К концу июля он окончил сборку, и можно было приступать к наладке. И тут случилось самое неприятное. Технические решения, которые удались на макете, не пошли в серии. Каждый пятый прибор работал не так, как надо. Сначала появилось искушение спихнуть партию с недоделками. Но тут же строгий внутренний страж напомнил, что "Целитель" возможно, его последнее серьезное дело. Не доведя его до конца, он фактически распишется в том, что жизнь не удалась.
Несколько дней Денис работал, как одержимый. Но если в молодости такие рывки приводили к результату, то теперь он, как старенький "Запорожец" к которому приделали гоночный двигатель, чувствовал, что вот-вот развалится на части. Не шла на пользу и навалившаяся на Москву жара. В один из таких душных вечеров, когда солнце уже скрылось за домами, но нагретый асфальт продолжал пытку, Денис, возвращаясь с работы, почувствовал, что у него отнимаются ноги. Усилием воли он заставил себя дойти до автобуса, и был очень рад, когда молодой человек восточной наружности уступил ему место. Добравшись домой, почувствовал себя лучше, но он уже знал, что это был первый звонок и лучше не дожидаться второго.
Проснувшись около пяти утра, Денис полчаса пролежал в постели. Старясь не разбудить жену, встал, выпил кофе и вышел на улицу. В парке пока еще было прохладно. Наслаждаясь этой короткой передышкой, Денис медленно брел по дорожке. Думал о том, что идти своими ногами, чувствовать запах скошенной травы, видеть над головой ветки деревьев и небо, это уже великое счастья. И не надо искать ни смысла, ни оправдания своей жизни, тем боле изнурять себя ради этого каторжным трудом. Вернувшись к входу в парк, Денис присел лавочку, где почти год назад держал в руках импортный аналог "Целителя". Вспоминая странную встречу, думал о том, что возможно некая враждебная сила решила тогда ввести его в искушение. Убегая из одной неволи, он попал в плен куда более тяжкий. Теперь из этой невольничьей ямы надо было как-то выбираться. И в душе вдруг снова проснулось желание бороться за свободу.
В институт Денис пришел самым первым. Распахнув все окна, включил вентилятор, и сел за работу. Неожиданно дело пошло куда быстрее. Теперь он никуда не торопился, но и не совершал ошибок. Уже к полудню наметились в общих чертах пути решения проблемы, но Денис не поддался искушению. Когда после очередной деловой встречи в лабораторию пожаловал шеф, он положил ему на стол заявление об отпуске.
- Что охренел! О сроках не помнишь! - прорычал Голованов. Подобравшись, он стал похож на изготовившегося к броску барса. Но Дениса сейчас было сложно испугать.
- Смотри, а то я сейчас по собственному желанию напишу. Будешь сам вместе с Перченковым все это дерьмо разгребать!
Скривившись, Леня поставил размашистую подпись. Но по глазам было видно, что этот бунт подчиненному просто так не пройдет.
В тот же день Денис вместе с семьей уехал на дачу. Последующие несколько недель стали для него курсом реабилитации. Словно возвращаясь в мир после тяжелой болезни, он ходил по окрестным полям и лесным тропинкам. Речка радостно принимала его в свои прохладные объятья. На рассвете за окном, как и в далеком детстве, щебетали и прыгали по веткам птицы. Он рано вставал, и, пока еще не начинало палить солнце, пару часов возился на грядках. Вечерами плотничал: - благоустраивал крыльцо, мастерил скамейки и дополнительные полки в сарае. О возвращении на работу старался не думать, словно уже заранее закрыл эту черную страницу своей жизни.
До конца отпуска оставалась неделя, когда он во сне увидел реку своего детства. Все также неторопливо она катила свои темные воды мимо поросшего лопухами пляжа. Мелкие волны набегали на уходящую далеко от берега песчаную косу. Ветерок шевелил ивовые джунгли по берегам залива. Раскрыв объятия, Денис шагнул в мир своей детской свободы, и, казалось, грудь разорвется от радостного крика " Я вернулся!".
Радостное чувство не покинуло и после пробуждения. Казалось, что к нему снова вернулась молодость, и если очень захотеть, можно свернуть горы. За окнами еще только плыл рассвет. Его розовые блики скользили по верхушкам забора, ложились на лужайку скошенной травы перед крыльцом. Жена и дочь досматривали последние сны в соседней комнате. А он, подчиняясь внезапному порыву, достал тетрадь, и начал чертить электрические схемы.
Через неделю после возвращения из отпуска Денис закончил доработку, и "Целитель", наконец, стал надежным, как автомат Калашникова. Правда, пока полностью готовы были только пять образцов. Остальные ждали приложения рук и паяльника. Но это уже мало волновало создателя. Он выполнил свою миссию. Остальное, включая экономический эффект, его теперь мало волновало. Вечером, придя в парк, Денис сел на ту самую роковую для него лавочку, и позвонил директору с прежней работы. Без длинных предисловий заявил, что хотел бы вернуться. После недолгой паузы, последовало согласие:
- В конце сентября, могу вас взять. А заявление хоть завтра подпишу.
Сначала Денис был огорчен тем, что еще месяц придется терпеть Голованова, но потом вдруг понял, что это судьба дает ему шанс собственноручно довести до конца первую партию.
В последних числах сентября Денис вместе Зоей Павловной упаковали последний десяток приборов. В тот же день он положил на стол Голованова заявление и поехал гулять по центру. В таких случаях российскому человеку полагалось бы напиться, но сейчас ему было хорошо и без алкоголя. Над Москвой проливали оставшееся от лета тепло золотые сентябрьские деньки. В районе Бульварного кольца извечная московская толпа распадалось на мелкие ручейки. Загребая ногами листья, Денис медленно побрел по Тверскому мимо лавочек оккупированных компаниями молодежи, памятника Есенину, зданий театров, праздно гуляющей московской публики. Взгляд, словно губка, впитывал в себя лица, краски, эмоции. Память опять извлекала из своих кладовых речку детва, балтийский закат, молодое счастливое лицо супруги, былые порывы творческого вдохновения. Все это сплеталось с сегодняшним днем в неразрывную цепочку.
Дойдя до конца бульвара, он, полюбовался на купола церкви, где венчался Пушкин, и свернул на Никитскую в сторону центра. На город уже опускался вечер. Закатные лучи, отражаясь от стен старинных особняков, проходили сквозь его телесную оболочку, ставшую легкой и прозрачной. Казалось, он сливается с этим светом, растворяется в древней ауре города. Хотелось, чтобы эта прогулка никогда не кончалась, а в ушах молотом стучало: "Я свободен!"