Я поперхнулся пирожком и посмотрел на часы.
— Скоро, сестра моя, скоро ты прикоснешься, то есть тебя коснется, в общем…
В общем фраза повисла в воздухе. Положение спасла старушка в парике. Раздав пирожки, она села на пол и с кряхтением стала складывать ноги лотосом. Лотос — не лотос, но крендель у нее получился. Она зажмурила глаза и произнесла нараспев:
Скоро, скоро час пробьет,
Ожидание не вечно,
Луч с небес в меня войдет,
Примет дар и вверх уйдет.
Дама — та, что из парочки, — попыталась подхватить вторым голосом, но сбилась на третьей строчке. Сразу видно, они не репетировали. Когда старушка умолкла, дама сказала, что раз скоро, то значит пора переодеваться. Все с ней согласились и полезли в рюкзаки. Они сняли комбинезоны и напялили белые балахоны. Первый Наблюдатель не прислал им выкройки — балахоны были самые разные: длинные, короткие, с широкими рукавами и вовсе без рукавов. Молодой мужчина, прибывший последним, надел медицинский халат. Халат застегивался сзади; руки у мужчины не дотягивались до пуговиц, и ему помогли застегнуться.
Девица с макияжем ушла переодеваться в загрузочный тоннель. Она вернулась в коротком халатике на голое тело, разрез на бедре открывал татуировку с фривольным сюжетом. Старушка неодобрительно покачала головой. Мужчина из парочки причмокнул губами и его просветление достигло, похоже, апогея. У его дамы просветления убавилось. Дабы отвлечь внимание от девицы, она спросила, кто какой несет дар.
— У меня четверо детей, семеро внуков и три правнука, — сказала старушка, — никто не знает о людях столько, сколько я. А вы?
— Я, — сказала дама, — изучаю древнюю историю. Я расскажу Ему о том, кто мы и откуда мы. О том, как много мы страдали, в каких мучения продвигались к истине, и Он нас пожалеет.
— А я, — подхватил ее спутник, — в некотором смысле философ. Я передам ему наше представление о мире, и пусть Он сам выберет, какое место Ему занять — место Бога или место Дьявола.
Видимо, по его мнению, оба места были вакантны.
— И, надеюсь, Он нас пожалеет, — добавил он, взглянув на древнюю историчку.
Инженер пообещал объяснить Ему устройство Канала и Терминалов, что в моем представлении тянуло на пожизненное. Мужчина в медицинском халате пообещал что-то медицинское. Однако он тоже выразил надежду, что Он нас пожалеет.
— С вами, милочка, все ясно, — прервала старушка девицу, когда та, стыдливо придерживая полы халатика, залепетала о любви земной и неземной.
Поделившись сокровенным, галеафы уставились на меня. Сияние их искренних лиц так меня ослепило, что я брякнул:
— Я помогу Ему освоить дедуктивный метод.
— Простите, метод чего? — живо заинтересовался в некотором смысле философ.
— Навигации.
— О, это действительно очень важно! — в очередной раз выручила меня старушка.
Теперь у меня есть союзник, подумал я и принялся расхваливать ее пирожки.
После пирожков всем захотелось пить. Принесенная с собой вода быстро закончилась. Галеафы забеспокоились, есть ли на Терминале вода. И есть ли на Терминале удобства. Я с сожалением вспомнил об УНИКУМе, оставленном на Терминале Хармаса. Инженер-канальщик, как самый опытный, сходил на разведку. Вернулся с мокрыми руками и с не плотно застегнутым клапаном. Мог бы и не говорить, что нашел и то и другое.
— Что ж вы там сидите? — продолжала беспокоиться обо мне старушка-галеафша. — Идите, садитесь со всеми.
Но я не собирался покидать обрывок резиновой ленты у входа в разгрузочный тоннель. Я готовился услышать, как откроются ворота, и на Терминал прибудет мой соперник по части руководства операцией — Жорж Кастен.
— Он ждет Первого Наблюдателя, — пояснил старушке философ-дуалист.
И тут меня осенило. Потребовав внимания, я со скорбью в голосе объявил, что Первый Наблюдатель умер.
Галеафы онемели от такого удара. Женщины всхлипнули. У девицы потекла тушь. Мужчины сжали кулаки и спросили, как это произошло.
