– Копальщикам слава.

Когда Комиссаров вышел, Лиза спросила Костика:

– А что, Комиссаров часто к вам заходит?

– Да каждый день. У него тайная влюблённость в нашу директрису. Давно по ней вздыхает и хочет поразить её своими раритетами и подземельями.

– Насчёт иприта он серьёзно?

– Вполне.

Костик вставил в компьютер флешку и начал править письмо.

«Ваше Величество. К вам обращается простой русский патриот Леонид Комиссаров… Так… Вот здесь… Просим Ваше Величество предоставить сведения о захоронении бочек с отравляющим газом ипритом… Экологическая катастрофа в европейском масштабе…».

– Кость, а для чего Комиссаров пишет испанскому королю?

– Как для чего? Он поступает, как принято. У нас ведь тоже все жалобщики обращаются к президенту. А вообще Комиссаров надеется установить контакты с архивами в Мадриде. Его главная тема – «Голубая дивизия».

– А почему она голубая, в ней служили геи?

– Нет, конечно, – рассмеялся Костик. – Просто в форму солдат входили голубые рубашки.

– И какие были испанцы в Голубой дивизии?

– Весёлые. Не то что немцы. Любили выпить и погулять. Среди фрицев ходил такой анекдот: «Если вы увидите немецкого солдата небритого, с расстёгнутой гимнастёркой и выпившего, не торопитесь его арестовывать – скорее всего, это испанский герой». Это их и сгубило.

– Как?

Лиза поудобнее устроилась на старинном диванчике.

– В июле сорок третьего испанцы устроили праздник во дворце графини Самойловой. Накрыли столы, приехали немецкие генералы. Об этом заранее знала наша разведка. Со стороны Ленинграда ударили дальнобойные орудия. Обстрел длился сорок минут. Тремя волнами. Корректировщик огня скрывался в землянке на берегу Славянки. По рации наводил. Испанцы поймали его и казнили. А предал того наводчика якобы дед Комиссарова. Вот Леонид и пишет письма в архивы, хочет доказать, что его дед невиновен.

– Ты хочешь сказать, что всё это личное, и никакого иприта нет? – ахнула Лиза.

– Почему нет? Я сам слышал рассказ про бочки от очевидцев. И потом Комиссаров не тот человек, чтобы ставить личное выше Родины. Просто в данном случае это совпало.

Костик встал из-за компьютера:

– Клади лису на место. Рабочий день окончен.

Лиза сняла ватник, закутала в него свою плешивую лису. И вместе с Костиком они закрыли музей.

Уходя, Костя погладил вензель на мраморной вазе и улыбнулся чему-то своему.

– Ну, как тебе твой первый день в музее, Лиза?

– Сначала я сбежать от вас хотела. Какая практика с одной плешивой лисой и учебником природоведения? Да и вы все странные какие-то. В сны про монаха верите. В испанского короля…

– Ну, да мы все тут ненормальные, – покосился на неё Костик. – Ты ещё Шуру Рабкина не видела и Мишу-Копальщика. Они тоже не в себе. Так что сваливай ты отсюда, Лиза, пока не поздно. Найдёшь себе чего-нибудь поинтереснее, попроси другое место для практики, – серьёзно посмотрел на неё Костик, надеясь, что избавится от общественной нагрузки.

Но Лиза аж вспыхнула от негодования:

– Избавиться от меня решил? Ну уж нет! Капитолина Ивановна велела, чтоб ты мной занимался, и я завтра приду, как положено. К десяти.

ДИВАНЧИК

Иногда в музей, кроме ветра, никто не заходил. Но бывали и посетители.

Если Костик водил экскурсию по второму этажу, Лиза обитала в кабинете директрисы – на первом. Пила чай, читала книжки.

Когда посетителей не было, её любимым местом был мягкий диванчик девятнадцатого века на втором этаже. Снимая валенки, она забиралась на него с ногами. Гладила руками зелёное сукно обивки, устраивалась поуютней с книжкой.

Костик предупреждал:

– Капитолина может тебя прогнать. Она волнуется, что диванчик развалится. Не очень-то он прочный…

– Не слушайте их, Лиза, и лежите, – возражал Лукич. – Старая мебель тоже нуждается в человеческом тепле и жизни. Это я вам как реставратор говорю.

Лукич никогда не мешал Лизе валяться на диванчике.

