Теперь посмотрим, имеются ли общие структурные характеристики, объединяющие все иконические жесты. Тут на помощь приходят исследования специалистов в области биологии и математической теории сложности движений. Как это не раз предлагалось делать, сложность движения можно измерять количеством векторных поворотов при его производстве, то есть количеством смен направлений в геометрии движения, и образом траектории движения.

Иконические иллюстраторы по меньшей мере тремя структурными характеристиками отличаются от еще более высокочастотных аккомпаниаторов – жестов-ударов.

Во-первых, все иконы-иллюстраторы имеют не менее двух векторных компонентов и несколько поворотов, что противопоставляет их более простым в этом отношении жестовым ударам, имеющим обычно один векторный жестовый компонент или, в крайне редком случае, два, производимые с одной и той же силой, но в противоположных направлениях. Во-вторых, в отличие от жестов-ударов, иконы-иллюстраторы имеют довольно широкую амплитуду (Hadar, Butterworth 1997, 151). В-третьих, по причине своей широкой амплитуды они являются единицами, относительно продолжительными в воспроизведении: большинство из них длится, как правило, более чем полсекунды4.

Рассмотрим здесь лишь один пример. Среди русских иконических иллюстраторов есть жест «то ли так, то ли так» (по форме совпадающий с английским «so-so»), передающий колебания в выборе одного из членов альтернативы. Однократный или двукратный поворот кисти руки вправо-влево (либо наоборот, сначала влево, потом вправо) с широкой для кисти амплитудой поворота и не очень быстрый по времени, в особенности если выбор решения затруднителен, иконически передает это мысленное колебание жестикулирующего.

Завершая анализ иконических жестов, рассмотрим важнейшие контекстуальные характеристики икон-иллюстраторов.

Иконические иллюстраторы, по крайней мере русские жесты, возникают обычно по соседству с теми участками устного дискурса, где у адресанта теряется беглость речи. По своему происхождению и по роли в контексте иконические иллюстраторы делятся на два класса. Одни жесты, по-видимому, рождаются в ходе концептуального планирования речи, отражая сам процесс планирования, тогда как другие являются внешней манифестацией иного процесса – процесса порождения речи. То, что иллюстратор, соседствующий с речью, демонстрирует смысловую соотнесенность со своим лексическим спутником, означает не только что какой-то аспект семантики данного высказывания определен до лексического выбора и до порождения жеста, но и что в замысел говорящего уже входило то, каким способом, вербальным или жестовым, будет выражен данный смысл.

Иконические иллюстративные жесты выполняют несколько контекстных функций.

Прежде всего (1) они облегчают порождение речи, и проявляется это в целом ряде внешне наблюдаемых фактов. Так, человек, не желающий употребить в речи некоторое слово или выражение и пытающийся не допустить возникновения в разговоре нежелательной паузы, так сказать, «тянет время». Употребляя вместо какого-то слова жест (это обычно неопределенный по направлению и амплитуде жест руки или пальца руки), он делает общение непрерывным или более гладким.

Далее, (2) с помощью иконических иллюстраторов и жестикуляции один человек может подсказать другому нужное, но сейчас забытое слово («помню, но забыл»).

(3) Наконец, исполняемые иллюстративные жесты, отображающие самые разнообразные элементы и аспекты ситуации, существенно способствуют порождению устного текста. Например, пытаясь вспомнить реплику из некогда имевшего место диалога или желая подобрать точно выражающее мысль слово, жестикулирующий восстанавливает в памяти разнообразные аспекты репрезентируемой ситуации и вспоминает, кто были участники того диалога, как они были одеты, что делали, а также более наглядно представляет внешний контекст диалога, происходившего в прошлом. Он чешет голову, морщит лоб, приоткрывает рот, щелкает пальцами, смотрит в одну точку, например вбок или вверх, как бы прерывая связь с миром, закрывает лицо руками и др.

Согласно существующим представлениям о том, как происходит порождение речи, и моделям порождения, поиск необходимой лексической единицы проходит две стадии.

На первой стадии, исходя из имеющихся к данному моменту концептуальной и смысловой спецификации (конкретизации), ищется абстрактная лексическая единица соответствующего содержания. Этот первый промежуточный этап на пути к окончательному выбору адекватного поверхностного имени лексемы в литературе часто называют «построением семантического лексикона»5, или лемматизацией (lemma retrieval)6.

На второй стадии информация, полученная на первом этапе, используется для поиска адекватной фонологической или графической формы слова (или отдельной лексемы в случае полисемии) в наличествующем фонологическом или графическом фонде языка, то есть предполагается, что форма берется из имеющихся лексиконов7.

В терминах данной модели порождения лексики устного текста семантическая приемлемость жеста может зависеть, таким образом, от смысловой спецификации, которая открывает путь к лексикону или облегчает к нему доступ. И вероятный функциональный кандидат на роль жеста – это тот невербальный знак, который может демонстрацией отдельных смысловых комплексов облегчить лексический поиск.

Иконические иллюстративные жесты, как было показано в целом ряде экспериментов и как отмечается в работе (Hadar, Butterworth 1997, 159–161), связывают речь на обеих стадиях обработки – и на, так сказать, постсемантической, и на предречевой. Тесная связь жестов с ситуацией затрудненности или дефицита речи дает основания полагать, что они активно участвуют в процессе облегчения порождения речи и отражают некоторые особенности этого процесса (см. (Подлесская, Кибрик 2003; 2007)).

Первое фундаментальное допущение, которое здесь неявным образом принимается, таково: в процессе производства устной речи концептуальная обработка информации активизирует визуальные, жестовые, тактильные и другие невербальные каналы передачи информации и соответствующие образы. Делается это, предположительно, автоматически и, предположительно, в той мере, в которой признаки, участвующие в такой обработке, помогают вызвать мысленный образ объекта.

Некоторое подтверждение сформулированной гипотезы можно найти в реально наблюдаемых фактах, показывающих, что иконические жесты и мимика являются самыми ранними формами жестовой коммуникации – как в онтогенезе (см. информацию на этот счет, в частности, в книгах (McNeil 1992; Крейдлин 2002)), так и в филогенезе (Kimura 1979, 197–220). Например, с жестами и мимикой мы можем встретиться еще до словесных выражений, подобно тому, как мы наблюдаем движения глаз или губ до чтения вслух или во время чтения. Такие телесные движения не являются результатом всецело интенсионального процесса, но после того, как они начались, их волевым усилием можно прекратить.

Второе столь же важное допущение состоит в том, что визуальный, тактильный или иной сенсорный образ являются посредниками между концептуальной обработкой информации и порождением иконических жестов. Предполагается, например, что возникающий визуальный образ предмета, человека, ситуации и т. п. облегчает поиск и нахождение слова при синтезе устного текста. Это происходит благодаря трем разным операциям: (а) фокусированию внимания на каком-то аспекте или фрагменте при концептуальной обработке, (б) постоянному наблюдению за ключевыми признаками во время смыслового отбора и (в) отслеживанию того, как проходит непосредственная активизация форм слов в фонологическом лексиконе. Неудачи при поиске слова дают возможность выявить черты образа или мысленного представления и определить, каковы жесты, связанные с этими чертами.