Нет, ну кто тянул его за язык с этими дурацкими клятвами! И откуда он мог знать, что земля, устав держать на себе подобное ничтожество, внемлет его клятве и разверзнется. Хотя земля-то, как раз осталась цела, а вот Максим неизвестным ему образом после временного помутнения сознания оказался в неведомой ему внушительной, но скудно обставленной зале какого-то богатого дома. Из обстановки в ней были два подсвечника на длинных ножках, странный узкий шестиугольный столик с кучей восточной посуды и кальяном и еще ворохом подушек вокруг столика. Посуда, как отметил опытный взгляд Максима, была преимущественно золотой и серебряной.
Окон в понимании Максима в комнате не оказалось вовсе, и по зале гулял приятный свежий ветерок, врывающийся в странные узкие и высокие проемы в стене, скругленные сверху и занавешенные лишь тонкой тканью. Больше ничего интересного в комнате не было, если не считать трех мужчин, с удивлением взиравших на незваного гостя.
Первым оказался в меру упитанный мужчина, лысый, но с пышными усами и в дорогом халате; второй – любитель оттенков черного, которого Максим тут же за глаза окрестил готом, с широким скуластым лицом и пронзительным взглядом; третий оказался и вовсе странным – в шальварах и дурацкой распашонке, он стоял навытяжку с высоким узкогорлым чайником в руках и жил лишь одними глазами, поглядывая ими на Максима и почему-то боясь даже пошевелиться.
Пауза затягивалась.
Максим, потерявший дар речи от странности происходящего, тупо разглядывал хозяев этой странной залы; хозяева – его, с нескрываемым интересом и неподдельным удивлением.
– Кто ты, о нахальный юноша, пробравшийся в мои покои, – наконец спросил обладатель шикарных усов, чуть приподнявшись с подушек.
– Кто я? – Максим удивился вопросу, отметив запоздало, что почему-то понимает странную речь, не имеющую никакого отношения к привычному с детства русскому. – Это кто вы такие, и где я вообще?
– Ты пробрался в мои покои, – подвигал усами мужчина в халате, – и еще смеешь задавать глупейшие вопросы? Отвечай: что тебе здесь нужно?!
– Никуда я не пробирался, – с вызовом бросил ему Максим. – Пол треснул, я провалился и… оказался здесь. А вот где «здесь»? – Максим вновь оглядел просторную залу, наполненную странными неведомыми ароматами, каких в городе ему ни разу ощущать не доводилось.
– Ты нагл и хитер, юноша, – укоризненно покачал головой тот, что в халате. – Знай же: меня зовут Мансур, и я Главный сборщик налогов нашего достославного эмира Мухаммеда Аль Кашти! Это его дворец! А вот это, – мужчина обвел залу широким жестом, – мои личные покои!
– Какой еще эмир? – возмутился Максим, складывая руки на груди. – Дворец, сборщик налогов! Вы что, издеваетесь надо мной?
Брови Мансура от подобной наглости поползли на лоб. Он переглянулся с «черным».
– Ладно, пошутили – и будет! – не дождавшись ответа, продолжал Максим. – Мне домой надо. Скажите, как отсюда на Киевскую попасть?
– Киевская? – еще больше удивился Мансур. – Что это – Киевская?
– Да кончайте уже, в самом деле! – фыркнул Максим, но вдруг осознал всем своим существом, что люди, сидящие напротив него, вовсе не шутят. И родная Киевская им также неведома, как и сам Максим со всеми своими мелкими проблемами.
– Я, кажется, понял, – прогудел сквозь повязку Черный Кади, – этот молодой человек – вор, пытающийся неумело выкрутиться.
– Ах, вон оно что! – почему-то обрадовался Мансур. – Стража!
От зычного рыка хозяина роскошных апартаментов Максим даже чуть присел.
Узкие двери в правой стене залы распахнулись, и в них ввалились двое стражников, каких Максиму доводилось видеть разве что в кино про Восток: шаровары, кованные кольчуги, островерхие шлемы, кривые сабли в руках и круглые щиты. А рожи!.. Какие зверские у них рожи! Это вам не доблестная охрана современных российских тюрем – те разве что напинать по ребрам могут. В крайнем случае. Эти же, судя по горящим неуемной жаждой крови глазам, не задумываясь, изрубят в один миг на отбивные.
Максим начал медленно отступать к окну. Стражники, сориентировавшись и поводя саблями из стороны в сторону, пошли на него.
