбкой отозвалась Данчук, — Юлик, всё получится. Я верю в тебя даже больше, чем в себя. Так что выйди на сцену — и докажи мне, что я это делаю не зря. А еще лучше — докажи это себе.

— Люблю тебя, — вырвалось из моего рта, прежде чем я успел себя остановить.

Мы с отцом уже шли по коридору в сторону сцены и он, удивлённо крякнув, неожиданно устремился вперёд, тактично позволив мне остаться с Аней наедине. В какой-то степени.

Я понимал, что его так удивило. Я редко признавался в подобном кому-то, кроме своей семьи. Но ведь Данчук была её частью, и для нас подобные признания были нормой. Так и в тот раз, девушка широко улыбнулась, прежде чем отозваться:

— Как и я тебя. Балбес. Бегом на сцену, звезда! И не забудь отдать телефон отцу, чтобы я смогла увидеть, как ты нагибаешь столицу!

Хмыкнув, я почти бегом бросился за кулисы, где родитель уже держал наготове мою гитару. Хлопнув меня по плечу и чуть сжав его в жесте ободрения, он вручил мне инструмент, я же в ответ передал ему смартфон. Парни уже стояли у самого края кулис, готовые в нужный момент оказаться на сцене.

Когда нас объявили — ведущий чуть запнулся, выговаривая название группы, я глубоко вздохнул, пытаясь унять гулко бьющееся сердце. Глядя на то, как остальные устремились на сцену, занимая свои места и быстро проверяя инструменты, я почувствовал, как паника медленно сошла на «нет». Аня была права — бояться было нечего. Это не было днём всей моей жизни, а всего лишь одним из множества этапов. И неважно, победили бы мы или нет — тот факт что мы оказались в Москве, уже можно было считать достижением.

И, когда эта мысль осела в моей голове, я почувствовал небывалое спокойствие. Так что, когда Меридов ударил по «тарелкам», я подмигнул сжимающему телефон отцу — и заиграл. А после — вышел на сцену, под свет столь любимых мной софитов.

Каждой группе на сцене отводилось шесть минут. Это было две полноценных композиции, на основе которых судьи могли составить своё мнение об участниках. Мы с парнями долго перебирали весь имеющийся у нас материал, пытаясь понять, что точно зайдёт, а что окажется полным провалом. В итоге остановились на быстрой драйвовой песне, которую написал Меридов, и на той балладе, которую для нас создала Аня. Очень уж пришлась она мне по душе — может, потому что не была классической песней о любви, которые уже, честно говоря, успели приесться всем.

Играя и напевая в микрофон давно заученные строчки, я чувствовал, как по моему телу разливается какое-то тепло. Мои руки сжимали гитару, пальцы задевали гриф и струны, а душа…кажется, пела даже она. И стоя там, на сцене, в огромном концертном зале Москвы, даря людям частичку себя и получая от них в ответ эмоции, я в очередной раз убеждался в том, что не зря выбрал музыку. Я занимался своим делом. Все мы были именно там, где нам было суждено оказаться.

Шесть минут пронеслись как одно мгновение. Не успел я войти во вкус, как пришлось уже освобождать сцену для других участников. Следующие полтора часа тоже слились в один непонятный и не очень внятный ком — я вяло наблюдал за другими выступлениями, параллельно болтая с Аней. Та упорно отказывалась колоться насчёт того, кого она умудрилась засосать. Хотя, догадаться было несложно. Видимо, Кузнецов воспользовался моим отсутствием по полной. Ладно, на эту мне еще с ним предстояло поговорить. А до тех пор я просто радовался тому, насколько довольной выглядела моя подруга. Игнорируя злобный голосок в моей голове, который нашёптывал, что мой Мышонок становился совсем взрослым и слишком независимым от меня.

Но когда судьи, наконец, подвели итоги, и нас всех пригласили на сцену — я почувствовал, как паника снова подступила ко мне. В горле пересохло, перед глазами заплясали чёрные мушки, и кажется, я был близок к самому настоящему обмороку.

И когда я, словно через толщу воды, услышал «Бешеные панды!», то сперва даже не понял, о чем вообще шла речь. И лишь когда мои парни заорали мне что-то в оба уха, до меня, наконец, дошло. Мы победили. Нет, правда. Нам удалось. Мы сделали это. Даже не так. МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!