"Ты была одна", – насупился мальчик, и Хельга поняла, что он ей не верит.
"Я вышла из дома, чтобы встретить папу, но тут увидела застрявшего в сетке котенка, – как можно убедительнее начала девочка, – я ему помогла выбраться из сетки, а он забежал к вам в сад. Вы мне его отдадите?" – жалобно закончила она.
Мальчик в недоумении уставился на Хельгу.
"Молоко возьми… – вместо ответа, пробурчал он, – …пока не остыло".
"А еще ваш дом со мной разговаривал! – выпалила вдруг Хельга. – Он сказал: "У реки от бедного козла", но я не успела, спросить, где эта река с козлом – я уснула".
"Всё – враки! – разозлился мальчик. – Дом не может разговаривать, он не живой! И про кота ты придумала, чтобы забраться в наш сад и увидеть привидение!"
Горькая незаслуженная обида защекотала нос девочки.
"Ты-ты-ты…" – ее губы задрожали, из глаз брызнули слезы.
Она со злостью толкнула обидчика. Выплеснувшееся молоко обожгло мальчишке руку.
"А-а-а!" – завопил он, роняя кружку.
На детский крик из кухни вышла женщина, на ходу вытирая о фартук испачканные мукой руки. В ее темных волосах, собранных в простой пучок, сверкал желтый камень.
"Эдвард, в чем дело? – спросила она строгим голосом. – Почему девочка плачет?"
Позабыв про слезы, Хельга уставилась на женщину: она и вправду была похожа на ведьму.
"Меня зовут Хельга! Я заблудилась", – произнесла девочка, припомнив, что в гостях, пусть даже у ведьмы! надо всегда быть вежливой.
Не обращая внимания на хнычущего мальчика и разлитое по ковру молоко, женщина подошла к дивану. Подняв с пола плед, присела рядом с девочкой.
"А я – Берта, твоя соседка через два дома, а криворукий мальчик… – женщина улыбнулась, – мой сын, Эдвард. Ему десять лет и он очень любит яблочный пирог с молоком. А ты любишь яблочный пирог?"
"Я с удовольствием съела бы кусочек, но мне надо встретить папу. Я, пожалуй, пойду домой", – прошептала Хельга.
"Как хочешь", – качнула головой женщина, и словно вторя ей, в волосах ярко сверкнул желтый камень.
Хельга на миг зажмурилась, потом быстро спрыгнула с дивана, расправила мятую юбку и пошла к двери, но на полпути остановилась, обернулась.
"В вашем саду правда живет привидение?" – спросила робко.
"Нет, конечно! – улыбнулась Берта, вставая следом за девочкой. Она подошла к сыну, потрепала его по кудрям. – Эдвард, ты опять пугаешь гостей?"
"Потому что она глупая!" – выпалил мальчишка, отводя взгляд.
Переливчатая трель дверного звонка раздалась очень вовремя.
"А вот и твой папа, Хельга! – женщина подошла к двери, щелкнула замком. – Входите, пожалуйста!"
Папа порывисто шагнул в комнату, подхватил дочь на руки.
"Малыш! Если ты еще раз уйдешь из дома без разрешения, всех твоих Барби заберет Тутта. Ты поняла? И скажи спасибо тёте… э-э-э…" – он повернулся к женщине и замер с открытым ртом.
В комнате вдруг стало очень тихо. Хельга замерла, обхватив отца за крепкую шею. Мальчик, насупившись, обиженно разглядывал покрасневший от молочного ожога палец.
"Берта! – произнесла женщина, не отводя бархатистых глаз от папы. – Меня зовут Роберта Маккиш! А вы, должно быть, папа девочки?"
Но отец молчал, восхищенно взирая на женщину.
На кухни тренькнул колокольчик, это сработало реле таймера на плите – пирог был готов. Пауза затягивалась.
"Что ж, прошу простить…" – лукаво подмигнув девочке, Берта вышла из комнаты.
"А я – Эдвард, мамин сын! – вдруг дернул отца за рукав свитера мальчик. – Это я укрыл Хельгу пледом".
"Спасибо, дружище! – наконец-то очнулся мужчина, протягивая мальчику руку. – А я – Карл, папа этой чудесной малышки. Ты заходи к нам в гости, наш дом двадцатый, за красным забором, не потеряешься".