– Эй, ребята, вы чего? – Максим в примиряющем жесте выставил перед собой ладони. – Давайте все решим спокойно. Вы слышите?
Стражники, однако, судя по их лицам, не питали склонности к пустым разговорам, продолжая медленно наступать.
– Я не вор! Я здесь вообще случайно! Да что же это такое?! – продолжал неумело оправдываться Максим, и вдруг почувствовал, что отступать больше некуда. Его спина уперлась в стену меж двух окон. – Ну ладно, чего вы? Я же совсем ничего не сделал! – захныкал он, затравленно озираясь в поисках пути к спасению и не находя его.
– Чего вы медлите? – недовольно прикрикнул на стражников Мансур, которому уже порядком надоело ждать. – Зарубите и выкиньте его отсюда!
– А может, просто выкинете, а? – наивно спросил Максим.
– Вот еще! – фыркнул Мансур в пиалу.
Стражники, не сговариваясь, замахнулись саблями, тускло блеснувшими в свете восходящей луны. Максим, вскрикнув, распластался на полу и прикрыл голову руками, будто это могло его спасти. Сабли с противным скрежетом прошлись по стене у него над головой, выбив из камня снопы искр.
– Вы мне попортите стену, ослы! – недовольно вскричал Мансур. Стражники тут же застыли в нерешительности. – Да чего вы ждете, остолопы? – Мансур запустил в них пиалой. Та разбилась о щит ближайшего из стражников и разлетелась тонкими осколками фарфора. – Он уходит! Чего вы стоите!
Максим, опомнившись, ужом прошмыгнул меж ног охранников, вскочил на ноги и заметался по зале, насилу увертываясь от ударов острых сабель, преследующих его двух здоровенных стражников.
– Держи его! Руби! – неистовствовал Мансур, швыряясь подушками и посудой. – Да вот он! Куда вы, смотрите, ишаки? Сзади! Теперь там! Да быстрей же! О, Аллах, да что же вы за идиоты такие?..
Максим, в третий раз пробегая возле дастархана, поскользнулся на остатках рассыпанного по полу плова и растянулся на распотрошенных подушках.
– Ай! – испуганно вскрикнул Мансур, вжимаясь в стену, а Черный Кади наконец проявил интерес к происходящему и потянул свою саблю из богато инкрустированных ножен.
И тут Максим почувствовал в руке удобную рукоятку. Оказалось, что по чистой случайности его рука нащупала острый длинный кинжал, оброненный кем-то. Максим зарычал и, оскальзываясь, вскочил с пола.
– А-а-а! Всех порешу, гады! – завопил он, поудобнее перехватывая кинжал и вставая в боевую стойку. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена. – Не подходи! А-а-а!
Ему в голову ударила горячая волна, и, продолжая кричать, Максим принялся полосовать себя туповатым лезвием, больше пригодным для разрезания яблока или дыни, по руке. Из небольших порезов показалась кровь.
– Убью! Не подходи!..
От нелепости происходящего сердце дрогнуло не только у попятившихся стражников, но и у навидавшегося всякой жестокости Черного Кади. Убить – это одно, но чтобы так кто-то истязал себя самого!..
– Этот человек одержим шайтаном! – изрядно побледнев, Черный Кади подвинулся в сторонку, уже не помышляя о нападении, а лишь пытаясь отгородиться длинным лезвием сабли от ненормального. – Мне кажется, его лучше отпустить.
– Да-да, пусть идет! – поспешно согласился с ним Мансур. – Отпустите его! – крикнул он стражникам. – Иди с миром, добрый человек, мы ошиблись!
– Ну уж дудки! – яростно шмыгнув носом, повернулся к нему Максим. – Теперь все, хана вам!
– Ой, ей, не надо хана! Возьми деньги, – крикнул ему окончательно перетрусивший Мансур, выхватывая из-под подушки кошель и бросая его под ноги вышедшего из себя Максима. – Все, все возьми! Вот, тут деньги, много денег!
– Деньги?! – оскорблено взревел Максим. – Ах ты, жлоб! Сначала напустил на меня своих головорезов, а теперь хрусты суешь? – продолжал наступать на него Максим. – Ненавижу, падла! Всех вас ненавижу! А-а-а! – Максим опять принялся неистово полосовать себя кинжалом по руке. – Да что ж он тупой-то такой!