— Вот как, — сказал я и продемонстрировал видеозапись умирающего галеафа, которую Шеф выпросил-таки у Зейдлица. К счастью, на записи не была проставлена дата.
— Как же мы без него? — со слезами на глазах спросила старушка.
— Мы обязаны выполнить его последнюю волю, — изрек я. — Но сначала нам необходимо покончить со шпионом. Это он выстрелом из бластера смертельно ранил Первого Наблюдателя.
Галеафы загалдели, требуя подробностей. Я показал им снимок «Ижевска» и заголовок «Убийство фокусника» в «Фаонских ведомостях».
— Первый Наблюдатель был фокусником, — пояснил я. — Шпион и убийца прибудет на Терминал с минуту на минуту. Надо устроить ему встречу. Он, без сомнения, будет вооружен, поэтому хватать его станем не сразу, а по моей команде.
— Не беда, что вооружен, — воинственно произнес инженер, — мы тоже вооружены, — с этими словами он извлек из рюкзака спортивный мелкокалиберный бластер.
— Кровопролития не будет, — отрезал я и отнял у него оружие. — Вы встретите его как Первого Наблюдателя, — инструктировал я мужчин. — А я нападу сзади, вот отсюда… — Я указал на темный угол за полуколонной, расположенной слева от входа в разгрузочный тоннель.
Они ответили, что диспозиция им ясна. Медик спросил, как мы поступим со шпионом.
— Насилие в пределах необходимой самообороны, — сказал я. — Самосуда я не потерплю. Заткнуть ему рот и связать.
Да, думал я, главное — вовремя заткнуть Кастену рот.
Хлопок разгрузочных ворот не застал нас врасплох. Все уже заняли свои места: я — за полуколонной, мои подопечные — по обе стороны от входа в тоннель. Кастен шел быстро и уверенно; за несколько шагов до выхода он крикнул:
— Эй, здесь есть кто-нибудь?
— Есть!!! — завопили галеафы мужского пола.
— Сюрприз! — весело закричали дамы и запрыгали, хлопая в ладоши.
— Где Харриган? — спрашивал Кастен, отбиваясь от дам. Тем временем мужчины заходили сзади.
Не дожидаясь, когда грянет «HB-day», я выскочил из засады — немного раньше, чем планировалось. Мы с Кастеном оказались лицом к лицу.
За полтора года скитаний блондинистые кудри поредели, и его голова стала напоминать полуобдутый одуванчик. Лицо приобрело бледно-восковой оттенок. В глазах, остававшихся как прежде — голубыми, мелькнуло удивление, рука потянулась к молнии на куртке. Я заметил багровый шрам между костяшками. Добраться до бластера он не успел: философ и инженер повисли у него на руках. Я сбил ему дыхание и полез за пластырем. У двух галеафов еле хватало сил держать вырывавшегося Кастена. Медик много суетился, но больше мешал. Пришлось отставить пластырь и первым делом нацепить Кастену наручники. Он успел восстановить дыхание и заорал:
— Безумцы, что вы делаете! Я свой, я брат ваш, я Наблюдатель. Это я устроил транспортировку! Позовите сейчас же Харригана!
Я ничего не мог с этим поделать: Кастен лежал на полу, на нем лежали инженер, философ и старушка, у которой съехал парик. Я не мог даже пнуть его, не попав в кого-нибудь из своих. От пластыря он уворачивался.
— Это он! — закричал Кастен, когда я попал в его поле зрения. — Он ваш враг! Вы видели его у Рассвела…
Это было уже слишком. Я никогда не бил лежачих рукояткой бластера, но тут пришлось. К счастью, никто не понял, о ком он кричал. Отдуваясь, галеафы слезли с его спины.
— Вы убили его! — возмутился медик.
Сексапильная девица взвизгнула. Старушка поправила парик.
— Чушь, он без сознания, — возразил инженер. — И куда его?
— Куда-нибудь подальше, — сказал я. — Он больше не опасен.
Кастена оттащили в ту дверь, сидя за которой я пересчитывал галеафов. Я залепил ему рот, связал ноги проволокой, забрал оружие и документы.
— Нам больше ничего не грозит? — трусливо спросил медик.
— Ничего. Сидим и ждем. Вам так было сказано? — я обратился к подруге философа. Та с жаром закивала.