Из кухни вернулась Берта. Вложив в руки девочки теплый ароматный сверток, сказала:
"До свидания, Хельга! До свидания, Хельгин папа! Приятного вечера!"
"Э-э-э…простите, – покраснел вдруг отец, – меня зовут Карл Краниц, мы живем через дорогу, почти соседи, но не совсем… и я хотел бы вас попросить… э-э-э… вернее предложить… э-э-э… впрочем, наверное, в другой раз… – неуверенно промямлил напоследок, отступая к двери, – спасибо за пирог и за дочь. Пока, Эдвард! И вам приятного вечера, Берта!" – он торопливо пожал мальчику обожженную молоком руку и вышел на улицу.
Яблочный пирог, заботливо упакованный Бертой в картонную коробку, Хельга держала на коленках до самого дома. Прильнув к папиному плечу, она чувствовала, как он осторожно целует ее в макушку, и была счастлива.
Глава 4. Хельга Маккиш собирается на работу
На часах семь вечера. Надо было собираться на работу. Хельга никогда в жизни не работала. Ей, дочери владельца мебельной фабрики, это было ни к чему. Отец полностью оплачивал ее обучение в Бигровене – сначала в колледже, потом в Университете. Окончив учебу, Хельга вернулась в Ровенбрик, но на работу выйти не успела – она вышла замуж… за мальчика в синем спортивном костюмчике, за красавца Эдварда. Узнал ли он ее в той заплаканной девочке с растрепавшейся косичкой, которая пятнадцать лет назад обожгла его молоком, – Эдвард никогда ей не говорил, она и не спрашивала. Через два года родился Андрон, а через пять лет пришла беда.
Хельга в задумчивости накручивала светлый локон на указательный палец. Эдварда уволили с работы. Болезнь начала прогрессировать и окружающим стали замечать неадекватное поведение мужа. Их мальчику тогда исполнилось семь лет.
Поддержки от отца ждать не приходилось. Пристроив дочь в хорошие руки, и продав фабрику, он уехал в Бигровен, удачно женившись на заядлой коллекционерше раритетной мебели. Вырученные от продажи фабрики деньги пошли на погашение взятого кредита.
Хельга замерла на мгновенье, прислушиваясь к звукам в Старом доме. С первого этажа доносились тихие звуки грустного блюза. Это комната Берты, ее свекрови и бабушки Андрона. С годами Роберта стала немного эксцентричной, однако по-прежнему оставалась безупречно красивой, как в молодости.
Скорей всего, свекровь только что вернулась из массажного салона и, закрывшись в комнате, разглядывала свое совершенное тело в большом зеркале. Хельга знала эту ее причуду, потому что пару раз заглядывала к ней в комнату без стука и тут же в смущении удирала.
А сынок, наверняка, опять на чердаке. Интересно, Марк с ним? Хельга приветствовала увлечение сына астрономией и не возражала, когда соседский парнишка засиживался у них в гостях до позднего вечера.
Надев голубое кашемировое пальто, женщина вышла из дома. Закрыла за собой тяжелую резную дверь. Шурша опавшей листвой, медленно подошла к калитке. Оглянулась. Добротный, двухэтажный, из массивных сосновых бревен, дом снаружи выглядел крепышом, а вот планы на ремонт внутренних помещений рухнули с внезапной болезнью мужа.
– Боже мой! – Хельга невольно покачала головой.
Тяжело было вспоминать внезапные приступы ярости Эдварда, его безудержное стремление доказать всем, что он здоров, что он может работать, что его увольнение лишь вынужденная мера! Он вбивал мелом в грифельную доску непонятные формулы и цифры, пытаясь объяснить семилетнему сыну, как рассчитать индекс Доу-Джонса, совместив транспортный индекс с промышленным… Боже мой!
Женщина бросила взгляд на веранду. Скрипучее кресло-качалка, укрытое клетчатым пледом, тем самым, колючим. Старая газета со снимком нынешнего губернатора на первом полосе. Его срок заканчивался в конце года, и постепенно набирала обороты новая предвыборная гонка. Желтый березовый лист мягко спланировал на бумажную улыбку главы города.
Она подняла голову выше, на окна мансарды. Сквозь неплотно задернутый тюль отчетливо виден курносый нос любопытного сына. Хельга помахала ему рукой. Отворив калитку, вышла на улицу. Из переполненного почтового ящика торчали глянцевые листовки с лучезарными лицами кандидатов в губернаторы.