А Лиза испытывала странные чувства. Полежав на диванчике девятнадцатого века под вытертым шерстяным ковриком, она будто и сама превращалась в экспонат – тот же запах старых ниток и неподвижность. И ей это даже нравилось.

Поднимал Лизу обычно колокольчик на входной двери. Как только он начинал звенеть снизу, Лиза вскакивала с диванчика и начинала внимательно рассматривать экспонаты в зале. Чтобы посетители думали, будто девушка сильно интересуется телевизором Ольги Форш или историей метеорологической станции.

Если посетители задерживались, Лиза откочёвывала в «избу». И устраивалась на деревянных полатях, лёжа там крестьянкой после сенокоса. Вокруг старинные серпы, мотыги, молотилки. Она слушала, как Костик повествовал чего-то наверху пришедшим. Его слова гудели ветром. Убаюкивая.

Удивительна способность Костика водить по выставке одного экскурсанта, часами рассказывая о своих краеведческих открытиях.

Костик ведь не только экскурсовод, но и научный сотрудник, что, впрочем, не добавляло денежек в его карман.

Вечно тощий и голодный, он забывал о еде, да и поесть-то не всегда бывало.

В районе обеда зашла молодая дама. Достала кошелёк:

– Сколько стоит здесь билет?

Костик ответил:

– У нас билетов нет, есть пожертвования.

И показал картонный домик с прорезью.

– У меня деньги только крупные, – ахнула дама. – Сейчас разменяю в магазине и вернусь.

– Да ладно, проходите так! Я всё вам расскажу! – смутился Костик.

Но дама уже убежала.

А Лиза, сидя на диванчике с лисой, опять сомневалась в своём будущем:

– Вот засада. И всё-таки. Что мне делать с практикой? О чём писать отчёт?

– Выкрутишься, не ты первая, не ты последняя… – сонно рассуждал Костик, редактируя за компьютером письмо испанскому королю. – Напишем тебе отчёт про травы и про лис. Наловим, накопаем, вокруг столько живья растёт и ползает. А что со сном мне делать – вот загадка…

– Ты что, правда считаешь, что сон может быть вещим? – сочувствовала ему Лиза.

– Не знаю. Первый раз со мной такое. Вообще-то я не мнительный.

– А ты раньше знал про Авеля?

– Конечно, знал. Я же уже рассказывал, что он предсказал убийство Павла Первого, взятие Москвы французами в 1812 году. Казнь семьи Николая Второго…

– В восемнадцатом веке? – недоверчиво косилась Лиза.

– Да.

– И ты в это веришь?

– Об этом многие историки пишут.

– Один дурак написал, а другие повторяют! – отмахнулась Лиза. – Никогда не любила историю. Это не наука, а одни даты и названия. Сидишь их, учишь.

– А в ботанике разве латынь учить не надо?

– Так там всё понятно. И красиво. Вот, например, тараксакум официнале – одуванчик лекарственный. Сразу понятно, что он лечит и что это одуванчик. Кость, у тебя газет старых не будет? – Лиза спустила ноги с дивана и одела валенки.

– Зачем тебе?

– Начну собирать гербарий возле музея. Устала я сидеть без дела.

– Газеты-то зачем?

– Закладывать растения в газеты.

– Сейчас я тебе выдам, – закряхтел старый реставратор.

Лукич достал из какого-то угла подшивку журнала «Америка» за 60-е годы. И протянул Лизе.

– Вот. То, что нужно. А ты бы, Костик, девушке голову снами не морочил, а лучше бы в кафе её сводил.

– Лукич, я сам себе в кафе ходить не позволяю. Откуда средства? Может, ты профинансируешь. А я лучше делом займусь…

Лиза театрально вздохнула, сверля взглядом Костикову спину.

– Так что всё-таки с практикой? Капитолина Ивановна велела тебе мной заниматься. Как же походы на природу, в лес? Флора и фауна…

– Какой лес? – очнулся от своих файлов Костик.

Встал, отряхнулся, принёс откуда-то несколько толстых архивных папок и положил их перед Лизой.

– Вот. Дворцовое садоводство. Их было два. Одно между прочим возглавлял академик. Далее – геологическое обнажение на реке Поповке – природный памятник. Рядом база ВИР с уникальной коллекцией семян. Изучай.